— Я знаю, но Джим любит Диско. И Диско тоже любит его. Если ей придется выбирать, у кого сидеть на коленях, она без колебаний предпочтет его колени моим, причем в любой день недели. Нет, она меня тоже любит, но по-другому. Их любовь не поддается описанию. В то время как я по малейшему поводу хлопочу и суечусь из-за нее, Джим делает все возможное, чтобы ее не замечать, и она делает все возможное, чтобы не замечать его, но вечером перед телевизором они всегда вместе. Просто идеальная пара.
Воскресенье, 21 марта 1999 года
19.00
Опять наступил уикенд, и мы несколько продвинулись с разделом. Джим появился в середине дня и довольно быстро нам удалось разделить почти все, даже и некоторые спорные вещи.
Гостиная уже не выглядит гостиной. Она похожа на кладбище для коробок из-под чипсов. Коробки эти повсюду: на серванте, на кофейном столике, на обоих креслах и на кровати. Коробки набиты нашими вещами. Вещами, которые мы с Джимом собрали за все то время, что были вместе. И к каждой коробке, к каждому отдельному предмету приклеен листок бумаги с надписью, которая гласит: «Его» или «Ее». Сначала на листочках — это была моя идея — предполагались метки «Джим» и «Элисон», но Джим сказал, что проще ограничиться буквами «Д» и «Э». Мне это не понравилось просто уже потому, что это предложил он. Поэтому в поисках компромисса я предложила метки: «Мое» и «Его», поскольку такая анонимность ему больше по вкусу. Его контрпредложением было: «Его» и «Ее» — этими метками мы и пользуемся, — и, хотя мне оно не понравилось, я решила не затевать ни дискуссии, ни ругани из-за того, что вообще не имеет никакого значения. Эти метки понадобились для вещей еще и по той причине, что многие из них слишком больших размеров и Джим не может забрать их к Нику, у которого он сейчас живет, поэтому мы договорились, что часть крупногабаритных вещей останется в резервной спальне до тех пор, пока мы их не продадим.
Единственная «проблема», которую нам пришлось решать, — это постоянное перемещение коробок, поэтому мы всю вторую половину дня провели в тщательном их осмотре и наклеивании меток.
— Ну а что мы будем делать с ней? — спрашиваю я, показывая на Диско, которая трется о мои ноги.
— Я не знаю, — отвечает Джим. — Я просто не хотел обсуждать это. Я бы взял ее, но ведь она твоя. Я имею в виду… я же все-таки подарил ее тебе.
— Но ведь, по существу, она же наша кошка. Может, нам стоит установить над ней совместную опеку[61], как над детьми после развода родителей?
Джим смеется, впервые смеется так, как смеялся много лет назад.
— Ты знаешь, что представляют собой кошки, жившие в семьях, которые распались, — они хитрые и коварные, — говорит Джим. — Диско будет сталкивать нас лбами.
— Так что все-таки ты скажешь на мое предложение?
— Ты серьезно?
— Не вижу в нем ничего необычного.
Его лицо мрачнеет.
— Понимаешь, в таком случае это будет означать, что ты все еще присутствуешь в моей жизни, а я в твоей. — Он поднимается. — Мне кажется, лучше всего будет, если она останется с тобой. Пойду попрощаюсь с ней.
Он берет Диско на руки и выходит с ней на кухню, а я не могу сдержать слез при мысли, которая сейчас бьется у меня в голове: Вот как сильно он меня не любит.
Суббота, 3 апреля 1999 года
10.57
Наш официальный развод начинает давать о себе знать в полную силу. Только что пришел Терри Мортимер, риелтор из агентства недвижимости, которого я пригласила для того, чтобы оценить стоимость нашей квартиры. Когда я открыла дверь и он вошел, я поразилась, поскольку на вид ему было не больше двенадцати лет. А костюм в светлую полоску и жидкая козлиная бородка делали его еще моложе. Готовясь к его приходу, я прибралась в квартире, и теперь все наши с Джимом коробки переместились в резервную спальню, ковер вычищен и даже пропылесосен. Терри прошел по всем комнатам и записал данные о них в свой блокнот. Он похвалил меня за то, как я обустроила кухню; сказал, что спальни очень просторные (хота вторая спальня и была забита коробками); в ванной комнате «безукоризненный порядок», как, впрочем, и во всех остальных, — в общем, квартира в отличном состоянии.
