Вскоре от бесконечных статуй, саркофагов, гобеленов, барельефов, напольных мозаик, настенных и потолочных росписей у меня стало рябить в глазах. И когда я вдруг оказался в зале, где вообще не было живого месга, то не сразу понял, что напоминают мне бесчисленные фигуры на стенах и потолке. Конечно же, это были Станцы Рафаэля. Три зала фресок, давно переживших пап, которых они восхваляли.
Экспрессивный «Пожар в Борго» опосредованно прославлял Льва Х. По легенде, когда в Борго разгорелся пожар, который мог уничтожить целый квартал у Ватикана, папа Лев IV, по счастливому совпадению оказавшийся тезкой заказчика, остановил огонь силой крестного знамения. Правда, на фреске папу едва видно на заднем плане, где он величественно стоит на балконе, возвышаясь на безопасном расстоянии от толпы и пожара. А погорельцы на переднем плане обращают мало внимания на пассы понтифика, поскольку заняты спасением близких и имущества.
Когда я подошел к «Коронации Карла Великого папой Львом III» с геометрически стройными рядами первосвященников пред монархом, мой телефон завыл. Стоявшая рядом со мной парочка американских пенсионеров в джинсах шарахнулась в сторону. Я извинился и выхватил телефон.
— Ты где? — крикнула в трубке Лёка Ж. и отключилась.
Я набрал ее номер: абонент недоступен. Что происходит-то? Я отошел к окну, из которого открывался вид на внутренний двор с более чем скромным фонтаном-чашей. Судя по нескольким фиатам и разлинеенному асфальту, двор служил парковкой для сотрудников Ватикана.
Если уж Лёка Ж. проявилась, значит, она найдет способ, как выйти на связь, — решил я и не ошибся. Менее чем через минуту телефон снова зазвонил — на сей раз без завываний. Номер не определялся. Интересно. Лёку Ж. взяли в заложницы?
Я нажал «ответ».
— Ты где? — снова закричала Лёка Ж.
Я сообщил, что нахожусь в Станцах Рафаэля, и поинтересовался, что с ней приключилось.
— Со мной все в порядке, — успокоила меня Лёка Ж. — Оставайся там, с Рафаэлем. Никуда не уходи. Мы скоро придем. Ты не поверишь, кого я тут встретила! Ромку, представляешь…
— Очень рад, — соврал я и поинтересовался: — Кто это?
— Ты что, не помнишь? Я же тебе рассказывала столько раз! — обиделась Лёка Ж. — Это мой одноклассник, он еще хотел жениться на…
— Может, ты расскажешь, когда увидимся? — перебил я. — Насколько понимаю, ты с его телефона звонишь?
— Да, ты прав, — спохватилась Лёка Ж. и закончила разговор.
Что ж, раз Лёка Ж. в безопасности и вскоре нагрянет сюда в компании со своим одноклассником, надо успеть посмотреть хотя бы главные фрески — подумал я и направился в станцу с фреской «Философия», более известной как «Афинская школа», которая прославляла Юлия II как покровителя философии, искусства и культуры. Когда я начал изучать группы представленных на фреске античных философов, Лёка Ж. весело крикнула мне в ухо:
— Что это за старые пердуны?
Я вздрогнул и обернулся. Лёка Ж. смотрела на меня глазами невинного младенца. Рядом с ней стоял рыжий парень лет тридцати с небольшим в строгом черном костюме.
— Лёка, когда-нибудь я тебя убью, и суд меня оправдает, — тихо сказал я.
— Не убивай меня, я тебе сказку расскажу, — ответила Лёка Ж. и обратилась к своему спутнику. — Вот, Рома… ой, Романо — тебя же так тут называют… Такой у меня братец, чуть что…
— Опять?.. — разозлился я.
Лёка Ж. сделала страшные глаза и покосилась в сторону Романо. Тот вопросительно глядел на нас обоих.
— Опять ты потерялась… — закончил я и пояснил Романо: — Ее вообще в люди выводить нельзя — вечно во что-нибудь вляпается.
— Сева, ты не поверишь, как я его нашла! — воскликнула Лёка Ж. и затараторила, рассказывая как.
Лёка Ж. призналась, что, когда мы стояли в этой жуткой очереди, она загляделась на потолок, где столько всего было поналеплено… Естественно, она потеряла меня. Стала искать, но толпа буквально оттолкнула ее так, что она чуть не упала.
Но Лёка Ж. не растерялась, она пошла к указателю, увидела там вывеску магазина сувениров и вспомнила, что мы так и не купили ни одного римского презента. Тогда она забежала в магазин, который приняла сначала за церковь, потому что там были монашки, куча распятий, крестиков, четок и медальонов. Один медальон Лёке Ж. очень понравился — позолоченный, в виде капли с красным ободком и красным камушком посредине. Она даже хотела его купить, но узнав, что он стоит 500 евро, передумала.
Лёка Ж. вернулась к указателю, протиснулась в эту жуткую комнату и почему-то не нашла меня там… Ей стало страшно, потому что у меня и паспорта, и билеты, завтра надо уезжать, а Лёка Ж. даже не знает откуда и во сколько!
Она так испугалась, что бросилась к ближайшему охраннику, который как раз говорил по мобильному. Лёка Ж. на чистом английском сказала: «Хэлп ми! Хэлп ми!» — и по-русски объяснила, что потерялась и ей нужно позвонить быстро-быстро. Охранник так опешил, что молча отдал свой телефон.
— Этот охранник и был Романо! — объяснила Лёка Ж. — Он в школе хотел жениться на Инессе… Ну это я уже рассказывала. Эх, Инесса дура, счастье свое упустила!
Теперь Лёка Ж. ударилась в детские воспоминания. Она сообщила, что Ромка после школы уехал и никому, паразит, не сказал куда. А, оказывается, он в Италию подался. Потому что у него бабушка полячка, католичка и медик. Она на латыни говорила дучше, чем на русском. И мама — католичка. Только об этом никто из одноклассников не знал, потому что папа у Ромки коммунист был, в райкоме работал. А Ромка приехал сюда, поступил в семинарию, но священником не захотел и пошел в охранники.
— А это, Лёка, «Афинская школа», — вернулся я к фреске Рафаэля. — Помнишь, я тебе картинку в книжке показывал? Вот это она и есть. Здесь изображены знаменитые античные философы.
— Вот смотри, — встрял Романо, перехватив инициативу, — эти два в центре — Платон и Аристотель. Перед ними на лестнице Диоген внизу — почти голый. Справа перед Диогеном лысый Евклид с циркулем, а слева — Пифагор. Он что-то пишет в свою тетрадь, а мужик за его спиной списывает…
— Ой, а помнишь Агриппину Сидоровну, нашу историчку? — вернулась Лёка Ж. к школьным мемуарам. Романо насмешливо кивнул. — Я сегодня увидала «Лаокоона» и «Аполлона Бельведерского» — помнишь, как она нас мучила? — ну думаю, просто обязана сфоткаться с оригиналами и отправить ей. Пусть порадуется.
— Да какие это оригиналы! — снисходительно сказал Романо. — Оригиналы вообще из бронзы были сцеланы, до нашей эры. А это римские мраморные копии, которые нашли при папе… Как его звать-то… Ну который вот это Рафаэлю заказал, — Романо показал на «Афинскую школу».
— Юлий II, — подсказал я.
— Точно, он, — согласился Романо. — Любил античность. Вот при Юлии их нашли и поставили в Бельведере. Аполлону еще и руки приделали — его безруким откопали.
— Бедняжка, — сочувственно сказала Лёка Ж.
— А недавно наши раскрасили статуи, как раньше… — продолжил Романо.
— А что, разве статуи красили? — удивилась Лёка Ж.
— Еще как! Во все цвета, — подтвердил Романо. — Так, что они выглядели, как живые. Пойдем покажу. Это рядом с Бельведером.
Лёка Ж. отнеслась к предложению с большим энтузиазмом.
— Если не ошибаюсь, ты хотела посмотреть Сикстинскую капеллу, — напомнил я. — Это гораздо ближе.
— Я вам короткий путь покажу, — заверил Романо и повел нас обратно, в галерею античности, которую мы проскочили до этого.
Путь действительно оказался короче, чем тот, что я проделал. Мы прошли пару безлюдных служебных коридоров без всяких украшений и лепнины, где встретили лишь одинокого скучающего охранника. Он поприветствовал Романо, Лёкин одноклассник представил нас как своих русских друзей, его коллега уважительно кивнул.
Через минуту мы вышли к Бельведеру, пересекли дворик и оказались в галерее античности. При входе наш проводник поздоровался с очередным охранником, которому опять представил русских земляков. Секьюрити, увидев нас, густо покраснел. Это был Алессандро. Лёка Ж. намеревалась ему что-то сказать, но я успел шепнуть ей на ухо:
— Наверное, он не хочет, чтобы мы его узнавали.
— Что за глупости. Почему! — отмахнулась Лёка Ж.
— Поверь на слово, — настаивал я.
— А тебя здесь все знают? — спросила Лёка Ж. Романо, когда мы покинули покрасневшего Алессандро.
— Ну не все, но многие, — скромно ответил Романо. — Все-таки я тут уже сколько лет работаю…
— Вот про сколько лет — не надо, — перебила его Лёка Ж. — Показывай лучше свои разукрашенные статуи.
Романо двинулся по галерее и вдруг остановился.
— Их уже убрали, что ли? — с досадой воскликнул он.
Романо вернулся к Алессандро, перебросился с ним парой фраз и опять подошел к нам.
— Их, оказывается, давно отсюда сняли — не всем понравились, отправили на реставрацию. Я в этом крыле уже год не был, если не больше… — объяснил он, шагнул вперед и позвал нас за собой: — О, идите сюда.
