Рита была одна. Совсем одна. Господи, нет тех слов, которыми можно было бы передать это безумное и беспросветное состояние одиночества. Почему-то утопить боль в работе не получалось. Может быть, от того, что выходные — суббота и воскресенье — наступали слишком часто. И идти ни к кому из нынешних знакомых не хотелось, потому что они — не Морозовы. А к Морозовым звонить или ехать Рита не могла, потому что нельзя… Категорически нельзя. Это "нельзя" било по нервам, как режет лезвие по открытой ране. Она сидела дома целыми выходными… Работала над заданными в институте упражнениями, пыталась уйти в это полностью, с головой, без остатка, но не могла. Когда делалось совсем невыносимо, когда мозг отказывался думать о чем-либо, кроме отсутствия Володи в ее жизни, Рита бегом мчалась на кухню и одну за одной курила гадкие сигареты. Она сидела на табуретке с ногами, обняв коленки, и выглядела такой маленькой, такой беззащитной среди этих высоких стен. Она слушала веселые голоса соседей, сквозь легко пропускающие звуки стены, и пыталась плакать. Но слез уже не было. Вообще ничего не было, кроме тупой, ноющей боли в душе… Любовь отмирала болезненно и долго.
Однажды, собираясь к очередным рекламодателям, девочка сказала себе: “Если сегодня что-нибудь не произойдет, я сойду с ума. Немедленно и безоговорочно.” Прошло всего две недели с момента ее расставания с Морозовыми, но Рите они показались десятилетием. Переговорив о делах и назначив съемочный день, Рита отправилась рассматривать выставочный зал, как всегда перед съемками ей надо было осмотреть территорию. В зале было полно народу, все смеялись, вспоминали о чем-то. Рита решила зайти чуть позже, когда все уляжется, и вышла в коридор покурить.
“Господи, за что же мне все это?” — носились мысли в ее бедной голове, в тот момент, когда она с милой улыбочкой подкуривала, благодаря высокого блондина Митьку за вовремя протянутую зажигалку, — “А, я знаю за что. За то, что я так сильно обидела Славика, за то, что я не отвечаю на мамины письма, за то, что умерли дед Олег и Димка… О, если эта боль дана мне для того, чтобы я искупила свою вину перед ними, то представляю, как долго она будет длиться. Я ведь действительно не вынесу этого. Я ведь разорвусь. Получу разрыв сердца? Да нет, сама разорвусь на много-много маленьких кусочечков. Боже, как же все-таки больно!!!”
Она вернулась в зал, оживленный разговор продолжался.
— Так, — Рита казалась абсолютно нормальным человеком, — снимать будем вот эти штуки, те не столь актуальны, да и, честно говоря, совсем некрасивы…
— Придется вздрючить своих дизайнеров.
— Нет, нет, Валентин Анатольевич, — Рита улыбнулась директору этой фирмы очень мягко, виновато, — не надо этого делать, интерьеры прекрасны. Просто я мыслю с операторской точки зрения.
— Надо же, столь юная особа мыслит? — самый шумный из беседующих высокий крепкий брюнет с черной бородой и огромными карими глазами смеялся. Он был очень похож на Ритиного отца, совершенно непонятно почему, девочка сразу же почувствовала какое-то расположение к этому человеку.
— Что вы, только учусь это делать, — Рита съязвила, — Могу и вас поучить, явно не мешает. Извините. Кстати, телевизионная реклама не нужна случайно?
— Нет, реклама нет.
— А жаль, — И Рита ушла в другой конец зала.
— И откуда такие самостоятельные дамы берутся? — тепло спросил еще один находящийся в зале мужчина.
— Из Лобытнанг, — честно ответила Рита, ожидая, по привычке, брезгливого “фе” собеседника. Харьковчане терпеть не могли другие города.
— Что, правда? — ошарашено спросил высокий бородач.
— ЧтО правда?
— Ну, про Лобытнанги.
— Ну да, я там выросла.
— Какой кайф! А я был там с концертами, году этак в восемьдесят седьмом.
— С какими концертами? — как и всегда, при встрече с людьми, бывавшими в ее родном северном городке Рита оживилась.
— Ну как, КСП, авторская песня, я — бард.
Сердце девочки учащенно забилось, дед Олег очень часто брал гитару и начинал петь бардовские песни, Рите они тогда действительно нравились.
— А, если я сейчас принесу гитару? Слабо спеть?
Бородач открыто улыбнулся, и такая широта, такая радость была в этой улыбки, что грызущая Ритину душу тоска одиночества на секунду растворилась в ней.
— Ну, неси!
— Споете?
