Он оставил жить на белом свете тех четверых, которых презирал и ненавидел, тех, кто убил его единственного друга и теперь хочет лишить жизни его дочь...
И в надежде на то, что они ее пощадят, он, Анри Лоран, бывший капитан дальнего плавания, лучший и опытнейший лоцман этой райской акватории, сейчас трусливо и сознательно ведет на эти беспощадные подводные скалы огромное судно с тысячью ни в чем не повинных людей...
«Боже мой... Где границы отцовской любви?.. Где тот нравственный Рубикон, который ни в коем случае нельзя переходить, даже ценою жизни близкого тебе существа?.. — проносилось в голове у Анри Лорана. — Мы погибаем, Николь...»
Он видел — на этом русском мостике стоят знающие мореходы, опытные судоводители и они уже заподозрили неладное... А пройдет еще пятнадцать — двадцать секунд, и он будет ими позорно расшифрован...
«Господи! Хоть бы они успели принять верное решение!..»
На левом крыле матрос напряженно смотрел в бинокль. И вдруг в перекрестии градуировки бинокля он увидел на середине залива на чем-то СТОЯЩУЮ чайку!!! Не плавающую, а стоящую на воде чайку!..
— Чайка!!! — в панике закричал матрос и заметался по мостику. — Чайка!.. Чайка стоит на воде!!! Прямо по курсу на чем-то СТОИТ чайка!..
Тут же с правого крыла раздался крик вахтенного штурмана:
— Прямо по носу — бурун!!!
Легкий ветерок гнал небольшую волну по заливу. Впереди откуда ни возьмись завивался белый пенный бурун — волна разбивалась о какое-то подводное препятствие.
— Прямо руль!!! Обе машины — полный назад! — заорал во всю глотку Николай Иванович Потапов.
Старший помощник рванул ручки машинного телеграфа, а капитан бешено оглянулся на Анри Лорана, закричал, мешая английские слова с русским матом:
— Ах ты ж сука!.. Мать твою в бога, в душу так!..
Резко затормаживая ход, огромное судно чудом миновало белый бурун над подводной скалой.
Со второй подводной скалы спокойно взлетела чайка...
В реве двух могучих машин отрабатывающих задним ходом, как-то потонул еле слышный скрежет, раздавшийся за бортом судна.
Но тут на мостике неожиданно щелкнул и заговорил динамик служебной громкой связи:
— Докладывает вахтенный механик! Пробоина в машинном отделении, ниже ватерлинии — шесть метров, между шпангоутами — восемьдесят два и восемьдесят четыре! Размеры пробоины...
* * *
Несмотря на то что машины с полным напряжением работали «назад», судно весом в двадцать тысяч тонн по инерции продолжало тянуть вперед, прямо на гряду подводных камней и береговых скальных нагромождений...
... Остановился теплоход в десяти метрах от каменной гряды.
Пассажиры были в восторге! Это было принято за специально запланированный трюк, и толпы пассажиров на всех палубах бурно зааплодировали капитанскому мостику...
— Сколько я плавала на русских кораблях, но ничего подобного никогда не видела! — потрясенно кричала фрау Голлербах. — Браво! Браво!..
— Вахтенный помощник! Отключить от связи все пассажирские помещения! — приказал капитан. — Машине — малый назад...
Вахтенный помощник уже щелкал тумблерами, отключал на пульте управления громкоговорящей связью — «Каюты пассажиров», «Спортзал», «Ресторан», «Музсалон», «Бары», «Библиотека», «Кинозал», «Бассейны»...
Щелкнув последним тумблером, вахтенный помощник доложил:
— Есть, Николай Иванович! Пассажирская связь отключена!
Капитан взял в руки микрофон:
— Внимание экипажа! Внимание экипажа! Общесудовая тревога! Поступление забортной воды в щитовую выгородку правого борта машинного отделения!..
И тут же во всех помещениях экипажа «Федора Достоевского» взревели сигналы «громкого боя».
Голос капитана сдернул с коек всех, кто отдыхал по своим каютам после вахты...
...кого-то заставил бросить недоеденный суп в служебной столовой...
...кто-то уже бежал по «своим» коридорам, на ходу натягивая защитную каску...
...боцман Алик Грачевский на кого-то уже тихо орал, заставляя надеть спасательный жилет...
В медицинско-санитарной части корабля, кроме Луизы, Ирины Евгеньевны, Эдуарда Юрьевича и главного доктора Тимура Ивлева, еще шестеро матросов, постоянно закрепленных за медицинским отсеком на случай тревоги, уже готовили носилки, шины, перевязочный материал, специальные сумки, укомплектованные всем необходимым на случай аварии...
