Однажды он сказал с облегчением:
— Коллега из Токио переедет с семьей в соседний дом. Пока они остановились в центре города.
— Что за коллега? — поинтересовалась я.
— Ты его не знаешь. Кстати, мы с ним вместе учились в университете в Токио. Его зовут господин Хорибе.
«Что? Господин… господин Хорибе?» Я не верила собственным ушам. «Не может быть…» Известие меня потрясло. Не заметив моей растерянности, муж продолжил:
— Это удивительный человек. Владеет многими языками, прекрасно играет на скрипке и фортепьяно. Ездил за границу. В молодости он нравился всем девушкам. Конечно, когда он женился, все женщины опечалились.
Кровь стыла у меня в жилах. Я слушала молча, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие — словно тот человек был мне совершено незнаком.
— У них с женой есть дочка по имени Юкико. Кажется, ровесница Юкио.
Мне хотелось бежать, бежать далеко отсюда.
— Можно нам с Юкио поехать с тобой в Маньчжурию? — спросила я.
— Нет, — ответил муж. — Я пробуду там только полгода. Потерпи!
Я старалась успокоить себя:
— Этот коллега вернется с семьей в Токио сразу после твоего возвращения, так ведь?
— Думаю, да.
Я молчала и думала: «Отец Юкио станет теперь нашим соседом. Какой ужас! Что же мне делать?»
— Надеюсь, ты подружишься с госпожой Хорибе, — сказал мой муж. — Она любит всех опекать.
Я не ответила.
— Скажу тебе по секрету, — прибавил он, — в Токио у моего коллеги есть любовница и ребенок от нее.
Я едва не потеряла сознание.
Тогда тоже стоял сезон светлячков. И вот господин Хорибе переехал в соседний дом. Спустя месяц муж отправился в Маньчжурию, напомнив мне: «Если возникнут сложности, особенно с Юкио, обращайся к господину Мацумото или к господину Хорибе».
* * *
Спокойная жизнь, длившаяся десять лет, закончилась. Меня охватила тревога, я не знала, как вести себя с господином Хорибе и с его семьей, и старалась их избегать. К счастью, господин Хорибе был, очевидно, полностью поглощен работой и дома показывался редко. Однако его жена стала часто приходить к нам, чтобы расспросить о деревне. Я не могла отказать ей и старалась помочь. Но мне казались невыносимыми ее пустословие и хвастовство. Она говорила без умолку:
— Мой отец — известный в Токио врач. Мама преподает музыку в колледже для девочек. Дядя судья. В Нагасаки живет моя кузина, ее муж работает военным хирургом…
Потом, узнав, что я тоже приехала из Токио, она стала интересоваться моим прошлым. Мысль о том, что у нее могут возникнуть подозрения, приводила меня в ужас. «В каком квартале вы родились? — спрашивала она. — В какую школу ходили? Кем работал ваш отец?» Мне не хотелось называть место, где я родилась, — это был один из самых бедных районов Токио. В школе я не училась. И у меня не было отца. Я родилась вне брака. Поэтому я давала госпоже Хорибе самые расплывчатые ответы. Она смотрела на меня с недоверием.
Невозможно было избежать общения с ней — я была ее единственной соседкой. Когда она уходила из дома, я испытывала облегчение, как и ее муж. Кажется, она часто навещала свою кузину, которая жила в центре города. Однако вскоре мое недолгое спокойствие было нарушено. Как-то раз госпожа Хорибе сказала мне:
— Госпожа Такагаши, оказывается, моя кузина знала в Токио родителей вашего мужа. Мир и вправду тесен!
У меня перехватило дыхание.
— Вам повезло, — прибавила она с иронией, — выйти замуж за такого человека, как господин Такагаши, ведь он наследник богатой семьи.
Несомненно, она также узнала, что я была сиротой и Юкио родился вне брака. Это испугало меня. Я боялась, что ее кузине известно и все остальное: что любовницей господина Хорибе была я, а Юкио — его сын. Если госпожа Хорибе об этом узнает, случится беда. Меня преследовали кошмары: будто она бросается на меня в истерике и осыпает оскорблениями.
Иногда госпожа Хорибе угощала нас печеньями и шоколадом, которые присылали ей родители, или делилась овощами из огорода свекрови своей кузины. Юкио радовался. Сладости тогда было трудно достать. Он думал, что наша соседка очень щедрая. Но на самом деле ей просто хотелось поболтать со мной, хотя она и презирала мое прошлое. В Нагасаки у нее не было подруг, и она постоянно злословила: «Не понимаю диалекта этой деревенщины. И даже не собираюсь учить их отвратительный язык. Хочу вернуться в Токио как можно скорее. Вообще-то мой муж приехал сюда, только чтобы проверить уровень исследований в филиале. Если все в порядке, мы не станем дожидаться возвращения вашего мужа».
