2
Я шлялась по Домодедову и наслаждалась ночью. У меня не было багажа – всего одна небольшая сумка. Я немедленно купила себе Устинову, две новые книжки, поставила сумку на тележку и время от времени выкатывала ее на улицу – покурить. Курила, сидела на тележке, читала, пила горячий кофе из автомата и чувствовала себя счастливой. К утру одна книжка кончилась. В восемь утра я забрала свои документы у представителя фирмы и стала ждать регистрацию на рейс.
И проспала ее, эту чертову регистрацию! Заснула незаметно и теперь взвилась с кресла и заметалась. Регистрация закончилась пять минут назад, только что, «мы сожалеем, идите вон туда, там как раз стойка для опоздавших пассажиров». Я в ужасе понеслась со своей тележкой «вон туда». Я представляла, как с позором возвращаюсь в Уфу, потому что проспала рейс. Или как живу в Домодедове все две недели. Вежливый мальчик за стойкой потребовал триста рублей и заставил расписаться, что я не претендую в самолете на горячее питание. Я не претендовала! Только возьмите меня в самолет.
На билете мне написали гадкое слово «подсадка», и из полноценного пассажира я превратилась в приживалку на птичьих правах. Все это продолжалось недолго, я уселась на свое место и постаралась стереть с лица выражение ужаса. Питанием в полете меня тоже не обделили, и я благополучно пролила на новые белые джинсы яблочный сок.
Словно попадаешь в горячую духовку! Солнце жарит, вокруг пустыня. Я сразу поняла, что приехала туда, куда мне надо. Так много солнца! В прохладном автобусе меня довезли до «Белла Висты», там, в безлюдном вестибюле, меня встретил рафинированный гид Самир, «можно – Саша», все мне рассказал и объяснил. Без него, Саши, мне лучше ничего не покупать – обманут. В машину к незнакомым дядькам не садиться – увезут. Если в тихом переулке меня пригласят пить каркаде – такой крупный парень с такой крупной золотой цепью, – не соглашаться. «Страшно!» – пугал Саша, вытаращив глаза. Звонить ему в любое время суток!
Номер был дурацкий. На втором этаже. Вместо балкона – странный пятачок, на котором с трудом умещались два стула и больше ничего. Он выходил на некое помещение, которое гудело. Потом я узнала, что это была кухня. Часов в шесть утра оттуда неслись звуки – будто наземь швыряют огромные чугунные котлы. Но это потом. А пока я пошла проведать море.
Теперь это моя любовь на всю жизнь – Красное море.
Такой ласковой и красивой воды я в жизни не видела. Не стихия – домашнее существо. В первый вечер я не выходила на сушу. Выйти было выше моих сил. У меня не хватало сил ни с кем разговаривать, хотя меня то и дело обплывали мужчины и на разных языках пытались знакомиться. Но я для всех была глухонемой иностранкой из неизвестной страны, улыбалась и молчала. Я радовалась, что приехала одна.
Я завтракала в десять и сразу шла на пляж. На пляже я молчала, спала до обеда, пила чистую прохладную воду из бутылки, купалась, купалась. Море было цвета морской волны, и мне было смешно от этого сравнения. Больше сравнивать было не с чем. Сгорев в первый же день, я укрывалась в тени зонтика огромным полотенцем, дремала, снова шла в воду. Мне нечего было читать и удавалось ни о чем не думать. После пляжа я возвращалась в номер и снова спала там под кондиционером, до ужина. Я отсыпалась – за целый тяжелый сумасшедший год. На ужин я шла бодро, потом немного бродила по городу, просто – рассматривая. Впервые в жизни я была так необщительна и молчалива. Это было очень удобно. Пока у меня не было сил. Вслед мне кричали: «Итальяно? Френч?» Никто не принимал меня за русскую.
Однажды утром я проснулась от грохота. За окном швыряли чугунные котлы и орали. Было шесть утра. Применив все известные мне способы расслабления (вдыхать коротко, выдыхать длинно и прочее бесполезное), я еле пролежала до завтрака. На завтрак наелась сладких булочек и помидоров и впервые вступила в разговор на русском с пожилой краснокожей парой. После чего вместо пляжа пошла на ресепшн. Оба портье за стойкой не говорили по-русски ни слова. Тогда я стала спрашивать на английском: почему у меня в номере нет таблички «Не беспокоить»? Вчера, когда я спала, ко мне вломился бой пополнять мой и без того полный бар! Почему у меня в номере нет больших полотенец и вода слишком горячая, а холодной почти нет? Почему на ужин выстраивается громадная очередь? Почему у меня в номере так шумно?
Портье спрятались за стойку. Я требовала менеджера. Не далее как вчера вечером, когда я возвращалась с прогулки, ко мне привязался в холле господин, представившись владельцем «Белла Висты»! Где он, я хочу его видеть сейчас! Я хочу сменить номер, немедленно. Где мой чертов гид?