— Эдуард Юрьевич! Проследите за полной готовностью! Докладываю!.. — быстро сказал Тимур и поднял телефонную трубку...
...и на капитанском мостике из двух динамиков тут же раздался его голос:
— Пост медицинской помощи развернут! Санитарная партия в сборе!
Сразу же за докладом главного врача судна динамики стали выстреливать доклады и всех остальных корабельных служб:
— Аварийная партия машинного отделения в сборе!
— Пост радиорубки на месте!
— Кормовая партия в сборе!
— Носовая партия в сборе!
— Боцман на месте! — прозвучал голос Алика Грачевского.
Дождавшись последнего доклада, капитан приказал в, микрофон:
— Командиру аварийной партии машинного отделения произвести немедленную герметизацию аварийного отсека и начать заделку пробоины!
Николай Иванович сам встал у ручек машинного телеграфа, приказал старпому Конюхову:
— Петр Васильевич, произведите точный компьютерный расчет поступления забортной воды.
— Есть, произвести расчет!
Вжавшийся в угол за дверью, ведущей на правое крыло мостика, Анри Лоран не понимал ни единого слова.
Но судя по докладам судовых служб, летевшим из динамиков громкой связи, по отрывистым и четким интонациям приказов капитана, по тому, как мгновенно отвечали ему подчиненные, Анри Лоран — сам бывший когда-то капитаном — отчетливо понял, что в той расхлябанной и раздрызганной России, как писали газеты, в этом вымирающем, холодном, полуазиатском мире есть еще какие-то маленькие, гордые и очень слаженные сообщества, которыми могли бы гордиться любые самые передовые и цивилизованные государства...
И во искупление своего чудовищного греха Лоран вдруг почувствовал необходимость хоть как-то попытаться помочь этим людям выбраться из той беды, в которую он и втравил их собственноручно...
— Капитан... — попытался сказать он и вышел на два шага из-за двери. — Послушайте меня, капитан...
Но Николай Иванович просто отбросил его назад, за дверь, и рявкнул по-английски.
— Заткнись! — моментально перешел на русский язык и распорядился: — Вахтенный помощник — на эхолот!
— Есть, на эхолот! — отозвался вахтенный, а уже через три секунды раздался его доклад: — Глубина семнадцать метров... Глубина — восемнадцать метров... Глубина — двадцать два метра!
Совершенно уничтоженный Анри Лоран, съежившись и закрывая лицо руками, стоял за дверью, ведущей на правое крыло...
Глядя в плоский монитор специального компьютерного устройства, старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов сказал:
— Николай Иванович! Скорость поступления воды — тысяча сто восемьдесят кубических метров в час... Тридцать два куба в минуту. Это в два раза больше мощности наших водоотливных средств!..
В аварийном отсеке зияла узкая длинная дыра с загнутыми внутрь отсека рваными стальными краями. Из этой дыры, как из мощной водяной пушки, безостановочно хлестала вода.
Восемь человек аварийной партии машинного отделения по колено в воде, уже заполнявшей отсек, пытались подвести к дыре «пластырь» и зажать его длинными винтовыми упорами.
«Пластырь» представлял собой щит длиною в два с половиной метра, с краями, обшитыми кожей, для мягкого и плотного прилегания к израненному борту...
Вода врывалась в отсек со скоростью почти полутонны в секунду, сбивала людей с ног, выдирала из их рук тяжелый щит, отбрасывала винтовые упоры...
Она уже лилась через высокий порог двери и обрушивалась в машинное отделение, расположенное метра на три ниже затопляемого отсека.
Люди что-то кричали друг другу, но шум воды и машин был настолько силен, что разобрать в этом грохоте ничего было невозможно...
— Включить все водоотливные средства! — приказал в микрофон капитан.
В главном зале машинного отделения заметались вахтенные механики и мотористы. Затрясся в раскрутке огромный электродвигатель, с каждой секундой наращивая обороты...
...и из отверстия в высоком внешнем борту теплохода, прямо под пассажирами, пребывающими в полном восторге от поразительного ландшафта близких берегов залива Принцессы Дайяны, в прозрачную гладь залива хлынула белая струя воды толщиною в телеграфный столб.
Но на это никто из пассажиров не обратил внимания. Так был прекрасен новый маршрут русского лайнера, преподнесенный в подарок всем, кто захотел провести свои лучшие дни в путешествии на этом замечательном судне...
И только старый гамбургский хирург, стоявший вместе со всеми у борта, — доктор Зигфрид Вольф удивленно посмотрел на неправдоподобно толстую струю воды, хлещущую откуда-то из недр корабля, и очень, мягко говоря, удивился...
