Ознакомительная версия.
– Давай, давай, неудобно.
– Встаю…
Ему казалось, что жена продолжает его уговаривать, и он рассердился, открыл глаза, но ее рядом не было. Ее голос раздавался уже за стеной. Рассказывала про дочку… Как грудь долго брать не хотела…
Сергеев глубоко, как перед прыжком, выдохнул раз, другой. Сел. Потер лицо, шею горячими сухими ладонями, пригладил волосы. Заметил, какие они жирные стали. «От подушки, что ли?.. Блин!..» Нашел на полу туфли, обулся.
«Умыться надо». Лицо ощутимо опухло, глаза заплыли. «Надо завязывать с пивом»… Показываться перед людьми в таком виде было неудобно. Тем более, если с этим Максимом ругачка начнется. «Буду, как алкаш, сидеть…»
Подкрался к выходу из комнаты, приоткрыл легкую фанерную дверь. В прихожей никого не было. Прошмыгнул в туалет.
Долго умывался, глядя на себя в зеркало. Постепенно лицо разгладилось, волосы легли как надо. Улыбнулся той улыбкой, с какой встречал посетителей в магазине. Получилось… Теперь можно и выходить.
За большим овальным столом сидели Володька, Наталья, Андрюха, какой-то еще здоровенный, бородатый, похожий на попа незнакомый мужик; жена, держа на руках дочку, продолжала рассказывать о своем лежании в роддоме. Ее увлеченно слушали, появление Сергеева не заметили.
– Добрый вечер! – не выдержал он.
– О, Никит! – вскочил Андрюха, невысокий, плотненький, с седоватыми, до плеч, волосами; еще года два назад он был как подросток, а теперь пополнел, как-то орыхлел и стал похож на упитанного старичка, даже больше на тётеньку… «Сколько ему? – задумался Сергеев. – Сорок три отмечали или сорок четыре…»
– Рад, Никитка! Так рад, что выбрались! – Андрюха обнял его, похлопал по спине. – Да, познакомьтесь! – Обернулся в сторону бородатого. – Василий Усольцев, режиссер православного театра, из Дмитрова. А это, Василий, – Никита, мой друг и супруг нашей молодой мамочки.
– Угу-м. – Бородатый приподнялся, не подавая руки, кивнул. Сергеев тоже ответил междометием и кивком. Приставил к столу стул, втиснулся между женой и Андрюхой.
– Как дела-то, Никит? Рассказывай! – спрашивал Андрюха. – Сто же лет не виделись!
– Да вот, дочку родили. Четыре месяца… Решили попробовать съездить…
– Отлично! Вы молодцы, что приехали! Спасибо!
«Опять молодцы, – усмехнулся Сергеев, – все молодцы».
– А дочка у вас – чудо! Такой ребеночек!.. Ух-х, Дашутка, принцессой будешь!..
Сергеев зачем-то ляпнул:
– Она, кстати, уже разговаривать может.
Наталья хохотнула. Остальные чуть ли не хором изумленно-недоверчиво выдохнули:
– Как это?!
– Да нет, я серьезно. – Сергеев глянул на жену. – Скажи.
– Ну, не то чтоб разговаривает, – осторожно ответила она, – но что-то такое получается…
– Всё у нее нормально получается! Ну-ка, дай мне. – Он взял дочку; Дашка лежала с открытыми глазами, пустышки во рту не было. – Даш, скажи, как тебя зовут? Ну, скажи. Как зовут нашу девочку?
Дочка настроила взгляд на Сергееве и улыбнулась.
– Ну, скажи, солнышко. Как тебя зовут? А?.. Да-аш. Давай.
– Гы-ы, – сказала она.
– Ух ты! – то ли всерьез, то ли шутя воскликнул Володька и открыл бутылку «Старого мельника». – Уникально, слушай!
– Да нет, погодите. – Сергеев почувствовал неловкость. – Она нормально умеет говорить… Даш, скажи. Скажи, как тебя зовут? Ну, пожалуйста… – Дочка не ответила. – А брата? Как брата зовут? Братика как зовут твоего?.. Ну, Даш, что это?.. Скажи, а?.. – И Сергеев услышал в своем голосе мольбу, разозлился на себя, на молчащую дочку; дома она действительно часто отвечала вполне отчетливо: «Дая», «Сая», «Никия». – Ну, скажи давай, доча. Перестань вредничать. А?.. Даша-а!..
Она заскулила, видимо, испугавшись. Потянулась куда-то. Жена забрала ее.
– Нет, честно, она говорит, – продолжал доказывать Сергеев, чувствуя себя все неудобней. – Без твердых согласных, конечно, но…
– Эх, Никит, – хлопнул его по плечу Андрюха, – как я рад за вас! Дети, это счастье!.. Я вам завидую самой белой завистью. Вообще!
– Пора, – поднял рюмку Володька.
Сергееву очень хотелось выпить. И найти тему для разговора, чтобы этот ляп с говорящей в четыре месяца дочкой забылся. Или замялся хотя бы.
– Как, Андрей, дела-то вообще? – спросил он, не найдя ничего более интересного, когда выпили и плотно закусили; еды на столе было полно, горки из ломтиков колбасы, огурцов и помидоров, мяса, селедки. Еще и в пакетах возле холодильника лежала. На три дня запасов.
