Эльв сходила в мэрию, где клерк помог ей разузнать о паре, которая забрала ее любимца Джека. Коня держали в поле, а на зиму пускали в амбар. Хозяйка разрешила Эльв приехать и объяснила, как добраться до фермы. Идти было недалеко, всего полторы мили по дороге. Эльв добралась до поля и перенеслась обратно в тот день, когда трава была пронзительно-зеленой, когда Лорри подошел к ней и остальной мир отступил. Она встала у изгороди. Джек щипал траву, опустив свою большую голову.
— Привет, — поздоровалась Эльв.
Она забралась на нижнюю перекладину изгороди и прищелкнула языком. В воздухе висели комары и мошки. Пахло травой. Джек подошел, волоча ноги.
— Привет, дружище. Это я, Эльв.
Старый конь потерся о нее своей большой головой. Его шатало из стороны в сторону, но он чудесно смотрелся на фоне неба. Новая хозяйка Джека помахала рукой и подошла по дорожке. Она любила животных и не могла позволить, чтобы бедного коня отправили на бойню. Остальных лошадей продали в конные клубы по всему штату, но старый Джек никому не приглянулся.
— По-моему, он вас вспомнил, — сказала женщина.
Джек ел с рук Эльв. Она купила пакет овсяного печенья в универсальном магазине в городке. Клэр рассказывала, что лошади из конюшни в Норт-Пойнт-Харборе любили печенье больше всего на свете.
— Вряд ли, — возразила Эльв. — Он меня не помнит. Моя сестра была наездницей. Мне до нее далеко. Я просто любила лошадей. Он выглядит счастливым.
Женщина подбросила ее обратно в город. Эльв ждала в тени на остановке и вспоминала, как купалась с Лорри в пруду, как он занимался с ней любовью в машине и в воде, как ей не хотелось возвращаться в школу, какой юной и глупой она была, какой несчастной и счастливой одновременно. Подошел автобус, и она медленно встала. Ее лодыжки ужасно раздулись, она устала. Она больше не вернется в этот городок. Никогда не проедет по грязным дорогам в поисках того пруда. Не навестит Джека, не перелезет через забор, пытаясь осмотреть заброшенную школу или разыскать птичьи косточки, которые собрала на нитку однажды вечером, сидя с Клэр на кухне. Эльв устроилась на сиденье и уставилась на деревья в окно. Дорога из Нью-Йорка показалась бесконечной. А ведь ее мать однажды приехала сюда в слепящую метель, но Эльв не захотела с ней увидеться. Она смотрела в окно, слишком спесивая, чтобы окликнуть мать, слишком юная, чтобы знать, как мало времени у них осталось.
Четвертое июля Эльв провела в хозяйственных магазинах Форест-Хиллза в надежде купить кондиционер в рассрочку. Никто не верил на слово, к тому же все уже распродали. В конце концов пришлось купить дурацкий вентилятор, который с трудом гонял горячий воздух по квартире. Эльв клала на лоб холодные компрессы и пила апельсиновый сок со льдом, но все же заработала потницу. Пит привез кондиционер. Эльв сказала, что он и так уже много сделал и она не хочет его больше беспокоить, но он ответил: «Дети для того и нужны, чтобы беспокоить». Так что, когда настал ее срок, она позвонила ему. Эльв было неловко, но ей больше некому было звонить. Пит мерил шагами коридор больницы, как будто был отцом Эльв, а не посторонним. Узнав, что родилась девочка, он завопил: «Ура!», хлопнул по спине пару-тройку мужчин, ожидавших вместе с ним, и отправился звонить Наталии.
— Шесть фунтов, шесть унций, — сообщил он. — Совершенство во всех отношениях.
В Париже была середина ночи, и Наталия спала, но обрадовалась звонку. Она достала все фотографии, которые Эльв прислала ей за годы. Особенно ей нравились снимки беременной Эльв. На одном из них та задрала футболку, чтобы продемонстрировать огромный живот. На ее лице играла прелестная улыбка. «Надеюсь, он таким не останется, — написала она Аме. — Пообещай, что ребенок вылезет наружу».
Сначала Наталия не говорила Клэр о ребенке. Когда она упоминала Эльв, Клэр обрывала разговор или находила повод выйти из комнаты. Наталия не давила на нее, но теперь все изменилось. Она постучала в дверь спальни. Клэр открыла в одной футболке и трусах. Ее спутанные волосы сбились в колтуны, но она не спала. Она читала Кафку, мастера несчастья и самобичевания, гениального разоблачителя людей, неспособных разглядеть настоящую природу своих близких. Клэр давно подозревала, что смертные — загадочные создания, которые прячут свою истинную сущность, точно луковица, под множеством слоев полупрозрачной шелухи. Девушка любила перечитывать книги по многу раз, пока они не становились знакомыми и больше не сулили сюрпризов.
— Сядь, — попросила Наталия, когда Клэр пустила ее в спальню.
— Я только что встала, — возразила Клэр.