— Скажем так, здесь нет. А вот если во двор выйдем, то вполне даже спою…
— Я сейчас вернусь, — Рита вдруг поняла, что кричит. Она пулей выбежала на улицу и кинулась к одним знакомым рекламодателям, офис которых был неподалеку. Рита бывала пару раз у них в гостях, и знала, что гитара там есть.
— Рита, что с Вами?
Взъерошенная, запыхавшаяся, она была похожа на человека, за которым гонятся.
— Все хорошо, только у меня к вам огромная просьба. У вас можно на пару минут взять гитару? Я буквально через часик ее верну.
— Так на часик или на пару минут, а?
— Ну, пожалуйста…
— Да ладно, вот бери, может, хоть чай попьешь?
— Нет-нет, я спешу, спасибо.
И снова бегом она помчалась к офису с бородачом.
— Вот, играйте!
Окружающие смотрели удивленно.
— Вы думали это шутки? — бородач смотрел на остальных с пренебрежением, — я же говорил, что она вернется. Вот. Ну, мадам, пойдемте, покинем это заведение скептиков и отдадимся теплой романтике летних вечеров. И они пошли во двор.
— Вы уж извините, что я так. Просто у меня жуткая ностальгия по моему городу. А там любят бардов, там их слушают… Я сама не знаю, что со мной сейчас происходит.
— Т-ш, успокойтесь, я все понимаю. Давай попоем, — он взял ее холодную дрожащую ладонь в свои большие теплые руки и заглянул в ее прячущиеся глаза, — я все понимаю.
И он начал петь. Рита не знала некоторых песен, которые знала — подпевала. Было как-то спокойно, и почему-то хорошо. Рита не была одна, не была.
— Знаешь, что. Эта гитара очень паршивая.
— Другой нет.
— Ну почему же нет, есть. У меня неподалеку живут знакомые, у них есть гитара, моя гитара. Думаю, стоит эту унести на место, а ту пойти взять. Пойдем.
Рита на секунду задумалась.
— Или у тебя на сегодня какие-то другие планы?
Этот человек был ХОРОШИМ, Рита чувствовала это.
— Нет, никаких планов нет, пойдемте.
И они пошли, весело болтая.
— А почему на вы, неужели я такой старый?
— Нет, это из уважения, — Рита решила казаться интересной и загадочной, но потом все-таки любопытство победило, — а сколько вам лет?
— По паспорту тридцать. На самом деле двадцать восемь.
— Это как так?
— Так бывает. Перепутали, когда в паспорт вписывали.
— А, — разочарованно произнесла Рита, настроившаяся выслушать какую-нибудь полную приключений историю о подделке паспорта. Заметив ее разочарование, лжеподдельщик поспешил добавить.
— А вообще-то у меня в жизни было много и удивительных историй.
— Да? Расскажите.
— Кстати, меня зовут Леша, — он рассмеялся.
На секунду Рита осознала, как странно он может расценить ее поведение.
— Я Рита. Ради Бога не подумайте про меня чего-нибудь плохого. Я вовсе не хотела на Вас налетать. Мне просто очень нужно было, чтоб кто-нибудь интересный со мной поговорил, — Рита тут же поняла какую чепуху она несет, и, покраснев, что ее еще разозлило, замолчала.
“Боже,” — подумала она, — “Что они со мной сделали… После общения с ними я стала совершенно ненормальной. Я уже даже с людьми не умею общаться…” — в эту минуту Рита ненавидела и Морозовых, и отца, и всех, с кем ей пришлось встречаться в предыдущей жизни.
— Я не люблю повторяться, девушка. Я же сказал, я действительно все понимаю. И вообще мне в этот день, не меньше, чем тебе, нужен интересный собеседник. Мне очень надо пообщаться с кем-нибудь, или я сойду с ума.
— Э, да мы с Вами стоим друг друга, — Рита заметила, как ей вдруг полегчало.
— Говорите, хотите послушать истории?
— Давайте на ты, а то, я так не могу.
— О'кей тогда пойдем здесь в кафешке посидим, а то там, где лежит моя гитара куча ненужного народа. В смысле нужного, но не приспособленного для подобных бесед.
— Хорошо.
Они заказали две порции картошки с отбивными и кофе. Рита чувствовала себя королевой. Она действительно была прекрасна сейчас. Маленькое, трепетное очаровательное создание с блестящими глазенками и горящими щеками. Взрослость и все пережитое читалось сейчас только в ее взгляде, но взгляд был устремлен вдаль, поэтому никто не мог проникнуть в глубину Ритиных ощущений.
— Ты слушаешь?
— Ну да.
— Знаете ли Вы девушка, что беседуете сейчас с государственным преступником и работником правоохранительных органов России одновременно?
Рита ухмыльнулась про себя, подумав, что судьба и не могла засадить ее в кафе с каким-нибудь нормальным человеком.