— Напишите мне, пожалуйста, слова этого романса, — услышала она голос Дорины с другого конца стола. — Они такие трогательные.
— Слова давние, — отозвался домнул[14] Стамате совсем уж тихо и робко. — Мелодия новая… Мне нравится мелодия, она такая печальная…
Он повернулся к Дорине, и Лиза больше не видела его лица. Он казался чрезвычайно удивленным оглушительным успехом своего пения. Петь он не хотел и согласился только после настоятельных упрашиваний. Хозяев дома он почти не знал, да и гостей, впрочем, тоже. Однако сразу понял, что люди это все весьма достойные, в особенности сами хозяева. Так тепло, так радушно его приняли. Так роскошно убран стол, и где? Во Фьербинць, жалкой деревушке в тридцати километрах от столицы.
— Будьте любезны немного вина пополам с водой, — попросил Стере, протягивая пустой стакан.
Лиза невольно поморщилась. «Такая проза… после такого романса… И это мой муж…»
— А чьи это слова? — продолжала расспрашивать Дорина. — Мне они не знакомы…
Дорина говорила громко, с другого конца стола, чтобы услышал ее и капитан Мануилэ тоже. Кто-кто, а она прекрасно понимала, для чего устроено это пиршество со множеством приглашенных, так далеко, в деревне, в доме ее родни. «Нас хотят сосватать…» И она невольно улыбнулась. За обедом она не раз поглядывала в сторону капитана Мануилэ, а он сидел и аккуратно ел, всячески стараясь, чтобы локти его не коснулись стола, и, казалось, приготовлялся играть фарс, где ей будет отведена роль девицы на выданье, а он, капитан Мануилэ, сыграет роль жениха… Неужели вот так, сразу? За человека, которого она в первый раз видит?!
— Не думаю, что Баковии, — прибавила она очень громко. — И уж никак не Аргези…
«Эти имена должны смутить домнула капитана», — подумала Дорина.
— Не могу сказать, чьи они, — извиняющимся тоном ответил Стамате. — Знаю только, что очень давние…
Капитан Мануилэ, не поднимая глаз от стола, почтительно слушал хозяйку.
— Нет, я бы не смогла сдавать квартиру, домнул капитан, — говорила доамна[15] Соломон. — Вы ведь знаете, жильцы чего только не говорят о хозяевах…
Доамна Соломон выпустила сигаретный дым и долго внимательно следила за ним, сощурив глаза. Он все-таки невыносим, этот мальчишка, молчит и молчит. Не то чтобы галантную тему, поддержать разговор не может. Или влюбился с первого взгляда?
Капитан хотел, но никак не мог отважиться и взглянуть туда, на другой конец стола, где сидела Дорина и задавала вопросы. Он понял сразу, до того как приехал во Фьербинць, понял, как только остался наедине со Стере в автомобиле, что свою судьбу он должен решать быстро. Родня девушки не расположена была долго ждать. Осенью Дорина получила степень лиценциата. Преподавать она не собиралась — это было всем известно, — но диплом получить хотела, ей нравилось учиться. Женихов вокруг нее крутилось пруд пруди, и всем хотелось ее окончательно пристроить. А Дорина шутила, что мечтает о медовом месяце как о каникулах, но только непременно за границей.
— Кому еще кофе? — спросил домнул Соломон, поднимая руку вверх.
Доамна Соломон встрепенулась, обрадовавшись возможности покинуть своего молчаливого собеседника:
— Вы меня простите, я на секундочку! Посмотрю, что там с кофе!
Капитан Мануилэ покраснел и опустил голову еще ниже, словно говоря поклоном: «Разумеется, сударыня, как же иначе?.. Вы же хозяйка…» Он искоса взглянул на Дорину, и ему показалось, что она мечтательно глядит на него. Он улыбнулся, приободрился.
— Вижу, вы любите стихи, барышня, — произнес он совершенно неожиданно.
Вокруг все замолчали. Дорина вспыхнула и машинально принялась перебирать жемчужины в ожерелье. Услышав, что заговорили о поэзии, Стамате, любопытствуя послушать, подался несколько вперед.
— Есть поэты, которых я люблю, — ответила Дорина. — Особенно среди современных…
— Это я понял, — улыбнулся капитан Мануилэ. — Стихи не слишком современные вы не узнали, хотя не такие уж они и древние, — Раду Росетти…
Лиза удивленно взглянула на капитана. Однако он вовсе не глуп… И конечно же прав: стихи и впрямь Раду Росетти. У Ляны было несколько томиков его стихов, маленькие книжечки Лиза помнит до сих пор, спустя столько лет после смерти Ляны. Они стояли в гостиной на полке в старом доме на бульваре Паке и стояли там до тех пор, пока Ляна не умерла от чахотки, так же как все ее сестры. Лиза училась тогда в старших классах лицея. Она вспомнила, с каким вожделением смотрела на заставленную книгами полку. Среди них был и «Ион»,[16] только-только появившийся, и, когда Ляна умерла, она чуть ли не обрадовалась тому, что теперь сможет потихоньку унести с собой оба томика и они останутся у нее навсегда, никому и в голову не придет искать их и требовать обратно.
