– Садись и начинай работать. Карточек я тебе еще вчера нарезал, они поверх папки, где мои записи о ЧП в метро собраны. Там все вперемежку: теракты, перестрелки, массовые драки – скинхедов с кавказцами, футбольных фанатов с милицией. Вот ты их по разделам и оформляй. Я тебе в качестве образца одну карточку заполнил. Если ответа на какой-то вопрос, например о числе жертв, в моих записях нет, оставляй графу пустой, а на отдельный листок запиши: там-то и там-то пробел в сведениях. Буду потихоньку восполнять.
Многое из того, что содержали бумаги Симоняна, стало для Кривцова открытием. Например, дата первого теракта. Исходя из сведений, собранных Симоняном, получалось, что первый теракт в метро произошел 8 января 1977 года в поезде, следовавшем от станции «Измайловская» в сторону «Первомайской». Взрывное устройство было помещено в утятницу, начиненную болтами и гвоздями. В тот же день произошли еще два взрыва, по механизму исполнения идентичные громыхнувшему в вагоне метро, – в магазине № 15 Бауманского пищеторга и около продмага № 5 на улице 25-летия Октября. В графу «Число жертв» Кривцов, сверившись с записями Гранта Нерсессовича, вписал цифру семь, в «Число пострадавших» – тридцать семь. Судя по тому, что террористы – некто Степан Затикян и двое его сообщников – были живы и преданы суду, взрывные устройства приводились ими в действие дистанционно или с помощью часового механизма. Всех троих суд приговорил к смертной казни через расстрел, и весной того же 1977-го приговор был приведен в исполнение. Фамилия Затикян в записях Гранта Нерсессовича была подчеркнута красным, и рядом тем же кровавым фломастером ремарка: «Сволочи!!!»
Макс пробежал глазами следующие несколько листов – там тоже были записи о терактах в метро: 20 апреля 1989 года сразу на двух станциях – «Павелецкой»-радиальной и ВДНХ, в июне 1996-го – на перегоне между «Тульской» и «Нагатинской», в январе 1998-го – на «Третьяковской». Во всех ЧП были погибшие или раненые. Дальше шли теракты на «Пушкинской» и на перегоне между «Павелецкой» и «Автозаводской», где число жертв измерялось десятками. Однако в адрес виновных в этих преступлениях Симонян не высказывался – никаких комментариев на полях не было.
«Затикян был армянин, как наш Нерсессыч, – отметил про себя Кривцов. – Может, старика это обстоятельство и потрясло – стыдно стало, что жестокий убийца оказался представителем его народа. А может, тут другое? Вдруг парней тогда ни за что расстреляли. Сколько этому Затикяну было? Тридцать два. В общем, не мальчик уже. А то, что в семидесятые невиновных, бывало, расстреливали, – это уже общее место. И то, что на суде террористы во всем признались, ничего не значит. Органы со времен незабвенных бериев, ягод и ежовых особыми способностями по части выбивания чистосердечных признаний отличаются…»
– Грант Нерсессович, а вот тут у вас некто Степан Затикян присутствует. Вы были с ним знакомы?
Симонян поднял от бумаг голову:
– С чего ты взял?
– Ну, он тоже армянин, и вообще…
– Нет, знаком не был. Армян по всему миру больше пятнадцати миллионов. Неужели ты думаешь, что все они друг с другом знакомы?
– Нет, конечно. Но у вас же принято объединяться в диаспоры. И, насколько я знаю, всегда принято было. Это сейчас в Москве кавказцев чуть не половина населения, а в конце семидесятых, наверное, не так уж и много было.
– А ты что, с картотекой уже закончил? – резко сменил тему Симонян.
– Нет еще. – Макс отрицательно покачал головой. – Только начал.
– Ну, так продолжай. А когда закончишь, я с тобой одной любопытной догадкой поделюсь. Это, конечно, надо еще проверять и проверять, но я почти уверен, что прав.
– В чем?
– А в том, что все происшествия в метро, особенно с человеческими жертвами, укладываются в четкую схему. И если нам с тобой на основе уже имеющихся данных удастся вывести своеобразную закономерность, я бы даже сказал – формулу, можно будет заранее знать, где и когда произойдет следующее ЧП.
– Шутите?
– Отнюдь.
– Вы меня заинтриговали!
– Ну, так работай!
Прошло минут сорок, прежде чем Кривцов задал очередной вопрос:
– Грант Нерсессович, а вот такие происшествия: милиционер выстрелил в рот гастарбайтеру, милиционер застрелил любовницу – их в какой раздел определять?
– Это когда сержант УВД Борис Коструба выстрелил из табельного оружия в рот гастарбайтеру Рустаму Байбекову, не имевшему регистрации, и сел на девять лет?
– Память у вас! – немного делано восхитился Кривцов.
– Второй случай, – не обращая внимания на реплику Макса, продолжил Симонян, – был с капитаном, прямо на станции метро устроившим разборку со своей гражданской женой. Приревновал, кажется. Давай оба случая в «Разное». Хотя нет: лучше в «Незаконное применение оружия представителем власти». У меня такого раздела нет – сам создай.
