Ознакомительная версия.
— Поклянись на иконе.
— Если я сделаю это, ты обещаешь прислушаться к моим словам и не искать больше встреч с Алиной?
— Я постараюсь. Хотя по-прежнему нахожу твою просьбу чрезвычайно странной.
Мать дотрагивается дрожащими руками до лица богородицы, но голос ее тверд, как никогда:
— Я клянусь тебе.
Гальперин покидает келью успокоенным и разочарованным одновременно. С одной стороны, ему не о чем волноваться: мама дала клятву перед образом, а это значит, что за ее волнениями не стоит ничего, кроме необъяснимых предрассудков и предубеждений, кроме ее собственного негативного мнения, сложившегося об Алине. В этом случае Влад не считает себя обязанным поступать так, как его просят. Не в его правилах идти на поводу у кого-либо, даже у человека, которого он уважает и мнение которого имеет для него гораздо большую ценность, чем чье бы то ни было. Чувство же неудовлетворения испытывает он потому, что дальняя поездка, отнявшая столько сил и времени, на деле оказалась бестолковым мероприятием, лишь изрядно попортившим нервы.
— Ладно, зато повидались, — успокаивает он себя и проваливается в крепкий сон усталого путника.
Задерживаться в монастыре у Влада необходимости нет, да и занятий интересных в это время года он себе здесь найти не может. Дивные озера и реки покрыты толщей льда, а делать хорошую прорубь Гальперин не умеет. Зимняя рыбалка — не его вид спорта. Таежный лес красив в любую погоду, но отчего-то зимняя тайга кажется Владу не особенно безопасной. Конечно, главные противники — медведи — спят беспробудным сном в своих заснеженных берлогах, но надрывный волчий вой можно подчас услышать и за высокими монастырскими стенами. После такой устрашающей музыки наслаждаться прогулкой пропадает всякая охота.
Кроме волков есть и еще один зверь, возможная встреча с которым внушает Гальперину ужас. Где-то у перелаза овражка или на небольшом дереве наверняка притаилась в засаде готовая к прыжку голодная росомаха. Влад когда-то читал, что эта большая куница проявляет к человеку крайнюю агрессию и не позволяет себя приручить даже после нескольких поколений жизни в неволе. Этой дерзкой одиночке, легко наносящей смертельные раны, перекусывающей сонную артерию лосю и оленю, ничего не стоит расправиться с человеком в считаные секунды. Влад понимал: прогулка по тайге может происходить лишь в сопровождении хорошей пристрелянной двустволки. Он не сомневался, что в случае необходимости сумеет воспользоваться оружием и защитить себя от грозного противника, но сознательно идти на убийство пусть даже опасного хищника не имел никакого желания, поэтому предпочитал за ограду монастыря не выходить. А долго ли ты сможешь продержаться в этих стенах, если не служишь Господу, а лишь слоняешься из угла в угол, думая лишь о том, как бы поскорее уехать? Вот и Гальперин долго не маялся. Вечером следующего дня засобирался обратно домой.
Прощаясь у ворот, отметил про себя, что мать все же осунулась и постарела. Смотрела на него как-то скорбно и жалостливо и даже всплакнула. А он — он вдруг вспомнил Некрасова, прочел ей:
О слезы женские, с придачей
Нервических тяжелых драм!
Вы долго были мне задачей,
Я долго слепо верил вам
И много вынес мук мятежных.
Теперь я знаю, наконец:
Не слабости созданий нежных, —
Вы их могущества венец.
Вернее закаленной стали
Вы поражаете сердца.
Не знаю, сколько в вас печали,
Но деспотизму нет конца!..
— Езжай с богом, — только и сказала она, перекрестив его на прощание.
«Странно, — будет думать он в машине по дороге в аэропорт, — вчера мне показалось, что она отлично выглядит. Видно, годы все же берут свое». Конечно, старость никого не красит. Но Влад все-таки врач. Он мог бы понимать, что чем старше становится женщина, тем большее значение для ее внешнего вида, цвета лица и настроения имеет хороший сон. Сна у матушки Серафимы, в миру Станиславы Степановны Самохиной, не было в прошедшую ночь ни хорошего, ни плохого. Несколько часов провела она на коленях перед иконой, вымаливая жаркими молитвами прощения. А чуть приблизилось время заутрени, бросилась со всех ног к настоятельнице и горячо попросила о наложении на себя наказания.
— Бог с тобой, дочь моя! Да за какие такие провинности?
— Накажи меня, матушка, накажи! Ибо я — лгунья.
