— Наверное, ты права, — согласился я. — Непонятно другое. Какая ей выгода от того, что из меня сделают убийцу и казнокрада?
Лиза посмотрела покровительственно.
— Всё просто, Виктор. Ей вовсе не нужно, чтобы вы написали книгу. Она боится.
— Чего?
— Вдруг вы опишете её такой, какая она есть. Папа прочитает и наконец-то прозреет. Как же не бояться? Конец брачной афере.
В голосе абсолютная уверенность в своей правоте. Мне ли её разубеждать? Я лишь пробурчал:
— Мог бы сам сообразить… Лизонька, а ты знакома с доктором Патиссоном?
— С Германом Исаковичем? Конечно… Почему ты спросил?
Дрогнуло сердце от милого внезапного «ты».
— Да так… Познакомились недавно… Он кто такой?
— Гений… Нет, нет, не преувеличиваю. В медицине он гений. Папа помог ему, у него собственная клиника под Москвой. Папа говорит, когда Герман Исакович обнародует результаты своих исследований, ему наверняка дадут Нобелевскую премию.
— В какой же области?
— Кажется, в психиатрии. Или в нейрохирургии. Точно не знаю. Во всём, что касается работы, доктор очень скрытный человек. Суеверный, как моряк. У него принцип. Как-то сказал: если ты, Лизок, хочешь чего-то добиться в жизни, никого заранее не посвящай в свои планы. Он немного чудаковатый, как все гении. Похож на добрую фею из сказки.
— Эта добрая фея сегодня навестила меня.
— Да? И что ему нужно?
— Пообещал вставить в научное исследование отдельной главкой. В раздел, посвященный маньякам.
— Ха-ха-ха… А если серьёзно?
— По поручению Леонида Фомича уговаривал поскорее написать расписку на полтора миллиона. Я ведь из-за них укокошил Гарика.
Лиза размышляла не дольше секунды.
— Значит, и его ввели в заблуждение. Коварная тварь.
Она смущённо покосилась: не слишком ли крепко выразилась?
— Гении всегда доверчивы, как младенцы. Тем более есть свидетельница убийства.
— Откуда вы знаете?
— Гений привёл с собой. Забавная такая девчушка, студентка. Принесла на ужин тарелку помоев.
Лиза пересела на лежак, взяла меня за руку. Глаза в пол-лица. Лицо худенькое, нежно-прозрачное. Я думал, опять будем целоваться, оказалось, нет.
— Неужели всё так плохо?
— Лиза, мы с тобой оба чужие в этом доме.
Целая гамма чувств отразилась на её лице, и главным среди них было отчаяние. Я здорово ошибся в ней. Лиза знала больше, чем высказывала, и ещё о многом догадывалась. Её прозрение, вероятно, началось задолго до моего появления, но душа отказывалась принимать правду в её ужасающей наготе. Ой, как ей было трудно, бедняжке. Сейчас, в тиши подвала, мне открылась взрослая женщина, умная, сосредоточенная, искушённая — и до каждой своей клеточки желанная. Я подумал: если она хоть отчасти чувствует то же самое, что я, нам обоим хана. Объединившись, мы станем вдвое беззащитнее перед господами оболдуевыми и патиссонами.
Лиза улыбнулась ободряюще.
— Дайте мне один день. Я должна убедиться, что вы ничего не напутали.
— И что дальше?
— Убежим отсюда вместе.
Я не придумал ничего глупее, как спросить:
— Скажи, Лиза, вдруг я на самом деле убийца и вор? Как бы ты себя повела?
Рука дрогнула, но ответила она твёрдо:
— Вряд ли это что-нибудь изменило бы, Виктор Николаевич.
Глава 21
Доктор Патиссон (продолжение)
Денька через три я перестал соображать, что со мной происходит. Большей частью валялся на лежаке, бездумно пялясь в потолок. Один раз среди ночи вывели на ложную казнь. Абдулла с двумя напарниками. Оба русачки с характерной внешностью, как будто с тяжкого, многодневного похмелья. Отвели недалеко, в конец парка, к озерку. Дали совковую лопату и велели копать яму. Я спросил: зачем? Абдулла дружески пояснил: «Будет твоя могила».
Пока рыл, парни курили, вяло обменивались замечаниями о завтрашнем матче с Бельгией. Как я понял, они крупно поставили на наших — один к трём. Земля поддавалась легко, рыхлый чернозём, но всё равно здорово выдохся. Сто лет не занимался физической работой — и вот напоследок такой курьёзный случай. Вдобавок ноги промокли в лёгких кроссовках. Когда углубился на метр, Абдулла прикрикнул:
— Хватит, эй! Глубже не надо, поширше сделай, чтобы уши не торчали.
Сперва поставили лицом к яме, потом спиной: не могли решить, как лучше. Гоготали, обменивались шуточками, в руках у всех чёрные стволы.
Абдулла спросил:
— Как хочешь помереть, писатель? Морду завязать?