Выполнить распоряжение Кривцов не успел. В пещеру влетел запыхавшийся Колян:
– Мужики! Срочно уходим! Через час облава!
Кривцов и Симонян разом подняли головы и, замерев, уставились на Коляна.
– Чего сидите?! На сборы десять минут! Уходим!
– Куда? – растерянно огляделся Симонян.
– А это ты нам сейчас скажешь куда! Кто у нас специалист по подземельям, которые еще не заняты и где безопасно?
– Да скажи ты толком, что случилось? – продолжая сидеть, взмолился Грант Нерсессович. – Кардан наезжает?
– Да при чем здесь Кардан? Он сам, можно сказать, в пострадавших. Кардан и предупредил, чтоб смывались. Ему надежный человек из ментуры шепнул – из тех, с кем он делится, – что мэрия приняла решение о массовой подземной зачистке от этих… внеклассовых элементов.
– От деклассированных? – уточнил Симонян.
– Ну да. Короче, от нас. Говорят, в Подмосковье под это дело уже лагеря подготовили. Сначала туда всех свезут, а потом разбираться будут. Уголовников, которые в розыске числятся, – в СИЗО, стариков – по специнтернатам, а тех, кто помоложе, – на тяжелые работы: в шахты угольные и бокситные или еще куда. Кардан говорит, наверху решили: раз в подземелье живем, значит, к таким условиям вполне приспособлены. Еще сказал, платить не будут, только кормить и одевать. Типа, все равно никуда не рыпнетесь и не пожалуетесь: документов-то нет, большинство в покойниках или в без вести пропавших числятся – попробуй в таком состоянии покачай права!
– Так, понятно, – подскочив со стула, засуетился Симонян. – Максим, быстро упаковывай бумаги! Вон там, в углу, у меня сумка на колесиках, в ней еще баул клетчатый. Да, вот еще моток веревки. Я как знал, как чувствовал, что когда-нибудь придется спасать архив! Складывай все в папки и связывай как можно плотнее. Колян, где Митрич, Адамыч, Шумахер, Ростикс, Антон?
– Все, кроме Адамыча, здесь – собираются. А Ростикс ушел. Я его послал афганца искать. Договорились так: раз с нами Митрич, мы Ростикса с Адамычем, если что, дожидаться не будем. В условленном месте положу записку с координатами, где остановимся. – При этих словах Колян пристально посмотрел на Макса, и глаза его недобро сверкнули. – Давай, Нерсессыч, определяйся, мне еще к могилам смотаться надо. Хорошо, если в ту сторону пойдем, а если в противоположную? И еще учти, чтобы по пути глубокой воды не было, иначе Митрича на себе тащить придется. Все, я к Митричу на подмогу. Совсем старик расклеился. Говорил я ему: «Не ходи сегодня на работу, побереги себя!» А он…
Колян исчез, а Симонян заметался по комнате, доставая из разных углов и сваливая на стол перед Максимом стопки бумаг, какие-то вырезки, раздувшиеся от содержимого картонные папки.
Собираясь, старик рассуждал вслух:
– Придется двигаться на восток, хотя в смысле удобного сухого жилья это самый неудачный вариант. Лучшие места на севере и западе. Но нам нужно как можно скорее выбраться за пределы Садового кольца, а самый короткий путь – к Земляному валу. Вот увидишь: внутри Садового они шерстить будут. С разных концов пойдут. Конечно, ходов тут столько, что лабиринт Минотавра детским аттракционом покажется, но рисковать нельзя.
В конце концов они выдвинулись на полчаса позже назначенного. Кладбище, которое и было условленным местом, оставалось в стороне от маршрута, и им пришлось ждать Коляна, который понес записку для Адамыча и Ростикса.
Митричу становилось все хуже. Он сидел на своей тележке, прикрыв веки, и часто, со свистом дышал. Макс предложил сделать укол, но старик отказался:
– Некогда. На привале сделаешь. Лекарства ж с собой.
Шли в таком порядке: впереди Колян, как самый опытный из молодых. Его задачей было смотреть в оба глаза и слушать в оба уха, чтобы в случае опасности подать остальным сигнал. За ним Симонян с тележкой на колесиках, доверху набитой бумагами. Дальше – Макс с рюкзаком за плечами и тяжелой клетчатой сумкой-баулом, заполненной бумагами и нехитрыми пожитками Нерсессыча. Симонян, испытывая неловкость от того, что нагрузил Кривцова, не взял с собой даже любимый медный чайник, при кипячении в котором, как он утверждал, вода приобретает целебные свойства. Следом за Максом шел Шумахер с огромным драным чемоданом на больших, явно неродных колесах. На вопрос Кривцова, откуда такая телега, он с гордостью поведал, что и чемодан, и детскую коляску, у которой свинтил колеса, нашел в мусорке, а потом сам смонтировал.