– Да как… Как сказать, – вздохнул Андрюха. – В Щуке целыми днями пыркаюсь, халтурю потихоньку. Надо ведь веранду достраивать, второй этаж… Василию вот, – он посмотрел на бородатого, – со спектаклями помогаю.
Тот пробасил:
– Андрюша от Бога художник. Так улавливает!.. – И, не подобрав нужного слова, потряс кулаком. – Ух-х!
– Нерв, – сказал Володька.
– А?
– Нерв Андрюха улавливает.
Бородатый пошевелил бородой.
– Ну, и так можно сказать… Бесценный он человек!
– Нужно будет съездить в ваш театр, – сказала Наталья.
– Милости просим. Только у нас не каждый день – строго по воскресеньям. И сложные постановки.
Ели, выпивали, разговаривали. В основном вспоминали прошлое – давнишние премьеры, куда-то исчезнувших, подававших надежды ребят, обсуждали своих знакомых, ставших звездами. Жалели, что не все из компании сегодня здесь, и, пожалев, тоже обсуждали – как теперь живут они, где работают, какие у них проблемы… Володька в который раз рассуждал об актере Сергее Безрукове:
– Он талантище без вопросов, конечно! Без обсуждений. Такая энергетика – прямо чувствуешь! Сейчас Пушкина играет… Но – не знаю. Что-то не верю, что получится. Как-то… не хватает чего-то… Не знаю…
От водки с пивом он опьянел больше других, его переполняло нехорошее, агрессивное возбуждение. Наталья подкладывала ему на тарелку закуску:
– Ешь, пожалуйста, ешь. – И жаловалась жене Сергеева: – Совсем не ест. Кусок не впихнешь…
– Я сюда не есть приехал, а общаться… Слушайте! Э-эй, господа! – Володька постучал вилкой по бутылке. – Слушайте, а давайте споем? Русское. Помните, как мы пели классно. Давайте?
– Потише, Володь! – в ответ зашептала жена Сергеева. – Дашка засыпает.
Володька расстроенно вздохнул. А бородатый усмехнулся:
– Утомилась девочка от папиного урока.
Сергеев сделал вид, что не услышал.
– Кстати, ребята! – забыв о шепоте, сама воскликнула жена. – Со мной сегодня такой позор случился! Представляете, забыла вторую строчку «Изгиб гитары желтой». Всю жизнь пела, а тут – как стер кто-то… Чуть не разрыдалась…
– Изгиб гитары желтой, – забубнил Володька, – ты обнимаешь нежно… Чего грустишь, бродяга? А ну-ка улыбнись. Качнется купол неба… Ну да: чего грустишь, бродяга…
– Да нет, другое там. Какой бродяга?..
– Слушай, – громче и настойчивее заговорил Володька, – я тоже эту песню с детства пою. Вторая строчка: «Чего грустишь, бродяга? А ну-ка улыбнись». И потом: «Качнется купол неба – большой и звездно-снежный. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
– Дальше – да. А «бродяга»… Другие слова там. Ребята, кто-то помнит еще?
– Я никогда Визбора не любила, – дернула плечами Наталья. – Дешевая романтика…
Володька изумился:
– При чем тут Визбор?!
– Ну как… Его же песня.
– О-ой-й!.. Наташ, ты меня убиваешь.
– Да в чем дело? Что я не так говорю?
Жена поднялась и унесла дочку. Сергеев без стеснения налил себе водки и выпил. Володька, получив возможность говорить громче, стал отчитывать Наталью:
– Как можно?! Боже мой… Это Митяева песня. Олега Ми-тя-е-ва! Стыдно не знать таких вещей!..
– Володь, подожди, – мягко перебил Андрюха. – По-моему, ты путаешь. Это все-таки Визбор.
– Да вы что, сговорились побесить?! – Володька округлил глаза. – Господи боже мой! Я могу с вами…
– Не произноси имя Господа всуе, – веско сказал бородатый. – Нельзя.
– Что?.. Да это не суя. Это… Визбора с Митяевым путать!..
– Митяев это, ребята, Митяев, – поддержала Володьку вернувшаяся жена.
– Давайте хоть на что спорить, что Визбор, – сказала Наталья. – Андрей, у тебя сборника нет?
– Наташ, не пори ты чушь!
– Я не порю чушь, Володя. А если ты перепил, то советую лечь.
– С-слушай! Хватит мне указывать. Ясно?
– Давайте потише, – вставила жена. – Дети спят.
Володька не слышал – вскочил, навис над Натальей:
– Что ты меня вечно дергаешь?! Я сам знаю, пить мне или не пить. И сколько! Я не мальчик тебе…
– По твоему поведению не скажешь.
– За-мол-чи!
– Ладно, ладно, друзья, – заговорил Андрюха примирительно, – перестаньте. Ведь так хорошо… Давайте мировую выпьем. Да? И пусть каждый останется при своем. – Стал разливать.
– Да нет, – Володька не унимался, – тут кто-то хочет машину свою проиграть. Что, Наталья, спорим на твою машину?
Наталья скривила губы:
– Легко. Катайся на здоровье. Правда, я не уверена, что ты на права когда-нибудь сдашь.
Ознакомительная версия.
