Толик передал грозно шипящую горелку Лидочке:
– Подержи-ка. Осторожнее – не обожги себя. Будет дергаться – сразу по глазам ему!
– Ребята… В натуре!… За что?! – рыдал от страха Заяц.
Толик пошуровал у него за пазухой, вытащил бутылку с ликером. Откупорил ее и сунул горлышко бутылки в рот Зайцу:
– Пей.
Заяц стал судорожно глотать густую зеленоватую жидкость. По гаражу разливался аромат карамели. Попытался было Заяц отдернуть голову, полился ликер по подбородку за воротник курточки того фраера из филармонии.
– Пей! – негромко приказал Толик-Натанчик. Заяц захлебнулся, закашлялся:
– Дай передохнуть, Самоха… Не могу… Помоги-те-е-е-е!… Я больше никогда не буду…
– А больше и некого, – тихо сказал ему Толик. – Все уже мертвые.
– Я не убива-а-ал!!! Я не… Вы чё?! Я не убивал никого!… Это не я… – хрипло и тоненько завизжал Заяц.
– Пей. – Толик снова воткнул в рот Зайца горлышко бутылки.
Заяц забулькал, его вырвало, но Толик был неумолим. Он заставил Зайца допить бутылку всю до конца и аккуратно поставил ее на верстак.
– Колечко не жмет? – спросил он у Зайца.
Тот сидел прикрученный к табуретке, со скованными сзади руками, глаза вылезали из орбит, подбородок и куртка были залиты рвотными массами и липким ликером.
– Я спрашиваю, колечко моего деда, Натана Моисеевича Лифшица, тебе не жмет? – почти неслышно снова спросил Толик. – В самый раз?
– Снять? – деловито спросила Лидочка.
– Сними. Он же тебе вчера обещал все сам отдать. Да, Заяц?
Лидочка зашла за спину Зайца, легко стянула большое нелепое золотое кольцо с его тощего пальца, отдала Толику. И сказала Зайцу:
– А теперь расскажи нам, как ты убивал Сергея Алексеевича и Любовь Абрамовну.
– Я не убивал… Так получилось… Я не хотел!… Отпустите меня!… – пролепетал Заяц.
– Сейчас отпустим, – пообещал ему Толик. – Дай горелку, Лидочка. Чего зря кислород тратить. Он у нас теперь послушный будет. Да, Заяц?
Заяц молчал. Он был в полуобморочном состоянии от ужаса и просто не мог ответить.
– Да, Заяц? – уже громче повторил Толик и перекрыл подачу газа и кислорода в горелку. В гараже воцарилась тишина.
Заяц согласно закивал головой.
– Поверни голову, Заяц. Посмотри на тельфер. Знаешь, что такое «тельфер»? – тихо говорил Толик, но в его голосе время от времени проскальзывали нервные, звенящие нотки.
Заяц послушно обернулся и увидел, что на крюке подъемного тельфера закреплен белый капроновый буксировочный автомобильный трос, с большой, мягкой, скользящей петлей на конце.
– Это чё?… Чё это?! Вы чё?… – быстро забормотал Заяц и неожиданно тоненько прокричал: – Я же привязанный!…
– Ничего, – сказал ему Толик-Натанчик. – Мы тебя потом развяжем.
Он взял колодку включения тельфера на длинном кабеле. На колодке были две кнопки – черная и красная. Толик нажал на черную кнопку: тельфер включился, загудел и стал медленно опускать крюк с закрепленным на нем капроновым тросом с петлей.
Когда петля опустилась совсем низко, Толик отпустил черную кнопку. Гудение электрического мотора под потолком гаража прекратилось, и стало слышно тихое, почти бессознательное оханье Зайца.
Толик поднял капроновую петлю, накинул ее на шею Зайцу и снова взял в руки колодку включения с двумя кнопками – черной и красной.
И в полный голос Толик-Натанчик Самошников приказал Зайцу:
– Посмотри на меня, тварь! Подними голову! Смотри на меня!!!
Заяц очнулся, поднял бессмысленные глаза на Толика.
– Ты мою мать «жидовкой» обозвал, помнишь? А потом из-за тебя умер мой дед. Ты задушил мою бабушку и убил моего отца. И мы тебя приговорили, Заяц.
Толик легонько нажал на красную кнопку. Снова загудел электрический тельфер и подтянул провисающий капроновый трос с петлей на шее у Зайца.
Когда трос натянулся и Зайца стало опрокидывать вместе с табуретом, Толик отпустил красную кнопку.
Лидочку трясло, как в лихорадке! Она тяжело дышала, руки были сжаты в кулаки так, что костяшки пальцев стали иссиня-белыми…
– Ты все понял, Заяц? – Голос Толика вибрировал от напряжения и срывался на крик. – Все?!!
Но Заяц уже не мог ответить. Только просипел жалкую фразу из детства:
– Я больше не буду…
– Это точно, – почти спокойно произнес Толик-Натанчик и нажал на красную кнопку.
Последний предсмертный хрип Зайца слился с гудением электрического мотора гаражного тельфера.
Когда тело перестало содрогаться и повисло неподвижно, искореженное судорогой смерти, Лидочка достала из лифчика маленький ключ от наручников и Толик снял их с рук мертвого Зайца.
Ноги Зайца все еще оставались привязанными к нижним перекладинам табуретки. Освобожденная от веса Зайцева тела, табуретка опрокинуто болталась вверх тормашками и скреблась о дощатый пол ремонтного бокса.
Толик размотал электрический провод, которым Лидочка привязывала ноги Зайца к табуретке, свернул его и бросил на верстак. А табуретку аккуратно поставил на прежнее место.
И тут увидел, что Лидочка едва стоит на ногах и не может отвести глаз от тихо покачивающегося тела. Толик взял ее за руку, усадил на ту же табуретку, сказал:
– Не смотри. Скоро пойдем. Отвернись…
Он пошарил под верстаком, где стояли несколько канистр.
Брал одну за другой, взбалтывал, слушал – есть ли там горючее. В третьей канистре услышал всплеск. Вытащил ее, открыл, намочил тряпку бензином и протер колодку тельфера. А потом все, к чему прикасались и он, и Лидочка…
Остатками бензина полил почти весь пол. Помыл и бутылку от «Бенедиктина». Вытер насухо, всунул внутрь бутылки отвертку и, не прикасаясь к ней, несколько раз плотно прижал ее к мертвым ладоням и пальцам Зайца. Да так, отверткой, всунутой в горлышко, и поставил бутылку на пол. Вытер ручку отвертки, этой же тряпкой взял тельферную колодку с кнопками, отпечатал на ней следы рук Зайца и повесил кабель с колодкой на его мертвое плечо…
Лидочка следила за всем этим и ощущала, что в замедленно-расчетливых действиях и движениях Толика-Натанчика нету сейчас никакого мужественного спокойствия! Наоборот, у нее на глазах с Толиком сейчас происходила страшная внутренняя истерика, поставленная с ног на голову!!!
У кого-то от сознания содеянного и непоправимого такое проявляется в слезах, криках, рыданиях… А у кого-то – вот так, как сейчас у Толика-Натанчика. И от этого не менее жутко! Может быть, это и есть самое чудовищное состояние паники? Но если она сейчас не взрывается изнутри, не выплескивается наружу, то, вероятно, в этот момент присутствует еще более могучее ощущение – сознание Исполненной Справедливости! Как бы это ни выглядело со стороны…
***
– Я не уверен, Владимир Владимирович, что в тот момент Лидочка рассуждала именно так – логически выстраивая сиюсекундную линию психологического поведения Толика Самошникова. Но то, что она чувствовала это подсознательно, за это я вам ручаюсь! В конце концов, спустя несколько лет она сама говорила мне об этом… – сказал мне Ангел.
– Дальше… – еле выдохнул я.
…Свет в гараже потушили, дверь оставили незапертой и ушли напрямик, через забор научно-исследовательского института.
В квартиру Самошниковых явились к одиннадцати.
– Пойду руки помою, – смущенно сказал Толик и заперся в ванной.
Через тонкую дверь Лидочка слышала, как его рвало. Выворачивало наизнанку…
Позже слышала, как Толик глухо и надрывно рыдал, наверное, зарывшись лицом в старый махровый халат своей бабушки – Любови Абрамовны. Уж как Толик не хотел, чтобы Лидочка слышала его рыдания!… А они все рвались и рвались у него из груди…
Потом затих. Пустил душ… Наверное, стал раздеваться.
А Лидочка Петрова стояла, смотрела на две некрасивые крематорские урны с прахом Сергея Алексеевича и Любови Абрамовны и думала о том, что вполне может не получиться похоронить эти урны в деревне Виша, в доме, который подарил Толику Самошникову старый друг их семьи – дядя Ваня Лепехин. А Толик так хотел этого… Потому и упросил мать оставить урны пока в доме. Он, дескать, освободится, переедут они в деревню, а там в саду и похоронят. Чтобы всегда были рядом.
А вот если теперь все откроется и они оба попадут в тюрьму?…
Но в эту секунду из-за двери ванной раздался голос Толика:
– Лидуня! Принеси чистое полотенце. И трусики. Они лежат…
– Знаю я, где они лежат! – крикнула ему Лидочка.
…Из ванной Толик вышел в одних трусах и в бабушкиных шлепанцах. Прилизанный, розовый, с запухшими веками. Одежду нес в руках.
– Так душно в ванной, не продохнуть, – сказал Толик, отводя глаза в сторону. – Пойду к бабуле, там оденусь…
– Подожди! – вдруг решительно и нервно сказала Лидочка. – Подожди ты одеваться!…
Она подошла к нему вплотную, обняла, прижала к себе его сильное, тренированное, мальчишеское тело и, целуя его в шею, глаза, нос, плечи, зашептала срывающимся голосом:
