Дверь открыла Надя. Родик молча вошел и так же молча разделся, вопросительно взглянув на нее.
— Сережа в столовой, — по-своему поняв его взгляд, сообщила она. — Детей я уже спать уложила. Он мне все рассказал. Ты был прав, но он в ужасном состоянии.
— Печально. Лучше бы я ошибся. Пойдем обсудим.
Сергей сидел в кресле с отрешенным видом мученика. Его круглое, обычно улыбчивое лицо напоминало неподвижную маску. Всклокоченные волосы, отросшая клочковатая щетина, заплывшие и без того узкие глаза придавали этому отрешенному виду отталкивающую неопрятность.
— Пойди помойся-побрейся, — посоветовал Родик.
Сергей не шелохнулся.
— Не хочешь — не надо. Тогда рассказывай мне все с самого начала. Все, что знаешь.
— Машину у меня отняли и били, — проговорил Сергей и опять замолчал.
— Били, похоже, слабо, — оценивающе взглянув на Сергея, заключил Родик. — Ну а машину отнять — это в порядке вещей. Завтра застрахуем ее задним числом и заявим в угон. Так что это не страшно. Рассказывай лучше главное. Людей так просто не похищают…
— Не слабо. Просто не по морде… Смотри, что с руками сделали…
Сергей выпростал из-под себя руку. Сестра, которая, вероятно, уже видела ее раньше, непроизвольно охнула. И было от чего. Даже на Родика, повидавшего много травм при полевых работах и испытаниях, это произвело впечатление. Что-то болезненно защемило в нижней части туловища. Кисть руки, потерявшая нормальные очертания, представляла большой иссиня-черный с багровыми разводами синяк, а пальцы с почерневшими ногтями безвольно свисали.
— Извини, сразу не заметил. И вторая такая? — спросил Родик.
— Еще хуже, — зачем-то дуя на руку, жалобно ответил Сергей. — Боль дикая.
— Пошевели пальцами, — попросил Родик. — Угу… Переломов, похоже, нет. Дай вторую… Да-а-а, постарались. Надо в травмопункт ехать. По себе знаю… Хотя тогда придется объясняться. Они в милицию телефонограмму могут дать, а это сейчас ни к чему. Давай я тебе ногти скрепкой прожгу?
— Не надо, и без того все страшно болит. Спина тоже болит. Они ногами меня били, а на руки наступали. Бутсами…
— Если ногти не прожечь, то ты скоро криком кричать будешь. Гематомы высвободить надо… Пошли на кухню. Будь мужчиной. Тебе сразу станет легче.
Родик, не слушая возражений сестры, приподнял Сергея и подтолкнул его в сторону кухни. Надя последовала за ними, что-то невнятно бормоча.
— Ты не гунди, а поищи скрепку или большую иголку. Давай. Лечить его сейчас будем, — делано строго прикрикнул на нее Родик и, увидев, что она стоит в замешательстве, добавил: — Быстро. Искать!
Крик подействовал, и сестра удалилась.
Родик усадил Сергея на табурет около стола, зажег на плите газовую конфорку, а потом приступил к осмотру рук. Первое впечатление оказалось, на счастье, не совсем верным. Травмы были не столь существенными, как это виделось издалека.
— Не так страшен черт, как его малюют, — заключил Родик. — В критическом состоянии всего четыре ногтя. Остальные, может быть, даже не сойдут. У меня было хуже, когда на руку шлагбаум упал. Через неделю останутся только внешние признаки. Ничего. Зима. Перчатки поносишь.
В кухню вошла сестра и ссыпала на стол несколько канцелярских металлических скрепок и иголку.
Родик разогнул две скрепки и, положив их на газовую комфорку, сказал:
— Неси пассатижи.
Надя, не проявляя больше эмоций, удалилась.
Вскоре концы скрепок раскалились докрасна.
— Где пассатижи? — крикнул Родик. — Побыстрее нельзя?
— Не ори… Дети спят. Возьми свои пассатижи. Может, йод нужен?
— Ничего не нужно, — беря скрепку пассатижами, ответил Родик. — Так… Дай руку. Больно не будет. Ногти ничего не ощущают.
Запахло паленым, и Родик почувствовал, как скрепка начала прожигать ноготь. Сергей вскрикнул. Родик отдернул руку и заключил:
— Один готов. Терпи, казак, атаманом будешь. За все отвечать надо, негоциант доморощенный. Голова болит, заду легче… Второй готов. Не дергайся, я за другой скрепкой пошел. Видишь — терпимо. Завтра мне спасибо скажешь. Хотя можешь и сегодня… Ну, вот и все. Пошли в столовую… Да, стой. Дай спину посмотрю… Писал?
— Да.
— Крови не было?
— Вроде нет.