Помимо пустых разговоров с госпожой Хорибе, меня беспокоило еще и другое. Юкио начал ходить к соседям! «Мама, господин Хорибе пригласил меня поиграть в го». «Мама, завтра господин Хорибе возьмет меня с собой в лабораторию и покажет опыты». «Мама, господин Хорибе дал мне почитать научные книги». При словах «господин Хорибе» я готова была провалиться под землю. Мне не хотелось, чтобы Юкио близко с ним общался, но я не могла запретить ему ходить к соседям. Оставалось только терпеть и успокаивать себя: «Полгода пролетит быстро».
О Юкико Юкио ничего не говорил. Правда, один раз сказал, что она показалась ему нелюдимой. Я никогда не видела их вместе. И всегда думала, что Юкико воспитанная и скромная девочка. У нее были чистые, ясные глаза. В отличие от матери, она не сорила словами. Я заметила, что она сильно привязана к отцу. Мне случалось видеть, как они разговаривают и смеются. Чертами лица Юкико походила на него даже больше, чем в детстве. «Папа! Подожди меня». Слыша ее нежный голос, я вспоминала то время, когда Юкио играл с ней в парке. Он говорил мне: «Она добрая. Мне она очень нравится!» Как и Юкио, ей исполнилось четырнадцать лет. Сказать по правде, я была рада снова увидеть Юкико после стольких лет. Интересно, помнила ли она еще про хамагури, которое подарила в Токио своему «другу»?
Сердце мое сжималось, когда я думала про Юкио: он не знал, что господин Хорибе и Юкико — это «Одзисан» и его «подруга» из Токио.
* * *
Это случилось в конце лета. Прошло три месяца после отъезда моего мужа.
Утром я подметала дорожку перед домом. Было тихо. Все ушли: Юкио и Юкико в школу, господин Хорибе на работу. Его жена только что отправилась в центр города за покупками и повидать кузину. Я не проявляла любопытства к ее личной жизни, однако каждый раз, выходя из дома, она рассказывала мне, куда собралась и когда вернется, и просила сообщить ей, если около дома появятся незнакомые люди. Она думала, в деревне есть воры. «Мы для них йосомоно. Нужно быть осторожнее», — говорила она. Но я в это не верила. Я никогда не сталкивалась с подобными неприятностями. И радовалась, что она уходит.
Потом я вернулась в дом. Убираясь на кухне, я услышала стук в дверь. Я спустилась и открыла. Господин Хорибе! От растерянности я не могла вымолвить ни слова. Он пристально смотрел на меня.
— Вы не пошли в лабораторию? — пробормотала я.
С тех пор как они переехали, я с ним еще ни разу не разговаривала.
— Я пойду туда после обеда, — ответил он.
Я поклонилась:
— Вы так внимательны к моему сыну. Спасибо.
— Эти церемонии ни к чему, — сказал он, — ведь это и мой сын тоже!
Я молчала. Он протянул мне банку, на дне которой были листья. Я посмотрела ему в лицо. Он улыбнулся:
— Это тебе. Вчера вечером на берегу ручья я поймал светлячка. Лето почти закончилось. Это один из последних.
Его подарок меня удивил, напомнив о самом первом вечере, когда он пришел ко мне в Токио.
— Спасибо, — сказала я. — Только сейчас у меня много дел, простите.
И попыталась закрыть дверь. Но вдруг он схватил меня за плечи и втолкнул в дом. Растерявшись, я прошептала:
— Отпустите меня!
Он разжал пальцы.
— Послушай, — начал он, — хочу кое-что напомнить тебе о нашем прошлом.
— Не беспокойтесь, — перебила я его. — Никто ничего не знает.
— Да я не об этом, Марико!
— Тогда что же вы собирались мне сказать?
— Я сожалею, что женился. Когда ты уехала из Нагасаки, я понял, как сильно люблю тебя.
Я пробормотала в изумлении:
— Зачем говорить все это теперь?
Он не ответил. Потом вдруг запер дверь на засов. Я перепугалась:
— Вы не имеете права. Это мой дом!
Я попыталась поднять засов. Но господин Хорибе схватил меня за руку и крепко прижал к своей груди. Я хотела вырваться, повторяя:
— Отпустите меня!
Однако на этот раз он не отпустил. Выбившись из сил, я смирилась. Его грубость поразила меня. Он молчал. Парализованная его силой, я ощущала едва уловимый запах лекарств, исходивший от его летней рубашки.
— Как же я скучал по тебе!
Вдруг он начал целовать меня, точно безумный. Я видела, как на глазах его блеснули слезы. От изумления я даже не могла пошевельнуться. Расстегнув мне блузку, он начал гладить мою грудь. И воскликнул, сняв с меня всю одежду:
