— Преследовать тебя? — переспрашивает Либби, нахмурясь. — Что ты имеешь в виду?
— Мне просто очень тебя не хватает.
— Я никогда тебя не преследовала, — говорит она, вспыхивая и рассыпая искры по всему залу.
— Тогда что же ты сейчас делаешь? — спрашивает Банни, протирая лицо платком, и его кровь добавляет алой патины рябой дождевой воде, свободно бегущей по сточной канаве. Либби смеется.
— Ну ладно, Банни, скоро увидимся, — говорит она и исчезает подобно призраку, или фантому, или чему-нибудь такому под мокрыми зонтами плачущей толпы. Банни идет по главной улице, небо над головой широкое и по большей части чистое, и огни на нем обыкновенные. Девиз базы отдыха Батлинс мигает у него над головой, и Банни слышит, как в Императорском танцевальном зале снова начинает играть оркестр, и зал радостно приветствует музыку, и сквозь прохладный солоноватый воздух доносится звук саксофона. Клочья голубых облаков, похожие на пролитые чернила, перебираются через луну, и Банни проводит ладонью по брови и ослабляет узел галстука.
— Господи боже, — говорит он в какой-то наркотической эйфории, которую, должно быть, испытывает умирающее существо, прежде чем испустить последний вздох. Банни видит, что сын ждет его у бассейна в круге света, льющегося из фонаря. Его шлепанцы аккуратно стоят рядом, и он задумчиво болтает ногами в воде.
— Привет, пап! — говорит мальчик.
— Привет, Кролик, — отзывается отец. Банни ласково кладет руку на голову сыну и ерошит ему волосы.
— Пойдем, что покажу, — говорит Банни. Мальчик поднимается на ноги, задирает голову к небу и говорит, что небо похоже на гигантский бассейн, наполненный чернилами и звездами, хотя никто не спрашивал его мнения относительно того, на что похоже небо. А потом они вместе с Банни подходят к разноцветному детскому поезду, стоящему на серебряных рельсах. Он оставляет за собой следы розовой воды, и луна отражается в каждом из них, а полицейские сирены или, кто их знает, сирены “скорой помощи” становятся все громче.
— Я помню его еще из детства, — говорит Банни и забирается в первый вагон. — Запрыгивай.
Банни-младший забирается в вагон и садится рядом с отцом. Он устраивается поудобнее, Банни указывает на панель управления поезда и большой желтый пластмассовый ключ. — Видишь ключ? — спрашивает Банни. — Поверни его!
Банни-младший смотрит на отца, плотно сжав губы, и от волнения что-то трепещет у него в груди. — Не бойся, — подбадривает его Банни. — Теперь ты поведешь.
И он снова кладет руку мальчику на голову.
Банни-младший дотягивается до большого желтого ключа, поворачивает его, и игрушечный поезд оживает и пускается в путь по своей дорожке. Банни обнимает сына одной рукой, мальчик широко улыбается и смеется. Поезд объезжает вокруг бассейна, и Баннимладший видит, как в воде отражаются все богатства мира, он смотрит на капли дождя, стекающие с волос отца, и чувствует, что и по его лицу тоже льется дождь, и тогда он начинает смеяться звонче прежнего. Банни звонит в серебряный колокольчик, и Банни-младший тоже звонит в серебряный колокольчик, и алая кровь стекает по сточной канаве, и по всей базе отдыха раздается смех отца и сына и звон серебряного колокольчика.
Завершив круг, поезд медленно останавливается. — Хочешь еще разок? — спрашивает Банни.
Банни-младший смотрит на отца, внимательно вглядывается в его лицо и отрицательно качает головой.
— Нет, пап, хватит, — говорит он. Он смотрит, как отец выбирается из поезда.
— Иди сюда, посидим у бассейна, — говорит Банни. — Тут слишком громко. Они возвращаются к бассейну. Банни снимает туфли и носки и опускает ноги в рябящую от дождя воду, и Банни-младший садится рядом с ним. Банни приобнимает сына и жмурится от света неожиданно белых фар.
— Хороший мой Кролик, — говорит он, притягивает мальчика к себе и прижимается губами к его волосам, вдыхая едкий мальчишеский запах.
— Черт, — тихо бросает Банни и качает головой. Банни-младший снова вглядывается в лицо отца и видит у него на шее выпуклый белый шрам — как будто бы папа заткнул себе за воротник кружевной платок — и кажется, он чувствует запах паленой кожи и видит, как вокруг него набирается целое море воды.
— Мне надо прилечь на минутку, — говорит Банни, но мальчик его не слышит — зонтики орут слишком громко. У самого края бассейна Банни, как в замедленной съемке, опрокидывается и ложится на спину, а ноги его все так же болтаются в рифленой воде. Мальчик наклоняется над ним и гладит бровь отца.
— Я ненадолго закрою глаза, — говорит Банни и на секунду хватается рукой за футболку Банни-младшего. Банни-младший наклоняется и целует отца.
— Нет, не закрывай глаза, пап, — тихонько говорит он и целует его еще раз. Банни закрывает глаза, широко раскинув руки.
— Я ненадолго, — говорит он. — Мне так лучше.
— Нет, не закрывай глаза, пап, — повторяет мальчик. Банни чуть поворачивает голову и на долю секунды открывает глаза — и видит Пенни Шараду, двенадцатилетнюю девочку, которую он встретил в Батлинсе, когда был еще мальчишкой. На ней купальник в желтый горошек, плечи укрывают длинные мокрые волосы, она сидит на противоположном краю бассейна, и ее ноги цвета карамели движутся по поверхности воды. Она улыбается Банни своими фиолетовыми глазами.
— Просто оказалось, что в этом мире очень трудно быть хорошим, — объясняет Банни, закрывает глаза и, сделав глубокий выдох, затихает.
— Папочка, — шепчет Банни-младший. Дождь все стучит и стучит, и черные грозовые тучи грохочут и раскидывают по небу трещины молний. Люди вопят и рыдают под заливаемыми дождем зонтами и под тряпичным навесом кафе на Вестерн-роуд. Банни-младший кладет голову на грудь отцу, обнимает его и в последний раз целует. Он оборачивается и видит перевернувшуюся набок темно-красную бетономешалку. Он видит свисающую из окна отрезанную татуированную руку, которая держится на тонкой веревочке кожи. Он видит искореженный “пунто”, окутанный клубами дыма и пара, и его болтающуюся водительскую дверь. Он чувствует, как саднят его содранные ладони и коленки. Он видит свою почерневшую энциклопедию, которая лежит на дороге в крендельках серого дыма. Он слышит последний тихий удар сердца у отца в груди. — Папочка, — шепчет он.
Мальчик стирает с отцовского лица кровь и дождь и видит, как через стену дождя к ним, будто в замедленной съемке (совсем как по-настоящему), несутся спасательные службы, их сирены визжат, и мигалки орут, и водители “скорой помощи” в поливаемых дождем прорезиненных костюмах, и пожарные в золотых шлемах, с которых стекает вода, и офицеры полиции со своими тяжелыми ремнями, на которых чего только не висит, и все они будто в замедленной съемке сломя голову бросаются к нему (совсем как по-настоящему), и санитары с их грохочущими каталками все бегут и бегут к нему, а неповоротливый дождь все льет, и напуганная рыдающая толпа застыла будто группа статуй, но и она по-своему шумит и суетится (совсем как по-настоящему), и вокруг такая неразбериха, и все разом хотят его защитить, и он вдруг всем одновременно понадобился.
Банни-младший смотрит на женщину-полицейского с длинными светлыми волосами, которые тянутся позади нее будто сделанные из пластмассы, с рацией, которая что-то трещит на своем секретном языке, и с теплым, добрым и взрослым лицом. Она улыбается мальчику и опускается рядом с ним на колени.
— Давайте-ка, молодой человек, я вам помогу, — говорит она, и Банни-младший, мягко оттолкнув ее протянутую руку, поднимается на ноги и встает во весь рост.
Я хочу поблагодарить Джона Хиллкоута за то, что подарил мне идею, которая легла в основу этого романа, и Дуга Литча за его щедрость и знания. Я также благодарю Саймона Петтифара, Уоррена Эллиса, Тони Кларка, Рейчел Уиллис, Брока Нормана Брока, Себастьяна Хорсли, Рэя Уинстона, группу Bad Seeds, Джейми Бинга и своего редактора Фрэнсис Бликмор за советы, поддержку и за то, что они, сами того не ведая, оказали большое влияние на мое видение этой книги. И, наконец, я хочу поблагодарить Кайли Миноуг и Авриль Лавинь, попросить у них прощения и выразить свою любовь и уважение.
The Big Issue — популярная газета, продавцами которой являются бездомные. Издается в семи странах, включая Великобританию.
