- Я тоже был поражен, - кивнул Иван.
- А чтобы немножко сэкономить, если тебя это волнует, - продолжила она мечтательным голосом, - можно устроить две свадьбы сразу - мне почему-то кажется, что Иван со Светой сейчас говорят о том же самом... И вообще не понимаю, отчего ты так мрачен.
- Пожениться - само собой, - Иван поцеловал ее в щеку, - это и мое заветное желание. Только боюсь, что на прием в "Савое" у нас денег не будет, моя дорогая. Подумай хорошенько. Хочешь ли ты замуж за нищего, все достояние которого заключается в его честном имени? Ведь ты полюбила другого - богатого, преуспевающего, почти всемогущего...
Вместо ответа Таня обхватила его могучие плечи и прижалась к Ивану так крепко, что он невольно затрепетал. О да, Иван не был столь невинен, как его невеста, но и для него эта ночь стала истинным открытием. Впервые в жизни он понял счастье единения с любимым существом, впервые испытал не простое сладострастие, но ту полную гармонию чувств, какую можно испытать лишь с той, что дороже всех в мире, дороже даже самой жизни.
- Какой же ты все-таки зануда, Иван, - она прижалась к нему всем своим обнаженным телом, с радостью чувствуя свою неодолимую власть над любимым, - неужели ты не радуешься тому, что между нами навсегда исчез этот страшный барьер? Да живи мы хоть в медвежьей берлоге, мне гораздо важнее знать, что ты никогда, никогда не упрекнешь меня в корысти. Помнишь древнюю поговорку? С милым рай и в шалаше.
- Если под шалашом ты имеешь в виду эту запущенную дачу, то даже с ней, может быть, придется расстаться, - задумчиво произнес Иван, не принимая ее шутливого тона. - Не будет у нас с тобой утренних соловьев, не будет одичавших яблонь, роняющих первые плоды в росистую траву, не будет сверчков. Обменяем дом на скромную квартирку в городе и начнем все сначала. Но если б ты знала, как это будет нелегко! После вчерашнего у меня, право слово, опустились руки.
- Ты начинаешь меня сердить, Безуглов. Разве нет у тебя верных друзей? Разве нет безукоризненной репутации? Разве я не принадлежу тебе душой и телом? Дачу ты, конечно, продай, деньги вложи в дело, а поселиться мы сможем на первых порах у меня, я уверена, что Света не станет возражать... тем более, что она, скорее всего, переедет к мужу. Тебя хоть завтра возьмут президентом в какую-нибудь приличную фирму. Конечно, ты не будешь ее владельцем. Но зато будешь получать отличную зарплату и ничем не рисковать...
- Никогда, - он решительно покачал головой, - никогда Иван Безуглов не станет работать по найму. Неужели ты не понимаешь, как я люблю риск? Мне нужна полная свобода действий. В обмен на это я готов принять на себя ответственность, которой хватило бы на десятерых.
- Не зарекайся, - возразила Таня, и в ее прелестных глазах ему на мгновение почудилась легкая хитринка. - А вдруг тебе так приглянется владелец фирмы, что самому захочется пойти к нему в услужение. Вдруг тебе предоставят полную свободу?
- Перестань, - он недовольно махнул рукой. - Баратынский передал мне через Тютчева, что сегодня в три часа я должен подписать официальные бумаги о ликвидации компании... если, конечно, не произойдет чуда. Я хотел сделать это завтра, но Евгений почему-то настаивал.
Таня умолкла, задумавшись. В неуютной комнате, где прошла их первая ночь любви, стоял запах сырости, какой бывает в нетопленых деревенских домах, особенно к утру. . Узкая койка, некрашеные, облезлые стены в пятнах старых обоев. Давно нужно было встать позавтракать, но ни Таня, ни Иван, не могли заставить себя разжать объятий.
- Разве то, что было сегодня между нами, - не чудо? - тихо спросила она.
- О да, - Просияв на мгновение, Иван снова помрачнел, и сощурился, глядя куда-то в пустоту. - Увы, мне пригодилось бы чудо другого сорта. Отдавать этим подлым негодяям налаженное дело, стоившее таких трудов! Ты поедешь со мной в офис?
- Конечно, - Таня почему-то улыбнулась. - А вдруг у меня отыщется способ воздействовать на этого мерзавца Зеленова?
Они вздрогнули. Среди утренней тишины раздался нарастающий рокот мощного автомобиля, который Иван узнал бы даже во сне, а затем - мягкий шелест колес по гравию немощеной дороги. Он торопливо вскочил и подбежал к окну. За дощатым забором дачи уже испускал мелодичные басовитые гудки черный "Кадиллак", Андрей и Павел махали ему руками с заднего сиденья. Дорого дал бы художник, чтобы увидеть и запечатлеть на полотне ту горькую улыбку, с которой Иван Безуглов открыл калитку и вышел навстречу подъехавшему автомобилю. Так улыбаются низложенные монархи, так улыбаются генералы, узнавшие о победившей государственной измене, так улыбался бы умирающий Моцарт, если бы узнал, что его отравил Сальери.