— Будем надеяться, что болячка велика, да болезнь мала. Я не врач. Если завтра боль не ослабнет, то частным образом УЗИ сделайте. Я вам скажу где. Там лишних вопросов задавать не станут. Однако давай рассказывай. Мне надо все понять. Только не скрывай. Люди, которых я сегодня попросил помочь, очень серьезные и должны знать все.
— Что уж теперь скрывать… Ты знаешь, что наша фирма живет… Вернее, жила на кредиты. Я отвечал за контрактные вопросы, имел право банковской подписи и подписи всех договоров. Два последних кредитных договора подписывал я. Оплату по контрактам— тоже. Общая сумма — где-то около десяти миллионов долларов. В Италии я подписал контракты почти на двадцать миллионов долларов и в качестве небольшой предоплаты оставил твои деньги. Контрактные цены мы завысили процентов на двадцать. С итальянским менеджером договорились поделить разницу пополам. Счет в банке он мне открыл и должен был класть туда мою долю. Кроме твоей суммы я показал итальянцам выписки со счетов и банковскую гарантию. Это не было липой. Деньги у нас на тот момент были. Итальянцы остались очень довольны.
Мы тебе их прием демонстрировали. По приезде я подписал платежки. Деньги ушли, но, как утверждают итальянцы, к ним не дошли. Я некоторое время ждал, полагая, что они где-то зависли, а потом начал проверку. Деньги ушли на какие-то другие фирмы. Откуда-то появились дополнения к контрактам в части оплаты. Когда я подписывал платежки, реквизиты получателя не проверял. Доверился… Я пошел к Стасу. Ты его знаешь — это наш директор. Он меня успокоил. Сказал, что так и должно быть, деньги необходимо прогнать через офшор, и скоро они будут у итальянцев. Дней десять назад появились проблемы. Заказчики массово начали требовать свои товары. В тех деньгах, что я отправил, около половины было кредитных, а остальные — предоплаты наших клиентов. Ко всему этому добавились сложности с банками. Оказалось, что там просрочки по всем кредитам, в том числе и по тем, за которые отвечал я. Вернее… Даже не так. В основном по этим кредитам. Предыдущие покрывали из вновь полученных. Я этого не знал. Вернее… Сейчас понял причины… Банковская подпись была не только у меня, а всю бухгалтерию контролировал и вел Стас…
— Значит, отвечаешь не один ты? Что говорит твой Стас?
— Ничего не говорит. Он пропал. Все вопросы ко мне. Они уверены, что мы с ним вывели деньги за рубеж. Он успел сбежать, а я нет. Мне не верят…
— И я с трудом верю. Это кем надо быть, чтобы, не глядя, платежки подписывать? Да и с итальянцами у тебя рыло в пуху. Не дай бог станет известно, что ты счет открыл в Италии. Это все догадки подтвердит.
— Ну-у-у…
— Не мычи. Предположим, что ты не врешь. Просто сыграли на твоей неопытности. Давай попробуем что-то проанализировать. Ху из ху… А те люди, с которыми ты сегодня общался, — от кого?
— От банка. Хотя я не могу быть в этом уверен. Это судя по разговорам…
— А что делают учредители вашей лавочки?
— Их одиннадцать человек. Я с ними связи не имею. Да они и не несут ответственности.
— Как сказать. Может, здесь общий сговор? Пирамида… А почему офис закрыт? Кто-то дал такую команду, не сами же люди разбежались — у них работа, зарплата.
— Спроси что-нибудь полегче. Я об этом ничего не знаю. Когда был там в последний раз, все было нормально. И Стаса видел на месте.
— Да-а… Не густо. Те, кто с тобой говорил, свои координаты, конечно, не оставили. Машину отняли… Копии документов на нее есть?
— Надо поискать. Где-то копия техпаспорта была. Наверное, найдем.
— Найдите сейчас. Я завтра страховку попробую оформить. Если удастся, то завтра же вечером в угон ее заявишь. Сиди дома, лечись. Как только твои «друзья» проявятся, сразу звони мне. С ними надо встречаться. Я с людьми посоветуюсь. Может быть, они что-то другое смогут предпринять. Утро вечера мудренее. Я поехал. Уже поздно, а мне в Химки тащиться. Копию техпаспорта ищите побыстрее.
— Вы что, с Леной разругались? — копаясь в серванте, спросила сестра.
— Расскажу в другой раз. На сегодня негатива и без того достаточно… Такая копия, думаю, подойдет. Отдыхайте. Спокойной ночи. Завтра звякну или подъеду.
Всякий человек, который горячо заступается за чужие интересы, побужден к этому своими собственными.
П. Бейль
Родик уже начал привыкать к жизни в крошечной химкинской однокомнатной квартирке. Сначала ему было неуютно без любимого кресла, но вскоре он приучил себя к хлипкому стулу, служившему ему и во время еды, и во время работы над бумагами. Близость широкой двухспальной кровати, на которую Родик переваливался со стула, когда хотелось почитать или посмотреть телевизор, компенсировала неудобства.