Она была бледной, раздраженной, невыспавшейся. Магазин ей наскучил. Она знала, что другие продавщицы жалеют ее. У Люси и Жанны были парни, обе вели светскую жизнь. Они приносили Клэр все больше ношеной одежды, как будто это могло изменить ее судьбу. Иногда девушка выбрасывала мешки с подарками в помойный бак во дворе, даже не заглянув в них.
Приход бабушки встревожил Клэр. Не иначе плохие новости. В конце концов, была середина ночи. Клэр уселась на краешек кровати и приготовилась слушать. Стоял июль, но она держала окна закрытыми, несмотря на жару и духоту. Ей было все равно.
Наталия объяснила, что не хотела расстраивать Клэр разговорами об Эльв, но всему есть свое время и место, и настала пора рассказать Клэр, что ее сестра родила ребенка.
— Она все еще с ним?
Клэр неожиданно вспомнила ночь, когда заболела, пришла в комнату сестры и застала любовников в постели. Девушка залилась краской.
Наталия покачала головой. Нет, того мужчины больше нет. Он умер.
— Бедный ребенок, — произнесла Клэр.
— Клэр!
— Что — Клэр? Что я должна была сказать? Что рада за нее? Что желаю ей огромного счастья?
— Говори что хочешь. — Лицо Наталии стало пепельным. Она никогда еще так не боялась за Клэр и никогда так не стыдилась ее. — Но Эльв умеет любить. А ты умеешь?
У маленькой дочки Эльв были черные волосы, как у трех сестер Стори. Но глаза у нее были темные, как у отца. С самого рождения она мгновенно затихала, едва услышав: «Давным-давно…» Нянечки в родильном отделении в один голос утверждали, что она самое прелестное дитя в Нью-Йорке, и молодая мать была с ними совершенно согласна. Эльв назвала дочь Меганн, в честь матери и сестры, но называла ее Мими, потому что Лорри любил это имя.
Наталия прилетела в Нью-Йорк через неделю после рождения малышки. Она забросила вещи в гостиницу на Манхэттене и взяла такси до Квинса. Наталия давно не была в Нью-Йорке, и у нее голова шла кругом. Она немного постояла перед домом в Форест-Хиллзе, собираясь с силами, прежде чем войти. Она боялась, что после стольких лет им будет неловко при встрече, но Эльв открыла дверь и заключила бабушку в объятия. Обе едва сдерживали слезы и разглядывали друг друга, смеялись и снова разглядывали. Эльв провела Наталию в квартиру, небольшую, скудно обставленную, но чистую. Женщины вошли в комнату, где спал ребенок.
— Какая красавица! — выдохнула Наталия.
— Это твоя Ама, — сообщила малышке Эльв. Она склонилась над колыбелью и погладила Мими по волосам. — Она пришла поздравить тебя с рождением.
Всю неделю Наталия была в распоряжении ребенка. Она все время проводила с Мими и потому покинула гостиницу и перебралась в квартиру на диван. Однажды вечером пришли Элиза и Мэри Фокс. Эльв сильно переживала, но все прошло лучше, чем она ожидала. Мэри работала в приемном отделении больницы Сент-Винсент. В детстве она была спокойной и благовоспитанной девочкой, но теперь уже не представляла жизни без суматохи и волнений, какие ждали ее на рабочем месте. Мэри пожала руку Эльв и воскликнула: «Давно не виделись!» За прошедшие годы она не растеряла ни ума, ни наивности. Мать Мэри, Элиза, обняла Эльв и сказала, что глазам своим не верит, как она похожа на мать.
— Такая же красавица. Это о многом говорит.
Эльв была польщена. Даже работая в огороде в старом черном жакете, перемазанная в грязи, Анни выглядела прекраснее любой кинозвезды.
Женщины поохали и поахали над малышкой, которая мирно спала в кроватке. Элиза заверила Эльв, что в этом отношении ей сильно повезло.
Настала пора уезжать. Время пролетело слишком быстро. Пит заехал к Эльв, чтобы подбросить Наталию в аэропорт.
— Я думаю, наша девочка справится, — заметил Пит.
Потом он спросил о Клэр, которая редко отвечала на его письма, Наталия печально ответила, что о ней нельзя сказать того же.
— Она старается как может, учитывая обстоятельства.
Пока Пит нес чемодан к машине, Наталия обняла внучку.
— Теперь ты приезжай к нам в гости, — попросила Наталия.
Она протянула Эльв конверт. Эльв удивилась.
— Два билета до Парижа.
— Конечно, — согласилась Эльв.
Она поблагодарила Аму, и обе заплакали, но Эльв знала, что вряд ли приедет. Каждый год она собиралась во Францию, и каждый год планы рушились. Они с Лорри часто говорили о Париже. Она хотела показать ему остров Сите, мороженицу «Бертийон», каштан во дворе. Хотела сидеть с ним у Нотр-Дама и угадывать, какие семьи счастливы. Хотела отвести Лорри на набережную, где когда-то нашла котенка, которого пытались утопить. После отъезда бабушки Эльв выглянула в окно и спрятала конверт в ящик комода, под свитера, которые ждали наступления зимы.