Меня радует его оценка, ведь всегда приятно, когда кто-то хвалит тебя за то, как ты содержишь дом, даже если этот дом продается в силу непереносимых обстоятельств. Выслушав его комментарии, я чувствую к нему некоторое расположение и даже предлагаю ему выпить чаю. Он спрашивает, нет ли у меня кофе, и я отвечаю, что кофе только декофенированный, к тому же он стоит в серванте невесть сколько лет. Мы вместе рассматриваем банку, стараясь найти срок годности, но цифры словно испарились. Он говорит, что для него не очень важно, если срок хранения уже истек, поэтому я открываю банку, соскабливаю твердую корку сверху, достаю порошок и всыпаю его в кофейную чашку. Мы стоим на кухне и, не сводя глаз с чайника, стоящего на плите, ждем, когда он закипит. У меня иссякли и темы для беседы и желание беседовать; думаю, что он чувствует то же самое.
— Позвольте узнать, а почему вы переезжаете? — вдруг спрашивает он.
— Я развожусь с мужем, — отвечаю я.
Мне странно видеть это, но глаза Терри вспыхивают каким-то магическим огнем, как будто первое, что я сделаю, обретя свободу после самой продолжительной в моей жизни любовной связи, так это заведу страстный и жаркий любовный роман с наглым риелтором, у которого к тому же внешность школьника средних классов.
— Вы еще достаточно молоды, чтобы вновь выйти замуж, — вкрадчиво говорит он.
— А вы еще слишком молоды, чтобы продать мою квартиру. А между прочим, сколько вам лет?
— Двадцать два, — отвечает он. — Просто у меня кукольное лицо. А вам сколько лет?
— Достаточно, чтобы быть вашей старшей сестрой, — говорю я.
Четверг, 6 апреля 1999 года
10.58
Я встаю из-за стола, чтобы идти на встречу с шефом, как вдруг звонит телефон. Сначала решаю, пусть сработает автоответчик, но потом, подумав, что это может быть журналист из «Таймс», порывающийся написать очерк об одной из кулинарных книг, над которыми я сейчас работаю, и которого пытаюсь поймать вот уже несколько дней, я поднимаю трубку.
— Алло, отдел рекламы.
— Алло, пригласите, пожалуйста, к телефону Элисон Смит. Меня зовут Терри, я риелтор из агентства недвижимости.
— Здравствуйте, — радостно говорю я. — Вы как раз и говорите с Элисон.
— Как вы поживаете?
Я смотрю на часы.
— Отлично.
— Я подумал, что вам, наверное, интересно будет узнать, во сколько наше агентство оценило вашу квартиру.
Я затаила дыхание и слушаю. А он называет мне оценочную стоимость нашей квартиры, которую я и представить себе не могла. У меня буквально отнялся язык.
— Как вам нравится названная сумма?
— Вы уверены, что не ошиблись? — спрашиваю я. — Мне кажется, что стоимость сильно завышена.
— Недвижимость в вашем районе продается очень хорошо, особенно с учетом идеального состояния квартиры, мне даже кажется, что я слишком осторожничаю с оценкой. Так вы хотели бы выставить квартиру на продажу?
Я говорю ему «да», и вдруг слезы начинают катиться по моим щекам. Я вытираю их, делаю глубокий вдох и осматриваюсь вокруг, стараясь понять, видел ли кто-нибудь мое состояние.
— Извините, Терри. Мне надо идти.
— О, — разочарованно говорит он. — Можно мне спросить вас об одном деле, прежде чем вы пойдете? Я понимаю, что так не принято, и никогда бы не осмелился на это даже через миллион лет, но я не могу избавиться от чувства, что между нами существует некая связь.
Мои глаза еще не высохли от слез, но я все же нахожу в себе силы подавить смех.
— Вы действительно это чувствуете?
— Да. Я хотел спросить, не согласитесь ли вы как-нибудь пообедать со мной. Может быть, в эту пятницу, часов в семь. Я знаю пару приличных мест, куда бы мы могли пойти.
Примерно секунду я думаю о Джиме.
Примерно секунду я думаю о том, на что были потрачены последние шесть лет.
Примерно секунду я думаю о будущем.
А затем почти непроизвольно говорю «да».
— Отлично, — звучит в трубке его голос, звучит так, словно он не может поверить своему счастью. — Так я позвоню позже на этой неделе.
Я кладу трубку и тут же раскаиваюсь в том, что дала Терри-тинейджеру даже самую слабую и тусклую надежду. Я пишу на листке своего ежедневника: за два дня отказаться, сославшись на простуду.
12.09
Совещание у руководства прошло неудачно. Я намеревалась отчитаться перед начальницей о том, как прошла рекламная кампания одного из наших главных изданий. Я все время говорила невпопад и при этом постоянно запиналась. Интересно, поняла ли она, что во время совещания я думала о разговоре с Джимом, который должен состояться сегодня во второй половине дня. Интересно, знает ли она о том, что я сейчас вся поглощена делами, финалом которых станет продажа моего дома. Дома, в котором я жила с Джимом. Нашего дома.
