И опять, как и в Москве, Соломон Исакович не бегал и не хлопотал, а квартиру получил хорошую и раньше, чем многие другие обитатели общежития. Это и здесь вызвало большое недовольство, хотя объяснялось просто тем, что не нашлось других охотников среди новоприезжих на однокомнатную квартиру в этом жарком, грязном и малоперспективном городишке.
Дом стоял на самом краю города, глядя окнами в серовато-розовую песчаную равнину, насквозь продуваемый сильным и жарким пустынным ветром, от которого гремели оконные рамы. Правда, квартира Соломона Исаковича, находившаяся на первом этаже, упиралась окном комнаты в каменную стену, отделявшую дом от проезжей дороги, но в остальном квартира была не хуже, а может быть, даже и лучше его московской. И Соломон Исакович, хотя ему до пенсии еще оставался год, получил ее на пенсионерских правах, то есть почти даром.
Тут соседи по общежитию не выдержали и совсем было уже соединили силы, чтобы послать возмущенное письмо в соответствующую местную инстанцию, — но, видно, что-то надтреснуло, что-то разладилось в прочной системе их коллективного поведения, былой дух дружного сотрудничества как-то поиспарился, и письмо то ли не было отправлено, то ли не собрало нужного количества подписей, а может, даже и написано не было.
Комната была поменьше московской, но такой же удобной чуть удлиненной формы, и перед ней, большая редкость по здешним порядкам, была даже крошечная прихожая.
Кухня была отличная. Просторная, с большим окном-дверью, за которой находился еще маленький незастекленный чуланчик в виде балкона. В кухне поместились не только двухконфорочная газовая плитка, московский кухонный шкафчик Соломона Исаковича и выданный ему иммигрантскими властями пластиковый столик с табуреткой, но и довольно большой холодильник, купленный им, благодаря его привилегированному положению вновь приехавшего, по сниженной цене. В Москве ему как-то не пришлось обзавестись холодильником, но здесь он сразу понял, что это предмет необходимый, и получал детское удовольствие от сознания, что можно держать в доме порядочный запас продуктов, не опасаясь, что они испортятся.
Ненужных хозяйственных вещей, которые, видимо, предполагалось держать в чуланчике, у Соломона Исаковича не было, а значит, не нужна была и ведущая в него дверь, и около нее он поставил кровать. К его приятному удивлению, кровать эту, железную с пружинной сеткой, тоже выдали ему власти, так что можно было не заботиться о починке старой раскладушки. Раскладушку Соломон Исакович с удовольствием выбросил.
То, что квартира была на первом этаже, представляло особое ее достоинство. Это исключало всякий возможный риск для других обитателей дома. Вторым полезным ее качеством был пол, не паркетный, как в Москве, а выложенный плитками из каменной крошки.
И здесь тоже вокруг дома, где поселился Соломон Исакович, было много недоконченных новостроек. И около них тоже было полно всякого строительного материала, в том числе и кафельных плиток. Но Соломону Исаковичу в новой его жизни не хотелось действовать по старой системе — во-первых, потому, что он знал, что материалы принадлежали частным подрядчикам, а главным образом потому, что крайней необходимости в этом не было.
Новая эта жизнь, как уже было сказано, не произвела никаких чудодейственных преображений ни в характере Соломона Исаковича, ни в его взгляде на мир как на громадное, страшное и холодное место; она, однако же, подарила ему множество мелких повседневных облегчений во внешнем его обиходе, тем самым снимая с него некоторый слой плотно обволакивавшей его пленки ненормальности.
Например, те же кафельные плитки можно было просто пойти и купить в магазине. Причем не только простые, белые, но и разных других цветов или с узором, и всевозможных удобных форм и размеров. Конечно, стоили они недешево, и Соломону Исаковичу не по карману было бы приобрести все необходимое количество сразу. Но ему и не нужно было все сразу. Работал он медленно, так как по-прежнему много занимался всяческими формальностями, связанными с его поселением на новом месте. Формальности были бесконечные, изнурительные, мало кому понятные и часто совсем бессмысленные. Впрочем, другими они, в понимании Соломона Исаковича, и быть не могли, а от прежних, знакомых ему, выгодно отличались тем, что в них не было скрытого элемента неопределенной угрозы. Поэтому душевно они его никак не затрагивали, а только утомляли физически и отнимали время.
Познакомившись со здешней инфляцией, Соломон Исакович не пытался скопить постепенно всю нужную сумму, а шел после каждой получки в магазин и покупал несколько десятков стандартных белых плиток. То же он делал, если выпадал случайный дополнительный заработок, например, когда хозяин, обнаружив прежнюю профессию Соломона Исаковича, просил его время от времени помочь бухгалтеру со срочной бумажной работой. И цемент хозяин позволил ему брать на заводе по себестоимости.
Пережив свою первую зиму на новом месте, Соломон Исакович убедился, что и здесь зимой бывает довольно холодно, тем более что никакого отопления в квартире предусмотрено не было. В кухне он грелся газовой печкой, но для комнаты она не годилась. Это ставило перед ним новую, весьма сложную техническую задачу — обогрев в комнате был необходим. Как он ее решит, Соломон Исакович пока не знал, но уверен был, что рано или поздно решит. Идей разнообразных было много, любые материалы были в магазине, и их можно было постепенно приобретать. Торопиться было некуда.
Соломон Исакович все реже боролся с собой и все больше начинал верить, что наиболее тягостное время его жизни осталось позади и самое страшное, что с ним еще может случиться, это смерть — от болезни, от старости или, может быть, от войны. А пока он не умер, нужно было жить, и можно было потихоньку класть светлые кафельные плитки на пол и на стены и, если повезет, успеть снова, уже второй раз в жизни, сделать то, чего так страстно хотелось.
1970 Москва —1983 Иерусалим
Ферфлюхтер френк (нем.) — проклятый френк. «Френк» — пренебрежительная кличка, данная европейскими евреями франкоговорящим евреям, выходцам из стран Магриба. (Примеч. автора.)
