Относительно других твоих вопросов, могу только ответить, что кое-что так и остается малопонятным, пока об этом не расскажет сам Эл Ларэ. Да, а где он сейчас, ты случайно не в курсе?
— Нет, не в курсе… а он разве куда-то исчез? Ну, вы разберетесь.
— Разберемся, конечно. Такого дурака разыскать — дело нехитрое. А еще за тобой следили Проводники, ты им нужен для каких-то неизвестных нам целей. Про организацию Проводников мы знаем давно, только данных пока маловато. Знаем только, что они могут ходить сами и проводить людей непосредственно в Темный Город какими-то неизвестными путями. Причем человек проходит целиком — во плоти и крови. Как такое удается практически — нам пока непонятно, но с твоей помощью мы рассчитываем ликвидировать этот досадный пробел. Мотивация, а главное — задачи Проводников нам не вполне ясны, и именно поэтому мой отдел с самого начала вслепую использовал тебя, чтобы зафиксировать контакт с Проводником, когда он произойдет.
— А почему вы решили, что я вообще нужен Проводникам?
— Очень просто. Они следили за тобой постоянно. — Пол казался особенно усталым, видимо у него сегодня был не самый легкий день, а разговор со мной окончательно его доконал. — Следили уже давно, еще до этой идиотской истории со Стентоном.
— Ну и?.. Вы зафиксировали контакт?
— Конечно, сразу же. Имя твоего проводника для нас не тайна. Это некая Эллен. Когда у тебя назначена с ней встреча? Завтра? Послезавтра? Сегодня? Колись давай, я знаю что вы встречаетесь на днях. Только вот точная дата мне пока не известна. Ты мне сейчас все скажешь, поскольку врать, сам понимаешь, не в твоих интересах.
— А если все-таки совру?
— И что это тебе даст? Никакого смысла не вижу. Дело твое до сих пор лежит у нас, и если оттуда изъять всего-то на всего одну экспертизу, один акт, то ты вполне проходишь по убийству Мадины. Мы даже можем не арестовывать тебя — достаточно «утечки» в газету и с тобой покончат ее родственники. Знаешь, что они с тобой сделают?
— Да уж. Можешь не говорить.
— Так когда? — Пол ждал.
— Хорошо… Завтра, — сказал я, глядя прямо в глаза Полу, — завтра вечером.
— Похоже, не врешь. Все-таки кое-чему научился.
— Научишься с вами… можно только еще один последний вопрос?
— Последний? — Пол усмехнулся. — Можно.
— Я давно хотел спросить, что у Лорен? Почему она работает в твоем отделе? У тебя же там одни психи, маньяки и их охранники.
— Ну, не только психи, но Лорен… да, у нее серьезные проблемы. Очень серьезные. Что только мы не делали, чем только не лечили. Не помогает ничего. Она — самый настоящий каннибал.
— Кто она?!
— Каннибал. Ты видел, какая она спортивная? А ее великолепные ноги? Она сильна, как дьявол. Время от времени она ловит какого-нибудь молодого мужика, как тисками зажимает его голову между своих красивых колен, отпиливает крышку черепа, берет ложку и съедает еще живой мозг. Она так спасается от своей нарджин-зависимости, вроде бы есть такой неофициальный способ. Без этого она долго жить не может, и ничто, никакое другое лечение ей больше не помогает.
— Ловит она обязательно мужика? — меня всего передернуло.
— Да, именно. Вот так оно вот… — Пол сделал паузу и задумчиво посмотрел на меня, — я вообще удивляюсь, как ты с ней спал. Я бы не смог. Теперь — всё, иди домой, а завтра вечером нам нужно будет очень плотно поработать.
И Пол меня опустил. Предварительно с меня были сняты все жучки, поставленные недавно и те, что стояли давно, те ультрановые маячки, что еще не могла отслеживать устаревшая аппаратура Проводников. Пол не хотел рисковать — проводники тоже не стояли на месте.
Как Пол правильно заметил, я действительно уже кое-чему научился. И много чему. Я научился врать так, что ни один детектор не мог определить мою ложь. Выкручиваться из ситуаций, когда моя ложь близка к раскрытию, тоже умею отлично. Сказались годы тренировок, недавние события и мое богатое воображение. Я мог врать, глядя в глаза, и никто бы не усомнился в моих словах — мои лицо и глаза никогда меня не выдадут. Но это плохо. Правда всегда лучше, какой бы она не была, потому что она настоящая. Только вот не в данном конкретном случае: cо своим проводником я действительно встречался в ближайшее время, но не завтра вечером, а сегодня. И еще. Пол не знал, что ни я, ни Эллен, не собираемся возвращаться назад.
30
Темный Город. Кругом пятнами лежит чернота. Чернота везде — на скамейках, на стенах домов, на пустых крышах. Чернота и сейчас падает с неба большими хлопьями. Как сажа. Как черный снег. Откуда-то струится приятная и тихая музыка. А я, вместе с моим очаровательным проводником, иду среди изменчивых дрожащих теней по темной улице. Улице Снов. Иногда навстречу нам попадаются люди: одиночные прохожие, пары, редко — небольшие группы. Люди сидят на отдельных скамейках. Многие улыбаются. Спокойно и мирно разговаривают между собой. Мы идем вперед долго-долго, и чернота, будто снег, хрустит у нас под ногами. И что придумала моя спутница на этот раз? Улица не кончается. Как я уже откуда-то знаю — эта улица бесконечна. Потому что так захотелось нам.
Темный Город, пожалуй, самое неоднозначное место. Город огромных небоскребов и подземных рукотворных пещер. Город красоты и мрака. Он многолик. Он был, есть и будет одновременно непорочной девой и распутным плейбоем… Пожалуй, эти же черты дремлют и в каждом подлинном жителе Города. И все они одновременно любят и ненавидят его. Но, несмотря на всю ненависть — ни один из жителей не сможет оставить его навсегда — зов Города слишком силен. Мы — его жители, будем с ним вечно, хотя бы мысленно — наша кровь слишком сильно отравлена его духом…
Здесь я свободен и недоступен для тех, кого я не хочу видеть и не желаю встречать на своем пути. Потому, что Темный Город — это теперь мой город и навсегда мой мир. И именно он останется, когда все остальные города исчезнут с карт и из воспоминаний. Он будет, как был. Он не может умереть: ибо бессмертно то, что не жило никогда. Город-призрак. Существующий, но не живущий. И обреченный на вечный мрак — с рождения и до бесконечности…
Мне надоели безжалостный рационализм и беспощадная логика моего прежнего мира. Все перевернулось, все сменилось в моей системе ценностей — я стою на пороге нового периода своего существования. Этапа, который запрещаться пускать на самотек. Если не сейчас, значит уже никогда. У меня полная переоценка — что казалось золотом, вдруг стало дешевкой, а те сокровища, что лежали у моих ног — я раньше просто не замечал, и как будто в один миг кто-то раскрыл мне глаза. Да, я прозрел. Я понял, в конце концов, что я собственник своей жизни, я и никто другой. Что смогу сделать рывок вперед и выскользнуть из той вязкой грязи, которая обволакивает и затягивает. Жаль только, что так не случилось чуть-чуть раньше. Но лучше так, лучше сейчас, чем никогда вообще.
Мы садимся на свободную скамейку и отдыхаем. Чернота на скамейке рядом с нами тает и исчезает. Спорхнул с ветки маленький зеленый дракончик, прыгает туда-сюда перед нами, как воробей. Жаль, но у меня ничего нет, ничего от старого мира. Покормить бы его. Дракончик только и успел сделать с десяток прыжков, как слетелось несколько его собратьев. Как голуби. Ну, ничего, все равно у меня сейчас пусто…
Эллен поворачивает ко мне голову и спрашивает:
— Ну и как? В тебе есть энтузиазм маньяка и сила гения? Ты маньяк или гений?
— Нет, — я отзываюсь не думая: мои мысли сейчас свободны и легки, как серебристые облака, — я не маньяк. И до гения мне очень далеко, как до Луны. Я простой, но очень увлекающийся человек.
— Скажи, а о чем ты сейчас думаешь?
— Да так, разные странные мысли.
— Поделишься? — спрашивает она.
— Если хочешь… — я делаю небольшую паузу и смотрю на темное небо, — знаешь, я иногда поражаюсь поведению людей. Они задумывают желания, томно и зачарованно глядя на звёзды предаваясь своим мечтам о чем-то несбыточном. А когда желания реализовываются, они проклинают всё на свете и хотят возвратиться назад.
— Они боятся. А когда люди боятся, они пытаются показаться умнее и сильнее, чем есть на самом деле, опасаясь просить о помощи у других. Они скрывают свои настоящие чувства, опасаясь, что их кто-то может уничтожить. Люди не должны видеть, что ты из-за них переживаешь… за них — да, но не из-за них… мне кажется, от это еще больнее.
— Да? Выходит, что их истинные чувства не так сильны, если их можно легко уничтожить?
— Нет, просто люди очень осторожны. Они везде хотят видеть подвох, поэтому очень опасливы. Открытость и откровенность, чистоту и простодушие они презирают и игнорируют. Для них давно уже перестали существовать нормальные земные идеалы. Они считают, что достижимый для них мир недостоин даже их взгляда. Люди строят воздушные замки, ставят себе несбыточные цели, боясь обернутся к доступному, опасаясь смотреть вокруг, на то, что рядом…
