— Ты тоже слышал? — взволнованно спросил Люк.
— Слышал, — ответил Эли, глядя на небо с серьезным выражением лица.
— Видишь что-нибудь?
Эли смотрел на вечное дитя, кивая, и в глазах у него плясали веселые чертики.
— Ничего не вижу, — сказал Люк.
— Но он где-то здесь, эта сволочь, точно говорю.
Люк крутанулся на месте. Старик сделал вид, что тоже что-то ищет, потом опустил голову, чтобы яркий свет не слепил ему глаза.
— Что это за хрень? — сказал он через мгновение, уставившись на фигуру внизу.
— Видишь его? Где он? — спросил Люк, все еще глядя на небо.
— Вон там! — уточнил старик, протягивая руку и говоря достаточно громко, чтобы остальные могли его услышать.
До этого момента Матье и Марк продолжали работать, рассеянно наблюдая, как веселится дед. Они подошли поближе и увидели странную сцену у реки. Снейк шел вдоль ясеней по берегу. Потом встал на четвереньки, он был совершенно гол. Иногда у него на коже играли тени, похожие на следы проказы, которые тут же исчезали, как бы исцеленные светом дня. Снейк вошел в воду, сложил ладони и утолил жажду, отстраненно посматривая вокруг. Затем отступил назад и вернулся к берегу, где несколько дней назад стояли люди, молчаливо, в религиозном порыве, с выражением на лицах, которое появляется у всех живых при встрече со смертью.
Снейк сел на корточки, свесив руки, как плети, и уставился на образ, которого больше не существовало, кроме как в его памяти, образ тела, застрявшего между двумя камнями, похожими на наросты на чудовищно огромном позвоночнике. Нечувствительный к солнцу, к грязи, к клещам, вцепившимся в его плоть, к ранам на ступнях, к коварной красоте мира, хранящего тысячи опасностей; нечувствительный к самой жизни, потому что он был вне всяких ощущений, он просто переживал то, к чему никогда не готовился, о чем даже не думал, да, он переживал потерю и пустоту. Он методично задышал, читая про себя молитву, которую произносил каждое утро в течение последних трех дней перед водной гладью, отделявшей его от могилы, которую он сложил своими руками, — могилы монументальных размеров и без креста. Его молитва говорила о конце всего сущего и о его неспособности преодолеть боль от невыполненного обещания. Снейк изменился, у него не осталось ничего, отныне у него больше не было имени, он добровольно ушел от людей, так было нужно, он сам так решил; Снейк превратился в скелет, лишенный души, которую можно спасти, он стал безумцем, сидящим на гальке, отполированной волнами и выбеленной солнцем.
Вот что стало с этим человеком, который больше не хотел быть человеком. И если бы Снейк мог закопать себя в могилу, он, вероятно, сделал бы это, прямо напротив Дабла. Мгновение спустя, почувствовав, что за ним наблюдают, он поднял голову и обнаружил на противоположном склоне четыре силуэта, чуть дальше по течению. Он удивился, но не обеспокоился, как будто силуэты были с холмом одним целым. Он уставился на них непроницаемым взглядом, спокойно, ни о чем не думая.
— Уходи, чертов пират! — крикнул Люк, сложив руки рупором.
Снейк отчетливо слышал крики, но оставался на месте, его охватило любопытство. Тени теперь танцевали вокруг, но не накрывали его. Люк нагнулся, поднял камень и изо всей силы швырнул в Снейка. Снаряд упал далеко от цели. Снейк сделал несколько шагов к камню, остановился, наклонился и с бесконечной осторожностью подобрал какой-то другой камешек. Он долго держал его, аккуратно, как будто яйцо, которое нужно было высидеть, затем отвернулся от реки, пошел прочь и исчез в лесу.
— Это был Снейк! — сказал Матье.
— Либо нам всем показалось, либо точно он, — подтвердил Марк.
— Он определенно тронулся.
— Может быть, в следующий раз надо оружие с собой взять, — предложил Люк.
— Не думаю, что это необходимо, он не выглядит очень опасным, — успокоил внука Эли.
— Откуда тебе знать, мы должны быть осторожны. А вдруг он вернется с другими пиратами?
— Единственный пират, с которым он водился, мертв.
Люк нервно потирал руки, и земля окрасила его кожу в охристый цвет.
— Что, если он найдет сокровища раньше нас?
— Я так не думаю, да и что ему делать с сокровищами? — ответил Эли.
— То есть как?
— Он уже мертв, если хочешь знать, и даже если бы нашел сокровище, не смог бы его схватить, так как золото прошло бы через его руки.
Люк на мгновение задумался над словами деда.
— Ты имеешь в виду, что он как призрак?
— Вот именно, как призрак.
Все в «Адмирале» видели, что Мабель присела к Даблу в ночь его исчезновения. Никто не слышал, что они говорили друг другу, но по выражению лица гиганта после разговора было ясно, что девушка пошла против его воли. Люди шептались и косились. Дабла не было, но дерзких слов в адрес девушки не звучало. Люди смотрели на нее иначе, кое-кто стал называть ее ведьмой. Говорили также об ангеле-хранителе, который ее, наверное, защитил, поскольку завсегдатаи не могли помыслить, что есть человек, способный убить гиганта. Присутствие Мабель вызывало подозрение, любопытство и даже восхищение. Они ждали, пока она отойдет подальше, чтобы поговорить о знаках свыше. Убийство Дабла, смерть Ренуара и Саллеса — все трое состояли на службе у Джойса. А с момента обнаружения тела его напарника теперь и о Снейке ничего не было слышно. Такие потрясения за столь короткое время. Но дальше дело не двигалось. Пока не двигалось. Линч, отвечавший за расследование, стал заходить в «Адмирал» и торчал до самого закрытия.
Бар опустел. Мартин встал, а Гоббо остался сидеть. Мартин решительно направился к дочери, которая составляла стаканы на поднос за барной стойкой. Роби уже почти закончил работу, и Мабель попросила его не вмешиваться. Мартин стоял перед ней, покачиваясь, как неловкая цапля.
— Может, поговорим? — спросил он.
Девушка пристально посмотрела на него.
— Поговорим?
— Да, если ты не против.
Мабель сдвинула стаканы на подносе.
— Мне нужно работать, — ответила она.
— Поговорим после работы?
— После работы я занята.
— Значит, завтра?
— Завтра тоже занята.
— Хорошо, скажешь, когда сможешь.
Мабель протянула руку поверх стойки, ладонью вверх. Мартин протянул свою, думая, что дочь хочет обменяться рукопожатиями, но она просто пододвинула поднос поближе к себе.
— Скажу, скажу, — ответила она, прежде чем уйти.
Мартин вышел из бара. Позже Гоббо рассказывал, что его дочь еще долго смотрела на дверь после ухода отца.
*
После закрытия Роби попросил Мабель задержаться.
— Может быть, лучше бы мне с тобой и не заговаривать вовсе, — сказал он.
— Что значит «может быть»?
— После этого люди исчезают.
— То есть?
— Все эти совпадения... Дабл, которого нашли с перерезанным горлом, а теперь Снейк растворился в воздухе... Насколько я знаю, он приходил к тебе в пансион?
— И что с того?
— А с того, что это странно.
— Сегодня со мной разговаривало много людей; может быть, вам стоит проверить, живы ли они еще, — сказала Мабель.
— Что твой отец хотел?
— Я не знаю, не слушала, не хотела подвергать опасности, как всех остальных.
— Хватит держать меня за дурака!
— Моему отцу на меня наплевать.
— Не похоже. Он как раз выглядел скорее взволнованным, в отличие от обычного.
— К чему вы клоните?
— Мне просто интересно, что заставило его передумать.
— Как это вас касается?
— Полегче на поворотах, девочка! Все, что происходит в моем баре, меня касается.
— Вы же не думаете, что он способен на убийство?
— Я не знаком с твоим отцом.
— Вы же сами знаете, Дабл по сравнению с ним просто великан!
— Когда ты пьян, ты гораздо меньше.
— Все ненавидели Дабла.
Роби оглядел пустой зал.
— Может быть, и так, но я не могу представить, чтобы кто-то решился пойти на такой риск.