Это был четвертый день моего пребывания в Египте. Я очнулась и захотела всего сразу: комфорта, тишины, кофе, громадного арбуза, новых ресторанчиков, чего-нибудь купить и поездку на острова. До гида не дозвонились (до него так и не дозвонились ни разу за все время). Прибежал дядька в очках и на хорошем английском пообещал, что номер сменят немедленно. Повели смотреть новый номер. К груди я прижимала табличку «Не беспокоить». Новый номер был роскошный – напротив бассейна, на первом этаже, с прилегающей к нему террасой. Я сразу же про себя решила входить и выходить через балкон, так быстрее, а красть у меня нечего. Деньги и документы все время хитроумно лежали в потолке.
Вечером я послала красивого мальчика по имени Ахмет за телефонной карточкой и арбузом. Он покорно принес мне громадный арбуз, карточку и отказался от чаевых. Это было странно: он все время торчал в холле «Белла Висты», и я не сомневалась, что он мальчик на побегушках. Оказалось, он владелец ювелирной лавки при отеле.
Ахмет был самым приятным парнем из всех мною замеченных. Он не говорил мне коровьим голосом: «Короллива!», не чмокал и не свистел, и даже не предлагал мне купить у него сережки.
Однажды я возвращалась из супермаркета, он стоял возле входа, молча взял меня за руку и потащил в свою темную прохладную лавку. Там он зашипел: «Ты что, Джулия, с ума сошла, это надо спрятать!» И переложил колу, апельсиновый джем и питьевой йогурт из пакета в мою полотняную сумку – в отель нельзя было заходить с продуктами. Он хорошо говорил по-русски, рассказал мне про все окрестные рестораны, обругал за купленный папирус (ненавижу папирусы, не знаю, почему купила!) и был единственным, с кем мне хотелось попрощаться при отъезде.
…Я повытаскивала из мини-бара все бутылки и всунула туда теплый арбуз. Через сутки он остыл, я принесла из ресторана нож и огромную тарелку и начала его есть. Он был ослепительно красный. Ослепительно сладкий. Прохладный. Я не могла оторваться. Потом лежала часа два, еле дыша и бессмысленно глядя в потолок. От арбуза осталась четвертушка, и я старалась не вспоминать, сколько он весил.
Чужой гид Мустафа, подслушав мои вопли на тему «Почему?!..» на ресепшн, остановил меня, когда я шла через отель на улицу. Он объяснил, что мой гид – плохой гид, что вот он, Мустафа, все время находится здесь, чтобы решать проблемы своих туристов. Мы присели на диванчик. Я жалела, что не взяла диктофон. Мустафа блистал остроумием.
– Лула! – вскрикивал Мустафа. – Разве твои проблемы – это проблемы?! Вот у моих туристов – проблемы! Они мне звонят ночью, в три часа. – Он подносил растопыренные пальцы к уху и говорил в воображаемую трубку гундосым озабоченным голосом: – «Мустафа, У НАС ПРОБЛЕМЫ!» Что такое? – испуганно спрашивал он в «трубку». И снова гундосил: – «Мустафа, у нас КОМАРЫ!» Но как же, я же не могу прийти и брызгать ваших комаров! – Тут он приглашающе смотрел на меня, и мы смеялись. – А ты, Лула, говоришь – плохой номер! Или вот, звонят в шесть утра! – И он опять подносил «трубку» к уху и говорил в нее: – «Мустафа, мы купаемся, а море… грязное!» – И с комичным отчаянием: – Ну что же, я не могу прийти и стирать ваше море! – Потом доверительно зашептал: – Лула, я им сказал: идите к нашему Мубараку, пускай он стирает море, это его море!
– Я не араб, я египтянин! – говорил Мустафа с пафосом. И объяснял, видя мое изумление: – Арабы пришли в Египет, когда Египет уже был крещен и сюда с Синайских гор уже приходил Христос. У нас была коптская церковь. Теперь – ислам. А я – христианин!
О Христе Мустафа говорил как об историческом, а не религиозном факте.
– Мой дед был генерал египетской армии. Он говорил: «Мустафа, всегда дружи с русскими, они подарили нам оружие!» Поэтому я женился на русской. Потом развелся, и она уехала. Египтянки? Ты знаешь, Лула, никто уже не женится на египтянках! Они скучные! И, – понизив голос до шепота, – не темпераментные…
Мне запомнилась одна ночь. Я проснулась часа в четыре и вышла на терраску, прихватив из холодильника бутылочку с соком манго.
Вокруг не было ни души, стояла тишина, и было слышно море. Я сидела на терраске и курила. В небе висела луна, похожая на аппетитный оранжевый ломоть сыра. Оранжевым теплым светом светились шары вдоль аллеи – лампочки были спрятаны в кустарник. Было темно, тепло и так хорошо, что я помечтала о собственном доме на берегу моря. Когда-нибудь, в моей условной старости, когда Машка будет взрослая, красивая и замужняя. В этих мечтах навязчиво виднелся ноутбук на деревянном столе под каким-то раскидистым деревом. Видимо, мне всю жизнь будет хорошо возле экрана компьютера. Я надеялась только, что напишу к тому времени что-нибудь стоящее. Например, учебник по рекламе.
