Ознакомительная версия.
— Но ты же сам говорил, что вокруг хаос, разложение и тлен. Всем все равно и никто не желает этой борьбы.
— Да, говорил. В этом-то и суть. А все оттого, что дьявол с Богом бороться должны, а поля боя-то и нет! Не холоден современный человек и не горяч. В этом весь ужас. Смерть плоти не страшна — ведь душа-то остается. Страшно, когда умирает душа, а остаётся лишь плоть.
Гроссмейстер с презрением посмотрел на труп сатаниста.
— Но, Гуф — зал душ — давно уже пуст. Давно уже рождаются люди без душ. Пророчество сбывается. И многие это поняли. Все кончилось, решили они. Никаких душ, никакой борьбы. Давайте признаем, что мы насекомые, и приплясывая пойдем к обрыву. И это — всеобщая идея. Отсюда и духовная нищета и моральная пустота. Да, теперь мы можем воочию наблюдать моральный износ человечества. Что ж, если так, то лучше конец. Нужно решить: возможно ли сейчас серьезно и вправду веровать? Если нет, то гораздо лучше, гораздо гуманнее желать конца. И чем скорей — тем лучше. Лучше, человеколюбивее даже, скорое страдание и смерть, чем медленное разложение и смерть. Гуф пуст, а когда он опустеет, тогда и обещан Конец Света. Моя мечта увидеть Конец Света, конец этой проклятой цивилизации!!!
Гроссмейстер подошел к массивному каменному распятию, встроенному в стену, и принял торжественную позу.
— В Апокалипсисе и множестве других предсказаний сказано, что Конец Света неизбежен. Но перед ним с такой же неизбежностью должно наступить царство сатаны. Оно не вечно. Только лишь до последнего Армагеддона. А затем Конец Света и Царство Божие. Чтобы приблизить эти события, надо помочь сатане установить его царство. Я буду собирать сатанистов, я буду проповедовать сатанизм — ибо сказано: «И поклонятся ему все живущие на земле, чьи имена не написаны в книге жизни». Такова неизбежность. Я же просто хочу приблизить Апокалипсис, пока еще не поздно, пока еще есть кому сражаться в Армагеддоне.
— Разве ты вечен? Что ты можешь успеть? — помимо своей воли усмехнулся Деснин.
— О, времени как раз в обрез. Близки времена. Спираль истории сужается. Например, если раньше в течение определенного срока происходило одно значимое событие, то сейчас за тот же срок их происходит в десятки раз больше. Раньше история мерялась веками, затем десятилетиями, а сейчас — годами, даже месяцами. В таком бешенном темпе все может произойти весьма скоро. Еще можно успеть. Я предаю Бога, чтобы скорее настало Его торжество. Я не хочу, чтобы все вышло из-под контроля. Лучше уж я…
— Так чье торжество? — Деснин совсем не узнал свой голос.
— Бога, разумеется. Ибо Бог всемогущ. И как бы ни был сейчас силен сатана — Бог все равно сильнее. Главное — успеть, чтобы остались еще солдаты Армагеддона. Вот только…
Гроссмейстер задумался и смотрел куда-то в сторону. Если бы он видел, что творилось в это время с Десниным, он наверняка бы ужаснулся. Тот, чужой, внутри, бесновался и не находил выхода своей ярости. Ужасный рев стоял в ушах и все внутри выворачивалось. Все это отражалось на лице Деснина, где одна ужасная гримаса сменялась еще более ужасной. Однако когда Гроссмейстер повернул голову, внутри Деснина все разом стихло.
— Хм, — наконец усмехнулся Гроссмейстер, — Сатана так похож на политика перед выборами: все чего-то обещает, грозится. Обезьяна Бога. Да только вот его обещания уже никому не нужны — сам видел, все разбежались. И это избранные, а что же взять с остальных? Даже самые ярые его поклонники не выдержали его реальности, а значит, и не верили никогда по-настоящему. И ужасные мысли посещают меня в связи с этим. А вдруг Конец Света уже произошел? А мы просто его не заметили, потому что никакой последней битвы, никакого Армагеддона не состоялось — биться просто некому было. Ни победителей, ни побежденных. Все кончилось, а мы живем только по инерции. И люди ли мы вообще, или уже нет? Что ж, тогда мне жалко Бога.
— Лучше себя пожалей. Что если сатана узнает о твоих истинных намерениях? — голос Деснина так изменился, что этого уже невозможно было не заметить. — Неужели ты думаешь, что он простит тебя?
— Нет, этот не простит. Но он и не узнает, а если и узнает, то не поймет. Ты знаешь, в чем отличие сатаны от Бога? Бог может читать все твои мысли — и черные и белые. Сатана же — только черные. Он и слышать может только черные речи, поэтому я не боюсь, что он нас подслушает. Но если и подслушает, то он просто не в силах понять такой поступок.
— А как же ты сам? Пусть ради благих целей, но ты все же поклонился сатане. Неужели ты думаешь, что Бог тебя простит?
— Бог? Пути его неисповедимы, а суды его непостижимы. Христианство — не этика, а мистика богообщения. Оно не для творения добра, а для воссоединения с Богом. И мне кажется, что греховность, настолько порочная, что грешник совершенно отчаивается в спасении, — вот подлинно теологический путь к благодати. Да и потом, обмануть дьявола — не грех.
За все время этого долгого разговора лицо Гроссмейстера впервые просветлело и озарилось улыбкой. Тут странный шорох прошел по зданию. Повеяло холодом. Деснин, сам не свой, разразился жутким хохотом:
— Ха! Ха! Ха! Человек! Глупое, самонадеянное ничтожество! Я всемогущ. И я слышу все. Все! Не только каждое твое слово, но и каждый поворот твоей ничтожной мысли доступен мне. Ха-ха-ха-ха! «Не хочу чтобы все вышло из-под контроля». Ты что — Бог? Да и он уже не в силах ничего контролировать. Его жалеть? Себя пожалей! Здесь, может быть, все и кончилось, но мы с моим вечным врагом никуда не делись. Мы существуем, мы реальны. А значит, все только начинается. На новой земле, под новым небом и с новыми людьми. И ты должен был стать одним из первых. Изменник! Ты хотел предать меня во имя его. Но благими намерениями вымощен путь в ад. Посмотрим, спасет ли Он тебя теперь.
И тут распятие, под которым стоял Гроссмейстер, затрещало, срываясь с места, и со страшным грохотом устремилось вниз…
Как он вышел из церкви, Деснин не помнил. На улице уже светало. Дождевая туча выжимала из себя последние капли. Во всё горло орали утренние петухи, где-то мычала корова. Деснин брёл, не ощущая ни времени, ни пространства. Рёв, всё тот же рёв стоял в голове, и не было никакой возможности избавиться от него. Он невыносимо изматывал. Жар, исходивший откуда-то изнутри, распространялся по всему телу. Так, в горячке, Деснин и забылся в кустах у сарая где-то на окраине поселка. В тот раз ему приснился странный сон.
Вокруг усердно молились бабки, мерно ударяясь лбами о грязный церковный пол.
— Вишь, как наяривают, — ехидно заметил кто-то сзади.
Деснин обернулся. Перед ним, ухмыляясь, стоял чёрт со свечкой. Самый обыкновенный чёрт, каких рисуют на всяких картинках. Правда, он был в дорогом костюме, надетом на голое волосатое тело, да и выражение его лица (или морды?) было не столь отвратительным. К тому же от черта несло каким-то противным, но должно быть, дорогим одеколоном.
— А ты чего тут делаешь? — спросил Деснин, нисколько не удивившись появлению чёрта в церкви.
— Как чего? — удивился чёрт. — Нам, чертям, тоже бывает охота грехи замолить. Я вон и свечей здоровых целую охапку купил. Щас вот поставлю за наших.
— Может, ты ещё и на исповедь пойдёшь? — оборвал его Деснин.
— А чего? Деньги у меня есть, а за деньги поп любые грехи отпустит — была бы наличность, — невозмутимо отвечал чёрт.
— Слушай, а может ты ещё и крещёный? — с сарказмом спросил Деснин.
— А кто нынче некрещёный? — удивился чёрт.
И только сейчас Деснин заметил здоровенный золотой с рубинами крест, болтавшийся на грязной шее чёрта. В этот момент священник, закончив службу, произнёс «аминь». Все стали креститься, и чёрт, к изумлению Деснина, тоже.
— Слушай, — возмутился он, — это уже вообще черти что!
— А почему ты говоришь это мне? — назидательно заговорил чёрт. — Почему, к примеру, не ему? — чёрт указывал на богато одетого мужика, усердно крестившегося. — Ишь как наяривает, словно загребает, буржуин. Видать знает, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное. Это он сейчас довольно респектабельный человек. А знаешь, как он им стал? Убийства, грабежи, кражи — одним словом, мой старый клиент.
— Не знаю, чей он клиент, но, по крайней мере, он человек, а не…
— Да? А ты в этом уверен? А присмотрись-ка получше.
Деснин стал внимательно вглядываться в мужика. Когда тот кланялся в очередной раз, край его длинного плаща приподнялся, и Деснин увидел хвост, в точности как у чёрта.
— Понял? — многозначительно спросил чёрт. — А ты приглядись-ка вон к этому. А вон тот, смотри, какую здоровенную свечу заказал. Никак кого убил. А вон к тому приглядись. Что? Вот так. Знаешь, почему в последнее время столько нечисти в храме поселилось? Да потому, что это, — чёрт обвёл рукой церковь, — теперь наше заведение, понял? Думаешь, Богу они все здесь молятся? Хе, нет! Вот взгляни: за ликом — харя. Ему-то и молятся. Сам посуди: чего богатый может просить? Только еще денег. А деньгами распоряжается совсем не Бог.
Ознакомительная версия.
