Девки испуганно прижались друг к другу и к забору. Девки тоже взрослые, наверняка живут на Салтовке в общежитии. Подружки. И как обычно в таких случаях, одна страшная и толстая, а другую даже можно назвать красивой — во всяком случае, она высокая, светло-русые ее волосы подняты кверху и подтянуты с висков, на губах полустертая фиолетовая помада. Мужик наверняка познакомился с подружками у «Победы» и пошел их провожать. Мудак, думает Эди презрительно, что стоило спрятаться в переулок и подождать, пока пройдет банда. Нет, блядь, решил сыграть перед девками героя. Вот теперь заплатит за это… Идиот! Тузик вдруг ласково улыбается.
— Боишься? — спрашивает он мужика.
— Не боюсь, не боюсь я вас, шакалы! — вдруг огрызается мужик. — Не боюсь!
— Ты чего? — наигранно удивляется Тузик. — Что с тобой, милый? — еще ласковее добавляет он и вдруг обнимает мужика за плечи.
Эди-бэби знает этот азиатский подлый тюренский прием — заговорить жертве зубы, прикинуться ласковым, расположить жертву к себе и, когда она совсем уже поверит в твою доброжелательность, вдруг неожиданно ударить ее ножом, или прутом по голове, или цепью, Коля-цыган, тот носит цепь вместо пояса на брюках…
Мужик пытается высвободиться, но Тузик не слабый человек, хоть и пьян. Он прижимает мужика к себе и шепчет ему, чуть уводя его от девок:
— Друг! Будем друзьями! Зачем нам ссориться, а?..
Мужик не верит Тузику, но он стоит один в толпе пьяной молодежи, и шансов у него почти нет. Разве только милиция примчится немедленно на пяти автомобилях, с одним тут делать нечего, но это почти исключено. Поэтому мужик идет с обнимающим его Тузиком, который продолжает шептать ему что-то ласковое, что — Эди уже не слышит, так как их разделяет теперь с десяток метров…
— Ребята, отпустите девушек! — вдруг раздается спокойный голос Тузика.
Это сигнал. Дымок оглушительно свистит и кидается под ноги светловолосой.
— Не надо! — кричит та. — Мальчики! Не надо!
Колька-цыган распахивает на ней пальто и рвется к ее груди, срывая пуговицы, распахивает кофточку и одним движением рвет с ее груди лифчик…
— У-у-у! — ревет толпа в восхищении на вывалившиеся груди. Снизу Дымок орудует у светловолосой под юбкой, слышен треск разрываемой материи, и девка, причитая: «Мальчики, родненькие, не надо! Ой!..» — валится на Дымка. Дымок всегда хватает девок за пизду, так что сопротивляться уже бессмысленно. Колька-цыган и Дымок профессионалы.
Вторую девку тоже атаковали, и первым делом кто-то срывает с нее часы. «Золотые!» — раздается удовлетворенный голос. Десятки рук хватают девок и рвут на них одежду. Через несколько минут на толстой страшной девке висит сразу несколько малолеток, пальто с нее давно сняли, рукава и весь перед ее блузки оторваны — большая грудь с темными коричневыми сосками беспомощно болтается из стороны в сторону. Руками девка защищает самое важное — свою пизду. Про груди она забыла. Все происходящее очень походит на обычное «зажимание», которое Эди и его друзья в свое время практиковали в школе (теперь Эди из этого вырос, и мальчики его класса стали даже стесняться девочек), только то, что происходит сейчас, куда более серьезно и грубо.
В стороне, ближе к трамвайной линии, слышна возня и вскрики — очевидно, Тузик с ребятами бьют мужика.
— А-а-а-а-а! — раздается вдруг пронзительный вопль боли. И опять удары и ругательства: — На, блядь! На! Хотел? Получи! Хотел? На!
«Что они его, ножом, что ли? — не понимает Эди. Все старшие ребята куда-то исчезли. Вокруг Эди одни малолетки. — Где старшие ребята?» — думает Эди.
Один из малолеток вдруг изо всей силы бьет толстую девку по лицу.
— Сука! — кричит он. — Укусила меня!
Из разбитых губ и носа толстой девки течет кровь. Кровью забрызгиваются постепенно и ее огромные и безобразные кочаны грудей.
Малолетки совсем уже ободрали толстую. Только на поясе у нее болтаются остатки платья. Глядя на большой живот толстой девки, который она все еще прячет руками, Эди внезапно очень хочется схватить ее за живот. Он столько раз видел такой живот, мягкий и выпяченный вперед, в своих снах. Сейчас самое подходящее время попробовать, какой же у них живот на самом деле. Когда же, как не сейчас, думает Эди. Все равно никто никогда не узнает, малолеток столько, что и арестовывать их всех нет смысла, убеждает себя Эди, все еще колеблясь. Никогда никто не узнает, трусливо повторяет он себе и, наконец решившись, прыгает к девке.