- Понимаю, - сказал он Жуковскому, - вас прислал Зеленов, чтобы я точно приехал к трем часам подписывать эти мерзкие бумаги. Не горюй, Вася, я ни в чем тебя не обвиняю. Ты человек подневольный, тебе надо кормить детей...
- Вы ошибаетесь, шеф, - крепкие руки Жуковского твердо лежали на руле машины, - нас прислал Баратынский, как обычно.
- Но разве Зеленов не лишил его всех полномочий?
- Мы люди подневольные, - засмеялся Жуковский, - что нам приказывают, то и делаем.
- Что за игры! - недовольно воскликнул Иван.
- Садитесь в машину, шеф, - проворчал Андрей. - Я думаю, мы вам еще пригодимся. В нынешней Москве слишком много мерзавцев.
Иван вернулся в дом, чтобы надеть свежую рубашку и тщательно отглаженный костюм. Надтреснутое зеркало отразило безупречно одетого, хладнокровного джентльмена, по виду которого никто бы не догадался о постигшей его трагедии. Между тем лица бывших подчиненных показались Ивану странно умиротворенными, даже довольными. Признаться, он даже почувствовал некоторую досаду. Он рассчитывал на большее сочувствие, особенно после того, как вчера и Жуковский, и телохранители так настойчиво предлагали ему свои услуги. Что ж, жизнь есть жизнь. Нельзя, видимо, ожидать полной преданности даже от самых близких друзей, печально размышлял он, проносясь по дачному поселку и в последний раз ощущая спиной холодящее прикосновение натуральной кожи, которой был обит салон великолепной машины. Все пассажиры молчали, словно предчувствуя тяжкие испытания, ожидавшие их в бывшем офисе компании "Иван Безуглов".
Автомобиль мягко подкатил к подъезду и Иван Безуглов с невыносимо щемящим чувством раскрыл двери. Все служащие были на местах, но в каждой комнате находилось по одному из подручных Зеленова, с безразличным видом следивших, как сотрудники роются в бумагах и один за другим раскрывают файлы на своих компьютерах. Офис был похож на оккупированный врагом город, когда мирные жители под угрозой смерти пытаются заниматься повседневными делами, однако не могут скрыть своего отчаяния. И все же не нашлось никого из сотрудников, кто не улыбнулся бы президенту, кто не проводил бы его тоскующим взглядом. И потому, входя в свой бывший кабинет, Иван вдруг гордо выпрямил спину, решив, что главное в его нелегком положении - сохранить чувство собственного достоинства. Телохранители, против обыкновения, вошли вслед за ним. Вошла в кабинет и Таня. В приемной Иван боковым зрением заметил необычного посетителя - средних лет бизнесмена с толстым атташе-кейсом, в великолепно сидящем легком костюме фиолетового оттенка, в едва заметную полоску. "Наверное, Зеленов уже подыскивает новых западных партнеров," - подумал Иван.
В мягком кожаном кресле, еще вчера принадлежавшем Безуглову, довольно развалился Владимир Зеленов. Его толстые пальцы выбивали по поверхности стола победную дробь.
- Что за история? - воскликнул он, недовольно щуря опухшие глаза. - Почему здесь с вами вся эта компания? Разве я не сказал вчера, что госпожа Алушкова уволена? Разве не сказал, что вы, номинально оставаясь президентом фирмы вплоть до подписания бумаг о ликвидации, лишаетесь права на маленькие, но симпатичные привилегии, вроде машины и телохранителей? Впрочем, - он благодушно откинулся в кресле и закурил сигару, - я ценю преданность ваших сотрудников своему президенту. Господин Жуковский, господа телохранители, с этой минуты вы уволены тоже. Попрошу вас оставить кабинет.
- До подписания бумаг кабинетом распоряжаюсь я, - гордо возразил Иван, - и госпожа Алушкова остается моим секретарем-референтом.
- Что ж, если вам угодно еще несколько минут побыть президентом фирмы, - Зеленов пожал плечами, - я не возражаю. Все бумаги уже подготовлены, - он похлопал рукой по отвратительной серо-голубой папке, источавшей на весь кабинет острый запах хлорвинила. - Более того, лично я их успел даже подписать, - он хихикнул, - теперь очередь за вами.
Иван прощальным взглядом оглядел свой кабинет. Скользнул глазами по кремовым шторам, по репродукции Айвазовского на стене, по тесным рядам книг на полках. Вся экономическая наука в мире, все ночи бессонных трудов не могли спасти его дела от коммунистической мафии. Неужели правда, что разум и честность беззащитны перед лицом грубой силы? В голубом небе за окном играло беззаботное солнце, а на душе у Ивана царила чернейшая из ночей. Неверными шагами подошел он к своему столу и протянул руку к папке с бумагами, в которой заключалась его судьба.