И тут же раздался властный мамин голос: «Не смей ничего брать, кругом микробы!» Книги потом сожгли, и, как говорили, вместе с бельевой корзиной, битком набитой журналами «Литературный мир»…
— Раду Росетти! Какой изумительный поэт, господа! — воскликнул Стере. — Я знавал его во время войны…
Лиза опустила глаза. Старше всего только на девять лет, а такой уже старый, чужой…
Он состарился внезапно, неожиданно, сам по себе, как будто бы ей назло, как будто для того, чтобы не без яда напомнить, что жил и другой жизнью, что он из другого поколения…
Домнул Соломон, видя, что гости разговорились, тихонько вышел из столовой. Для начала он заглянул в кладовку и, прикрыв за собою дверь, придирчиво оглядел все бутылки и сифоны, размещенные по кадкам со льдом. Потом приоткрыл дверь спальни. Доамна Соломон смотрела на себя в зеркало, в правой руке у нее дымилась сигарета, левой она поправляла прическу.
— Имей в виду — с вином покончено, — сообщил домнул Соломон.
Доамна Соломон равнодушно пожала плечами. Неслышно ступая, она отошла от зеркала и присела на краешек кровати.
— Хорошо, что обед позади, — сказала она устало.
— Отобедали замечательно, — подхватил домнул Соломон. — Всего было в изобилии. Говорил я тебе, что и без цыплят всего довольно! А сколько еще осталось. Кстати, ты наказала служанкам все прибрать хорошенько? А то с этой жарой… Вечером пригодится. — Он тоже зажег сигарету и уселся рядом с женой. — Ты мне так и не сказала, едем мы с тобой в монастырь или нет?
— Как хочешь, — отозвалась доамна Соломон. — Только ты же знаешь, что я там не могу спать из-за клопов и комаров.
— И не только из-за комаров… — улыбнулся домнул Соломон.
— Ты как будто и впрямь все знаешь!..
Оба молча курили, пуская дым в потолок.
— Что ты скажешь о капитане? — спросил домнул Соломон.
— Только одно: откуда ты его выкопал?
— Но он оказался вовсе не глуп. После того как ты ушла, он затеял разговор, и весьма серьезный… Он, наверно, робеет. Стере, видно, слишком быстро подхватил его и привез…
— А второй кто таков? — спросила доамна Соломон, поднимаясь.
— Стамате, приятель капитана, кажется инженер по сельскохозяйственной технике.
Брови домнула Соломона сосредоточенно нахмурились, он внимательно вслушивался, пытаясь понять, что происходит по соседству.
— Кажется, кофе принесли? — спросил он неожиданно домашним, будничным голосом.
Из столовой доносились громкие голоса и смех. В коридоре послышались тяжелые шаги, дверь приотворилась, и в спальню вошла доамна Соломон старшая. Вошла осторожно, стараясь не зашуметь.
— Вы здесь? — спросила она, не выказывая ни малейшего удивления.
Ступая с величайшей осторожностью, медленно подошла к кровати и со вздохом устало опустилась на нее.
— Ну и как он вам? — спросила она, глядя снизу вверх на супругов.
— Только бы решилась, — произнес домнул Соломон.
— Вот и я то же самое говорю…
Домнул Соломон повернулся к жене:
— Агли, а не пойти ли тебе в столовую? Посмотришь, может, они пойдут в саду погуляют… Сейчас уже и не жарко…
Доамна Соломон на ходу приостановилась перед зеркалом и опять поправила прическу.
— А ты что скажешь? — спросила старуха. Доамна Соломон пожала плечами и вышла.
— Да я и сама вижу…
Дверь закрылась, старушка вновь подняла глаза на домнула Соломона:
— Не очень-то он ей понравился…
— Да она всегда так, что, ты первый день ее знаешь? Когда мы одни как сычи, день-деньской о гостях мечтает. А когда приедут гости, устанет и все ей не в радость… А мне, например, капитан нравится. И выправка, и выучка есть…
— И другой тоже славный, — согласилась доамна Соломон.
В соседней комнате зашумели: задвигались стулья, молодые голоса смеялись, благодарили. Домнул Соломон поспешил из спальни в столовую.
— Мама, — обратился он уже с порога, — возьми на себя труд, позаботься о припасах для вечера. Мы же едем в монастырь, ты знаешь, так чтобы все у нас было в порядке.