Я не ответил. Любовался природой. Чудесная была ночь, ясная, ароматная, тёплая, с отлакированным до блеска звёздным шатром. Вот, значит, как бывает. Ужас смерти обострил восприятие до сверхъестественной чувствительности.
Бойцы встали кружком, наставили пушки. Абдулла провозгласил:
— Проси, чего хочешь хозяину передать. Прощальный слово.
Я молчал, парил в небесах. Тут из кустов вышел Гата Ксенофонтов, сделал знак. Парни опустили оружие. Гата объявил, что приговор временно отменяется. Подошёл ко мне.
— Обратно сам дойдёшь или помочь?
— Дойду. — Между лопаток кольнуло, будто шилом ткнули. — Что за комедия, Гата?
— Какая там комедия. Благодари своего ангела, что уцелел. Не знаю, какие у вас дела, но босс рвёт и мечет. Поостерёгся бы дразнить.
Мы шли впереди, Абдулла с компанией поотстали. Сзади доносился бубнёж: «Три впарят, к бабке не ходи… Румянцев твой давно сдох как тренер. В раздевалку годится заместо коврика…» По дороге я всё же пару раз споткнулся, ноги были какие-то ватные. Гата деликатно поддержал за локоток, как девушку. Я всё сомневался — спросить, не спросить, но он сам заговорил приглушённо:
— Молодец, неплохо держишься. Не ожидал.
— Думал, скулить буду?
— Помирать никому неохота, стыдного ничего нет.
— Гата, скажите, пожалуйста, если можно, — Гария Наумовича действительно убили?
Полковник что-то хмыкнул под нос, но после паузы всё-таки ответил, хотя и туманно:
— Есть такие ухари, Витя, которых по нескольку раз убивают, а потом они опять как новенькие.
— Значит, тот самый случай?
— Я тебе этого не говорил.
Ещё я хотел спросить про Лизу, не случилось ли с ней беды, но подумал, что будет чересчур. Нагловато прозвучит…
С едой наладилось. Всё та же студентка Светочка (свидетельница убийства) два раза в день приносила горшок баланды (более или менее съедобной в отличие от первого раза), чай в медном котелке, хлеб. В туалет не водили, в углу комнаты стояло эмалированное ведро с пластиковой крышкой. Параша. Наутро после имитации казни Света пришла с уколом. Заразительно смеясь, достала из-под фирменного фартука в крупную клетку большой шприц, наполненный голубой жидкостью.
— Это тебя подкрепит, Витенька. Чистая глюкоза.
— Не надо глюкозы, — возразил я. — Питание нормальное, зачем ещё глюкоза?
— Не нам решать, милый. Сказано, укол — значит, укол. Если отказываешься, напиши официальный протест. Вон бумага и ручка. Только это ни к чему не приведёт хорошему. Я уж знаю, поверь… А правда, ты раньше книжки писал?
— Почему писал? Я и сейчас пишу. Жизнеописание господина Оболдуева.
Моё замечание вызвало у девушки приступ смеха, она чуть не выронила шприц. К слову заметить, у нас с ней сложились вполне доверительные отношения, почти задушевные. Света была доброй, чувствительной девицей, может быть, чрезмерно смешливой и склонной к незатейливому женскому озорству. Крутясь по комнате, то, бывало, ущипнёт за мягкое место, то, хохоча, в шутку повалит на лежак. Я сопротивлялся заигрываниям как мог, но чувствовал: бесполезно. Ещё в первый раз, когда Света пришла одна, попробовал выяснить, как она могла видеть меня выходящим из квартиры Гария Наумовича с окровавленными руками, если живёт в Звенигороде. Оказывается, она здесь не жила, её специально вызвали и приставили ко мне для услуг. Кроме того что она училась на пятом курсе МГУ, у неё был диплом медсестры. Такая вот разносторонне образованная современная девушка. Я спросил, приходилось ли ей прежде выполнять подобные поручения, то есть ухаживать за арестантами. Эротически смеясь, Светочка ответила, что конечно приходилось, но я никакой не арестант, а просто нахожусь на профилактике. Арестанты сидят в другом отсеке, туда её не пускают. «А что потом бывало с теми, за кем ты ухаживала?» — поинтересовался я. Ответила весело: «Некоторых переводили куда-то, других выпускали, но самых занозистых, вроде Герки Буркача, отдавали доктору». «Кто такой Герка Буркач?» — спросил я. Светочка прикрыла ротик ладошкой, видно, сболтнула лишнее. Про Буркача ничего не рассказала, но уверила, что мне лично опасаться нечего, меня ведут в щадящем режиме. Надо только перестать дурачиться и сделать всё, чего требуют. «А ты знаешь, чего от меня требуют?» — «Конечно. Про это все знают. Лепят вечного должника. Витюша, это вовсе не страшно. Мы все в таком положении». — «Кто это все, Светочка?» — «Ну-у… — Она неопределённо повела рукой. — Все, кто не вампирит».