— Ты бессовестная врушка! Как ты могла? Как ты могла так поступить? Ведь он любит тебя! — Алина сама не знает, когда она ненавидела сестру больше: год назад, когда Дэн вышел вслед за ней из квартиры, или сейчас, когда Маша отказалась выйти за него замуж. Отказала! Подумать только! Самый лучший мужчина на земле хочет прожить свою жизнь с ней, а она отказывается! Хотя к чему возмущения? Она же — бессовестная карьеристка, ни о чем, кроме своей музыки, не помышляет. — Тебе наплевать на людей! Ты не думаешь ни о чем, кроме своей скрипки. Готова душу продать ради очередного концерта. Конечно, разве может прима позволить себе замужество? Оно же поработит ее с головы до пят, не позволит развиваться.
— Это он тебе сказал или ты сама придумала? — Маша спрашивает вызывающе. Заметно, что она злится на младшую сестру. Но Алине плевать, она в бешенстве:
— Здесь не надо ни думать, ни говорить. И так все ясно. Заморочила человеку голову, и в кусты. Врушка!
— Алиночка, я никого не обманывала.
— Да ты же с ним целый год провела, да ты…
— Я никогда не говорила ему, что люблю.
Алина осекается, мотает головой, произносит с непоколебимым юношеским упрямством:
— Я тебе не верю, слышишь? Ни на грамм, ни на йоту.
— Как хочешь, — Маша отвечает спокойно, почти равнодушно. — Я не собираюсь ничего доказывать. И, вообще, на самом деле, моя личная жизнь тебя абсолютно не касается.
«Ошибаешься. Еще как касается. Просто-таки напрямую. Разве может меня не интересовать интимная жизнь девушки, которая целиком ответственна за мою? Неужели ты думаешь, я могла просто проглотить то, что Дэн предпочел тебя? Ушел, даже не обернувшись, даже не подумав о том, какую боль мне причиняет. Сначала я думала, что все это из-за твоей красоты. Конечно, стоит тебе где-то появиться, и все взоры устремляются к нежному белокурому созданию. Я могла бы давно уже к этому привыкнуть и не удивляться. А потом я вдруг поняла, что он ведь даже и не подозревал о моих чувствах. Или подозревал, но не замечал? Или не хотел замечать? И не хотел не потому, что я страшная, хромая, угловатая, худая и бледная, а потому, что я — маленькая школьница, ребенок, который просто по определению не может соревноваться с взрослой, сформировавшейся девушкой, девушкой симпатичной и к тому же очень талантливой. Что я должна была сделать, обнаружив это? Конечно же, стать взрослой во что бы то ни стало и как можно быстрее. Помощников долго искать не пришлось. Несколько прозрачных намеков, короткая юбка, и даже за мной выстроилась очередь охотников познакомить меня с миром взрослых. Это сейчас я еще помню их имена и внешность. Но я уверена, скоро они превратятся в обычные вспышки сознания. Возможно, я даже перепутаю их порядковые номера. Я где-то слышала, что женщина всю жизнь помнит своего первого мужчину. Это верно. Она помнит того, которого любила, а не того, с кем когда-то переспала. Я никогда не забуду Дэна, но предаваться ностальгии по тем, кто совокуплялся со мной в кладовке интерната, уж точно не собираюсь. Все эти три-четыре мальчика для меня всего лишь своеобразный фотографический минимализм: несколько оставшихся в голове деталей без композиции, без выстроенного фона, без яркого света. Хотя о чем это я? В кладовке ведь всегда было темно. А Дэн? Дэн — это не снимок. Это шедевр с продуманной графикой, с выверенными линиями, с четкими размерами и ясными формами. Снимок, которому я хотела соответствовать. Так хотела, что рассталась со своим детством, чтобы поскорее проникнуть в этот ваш взрослый мир, которого, оказывается, на самом деле не было. Ты просто смеешься надо мной, смотришь удивленными глазами и говоришь о том, что все происходящее — не мое дело!»
— Я хочу вмешиваться, и буду, слышишь? Ты не можешь меня остановить! — кричит Алина сестре. Маша остается спокойной:
— Вмешиваться не во что, Алиночка. Ну, ходила я с мальчиком в театры, ну, приглашала на концерты. Что же мне из-за этого замуж идти?
— Ты что, смеешься надо мной? Целый год театров?
— Ты что-то имеешь против этого вида искусства?
— Нет. Но целый год встречаться с мужчиной и…
— И не спать с ним? Я лягу в постель только с тем, кого полюблю. Ты обвиняешь меня в преданности делу, в увлеченности профессией. Что ж, не думаю, что в этом есть что-то плохое. Но ты ошибаешься. Самое интересное то, что на самом деле я считаю: на свете нет ничего важнее любви. И если бы я любила Дэна, ничто на земле, никакая карьера не заставила бы меня ему отказать. Я бы поехала за ним куда угодно. Даже в Саратов, куда его пригласили режиссером Драматического театра. Я бы уехала и забыла бы о своей главной мечте.
Ознакомительная версия.