Живот у девки оказывается теплым. Девка уже не сопротивляется, она закрыла глаза и медленно съезжает вниз. Если бы не держащий ее сзади со спины Тимур, в его шинели, девка давно бы свалилась на холодный ноябрьский асфальт. Другие пацаны хватают девку за ляжки, тискают и щиплют, смеясь, куски мяса и попеременно лазают руками в ее пизду. Эди тоже, тяжело дыша, опускается на колени и, все еще держась одной рукой за живот девки, другую спускает на ее волосы, жесткие, как проволока, а когда один из пацанов вынимает свою кисть из пизды, напоследок щипнув девку изо всей силы, отчего она мычит: «М-м-м-м!» — Эди сует руку в девкину скрытую волосами дыру. Там мокро и холодно у девки, хотя должно быть тепло. Эди отдергивает руку, вынимает ее и рассматривает. На руке его слизь и кровь…
Кровь из девкиной пизды почему-то отрезвляет Эди, он вдруг опять слышит все вокруг. Откуда-то неподалеку раздаются стоны. «Ох-ах-ох, — ритмически стонет где-то другая девка. — Ох-ах-ох…»
На тот момент, в который он исследовал толстую девку, Эди как бы оглох, сейчас все звуки включились опять. Ликуя, разинув оскаленные рты, малолетки сваливают девку под забор. Эди отходит от них и идет в направлении стонов… Светловолосую девку, оказывается, ебут, положив ее в переулке на ее же пальто. Теперь Эди понятно, куда девались все старшие ребята. Старшие все здесь. Они, пересмеиваясь и потягивая из бутылки вино, у кого-то, оказывается, еще осталась бутылка, ждут своей очереди.
Ноги девки задраны вверх и в стороны, на ней лежит, опираясь на руки, зад гол, штаны сбились ему на щиколотки, один из парней, и то надвигается на девку, то чуть-чуть от нее отодвигается. Девка не сопротивляется, очевидно, давно — ее стоны спокойны. «Ох-ах-ох, — расслабленно стонет она. И опять: — Ох-ах-ох…»
Очень белыми, в темноте переулка, руками своими девка обхватила спину парня, и их движения сопровождаются чавкающими звуками, как будто кто-то неряшливо ест. Вениамин Иванович обычно не любит, когда неряшливо едят, почему-то думает Эди.
Вдруг парень начинает двигаться на девке быстро-быстро и наконец, скорчившись, шипит: «А-а-а-а!» — и съезжает с девки. Кончил.
Очень белая в темноте, почти голая, только чулки, съехавшие к ступням и собравшиеся там нелепыми жгутами, на ноябрьском воздухе лежит девка и болтает ногами, наверное в истерике.
— Ну? — вопросительно хрипит она. — Ну же?!
— Вот то-то. Нравится, — говорит один из парней, — а то корчила из себя целку.
— Нравится новый хуй, сука? — спрашивает ее злобно новый парень, становясь на колени и всовывая в девку член.
— М-м-м-м! — мычит девка как бы от боли.
— Нравится здоровый хуй, блядь? — опять спрашивает парень, зло хватая девку за бока и надвигая себе на хуй.
— М-м-м-м-да! — выдыхает девка с трудом.
— Сейчас он ее пропесочит своим бревном, — пьяно усмехаются парни. — Прочистит ей духовку. У Мишки хуй как у слона!
Эди думает, прислоняясь к забору: «И вот это называется ебля. И так вот все мужчины и женщины на Салтовке, и в Харькове, и в мире лежат вместе и делают так. И так, наверное, Светка делает с Шуриком».
Под новым парнем девка дышит все сильнее и шумнее. «У-у-у-у-у-у-у! — завывает она. — У-у-у-у-у-у!» — выдает девка еще одну трель-стон и вдруг пердит. Парни зло смеются…
«И что же, так и Светка делает? — спрашивает себя с ужасом Эди. — С Шуриком? А должна бы со мной», — растерянно думает Эди. Ему становится страшно. Он вдруг понимает, почему Светке нравится Шурик. Он вспоминает некрепкие, но усы Шурика, его грубую обветренную кожу на щеках, его большие, корявые семнадцатилетние грубые руки. Светке, как и этой девке, и другой девке, и любой, в конце концов, приятно, когда ее теплый и мягкий живот и мягкое тело хватают такие грубые, шершавые руки. «По контрасту, — думает Эди. — И Мушке приятно…»
Впервые за всю его жизнь Эди вдруг ясно видит, что в конкурентной борьбе зверей мужского пола у него хуевые изначальные данные, чтобы выиграть. Пальцы его рук слишком длинны, кожа на лице слишком нежная, и благодаря мамочке-полумонголке, с неприязнью думает Эди о матери, почти не растут усы и борода. Как может полюбить такого человека Светка, сама нежная, тонконогая и незащищенная? Вон Шурик посадит ее на свои высокие волосатые колени, обхватит жесткими руками-граблями, потрется срезанной бритвой щетиной о нежную Светкину щеку, и Светка, наверное, чувствует себя в безопасности…
