— Потом у меня начались неприятности. Как раз тогда помимо своей работы, я помогал еще и одному довольно высокопоставленному товарищу с его делами. Жил уже в Москве. Ну и накопал на этого товарища дикое количество материала, случайно попав не в те файлы компьютера в какие должен был. В общем, стал я опасен. Для устрашения меня подержали в камере. Правда, без пыток.
— В тюрьме?
— Нет. Предварительное расследование. Причем, суки, ничего не объясняя, пришли. Говорят, товарищ такой-то хочет с Вами побеседовать. Мне произнесенная фамилия тогда не о чем не говорила. Ну, я любезно сказал, что приглашаю этого товарища к себе в кабинет. Они мне популярно объяснили, что тот товарищ принимает только у себя в кабинете. Показали удостоверения и забрали. Я никому даже оставить информацию, где нахожусь не смог.
— А за что?
— Я понятия не имел. Мне и говорят, ну как расскажите, что вы знаете о своем начальнике, так выпустим. А я понять не могу, толи это и в правду его оппоненты — то ли проверка, мол разболтаю я в случае чего информацию или нет. В общем, просидел у них двое суток. Голодный, грязный, ничего не сказал, кроме чепухи всякой. Потом оказалось, что это свои так шутят, проверяют просто. За выдержку присвоили мне капитана. Все вроде бы хорошо. Приезжаю домой, у нас с Ленкой отношения тогда были куда больше дружеские, чем любовные. У меня любовница была, так, просто, чтоб переспать. У нее любовник — мой очень хороший друг, мы с ним вместе Губермана издавали, и еще кучу всяких книжечек. Кстати теперь он ее муж. Вот так и так, говорю, Лен, такая ситуация. А на ней лица нет. Оказывается мне только что звонили, друзья одни и говорят, мол приказ о моем аресте на самом деле уже подписан, и что, если в течении суток не сбегу куда-нибудь, то все. Ленка сразу же заявила, что она не декабристка, что ехать она никуда со мной не собирается. Позвали мы Леху, это ее любовник-теперешниймуж. Обсудили все, и состоялась передача из рук в руки.
— Вы страдали?
— Да нет. Радовался за них очень… Самое обидное было, что когда я обзвонил всех знакомых, которые раньше друзьями считались, никто не решился мне помогать. Опальный я стал, значит опасно со мной даже просто разговаривать. За дикие деньги за день оформил все документы и слинял в Германию. Там полгода прожил и понял, что не могу. Не та страна. Скучно там очень.
Это напомнило Рите о Володе, и девочка слегка помрачнела. Господи вот сидит она здесь, слушает всякие небылицы и улыбается. А Морозовы где-то далеко-далеко, и им может даже тоскливо в этот вечер…
— Вернулся в Калугу, меня уже особо никто не искал. Ударился в серьезный бизнес. Сначала получалось, торговали оптом всякими товарами из Молдавии, Белоруссии, Украины. А потом прогорела очень крупная сделка, из-за таможенников, которые недосмотрели. Таможенникам было уплачено за безопасность товара, а они следующую смену не предупредили. Никакие разбирательства потом не помогли. В общем, тоскливо всё было. И, как назло, мы обычно все сделки за свои деньги прокручивали, а под эту конкретную занимали на стороне. Как возвращать — непонятно. А компаньон мой перепугался, и в кусты, мол, ты директор — ты и разбирайся. И мне пришлось занимать деньги у довольно крутых ребят, отшибания головы можно вполне даже было ожидать. Потом я уехал в Харьков, чтоб подзаработать на кое-каких аферах денег. Почти получилось. За год, восемь штук отдал. Чинно являлся в Калугу, возвращал часть долга и сматывался обратно. А пока отдавал такой дурдом творился. Домой ко мне являлись, что-то требовали. Дед ружье достал, мать пистолет купила. Все были в панике и на нервах. Жуть!!!
— Ну, все закончилось благополучно?
— Это как посмотреть. Скажем так, бояться мне в Харькове совершенно нечего, а вот в Калуге или в Москве мне появляться категорически нельзя.
— Но ведь ты же все вернул, ты расплатился? — Рита представила, что было бы, если б расплатившись с Гариком, она все еще не чувствовала себя в безопасности и ей стало жутко.
— Да, но тут приехали в Харьков несколько другие личности. Мой компаньон был женат на дамочке по имени Жанна. Она это нечто похожее на атаманшу из “снежной королевы” она и ее дружки зарабатывают на жизнь тем, что отбивают чьи-нибудь долги. Вот, скажем, кто-то должен мне сто долларов, — после его рассказов о восьми штуках, такая сумма уже не впечатляла, — ты показываешь им должника, предъявляешь доказательства его вины, и они отдают тебе сразу же пятьдесят процентов суммы. А с должником, если аргуметны его виновности веские, уже сами разбираются. И ты идешь, гуляешь себе, и как они возвращают себе эти деньги — их дело. Главное, что это очень выгодный бизнес. Ты можешь брать с должника сколько захочешь. Грубо говоря, тебе отдают его на растерзание. И вот эти ребята вдруг решили, что Мишке, как звали моего компаньона, я очень много денег должен, мол с той, последней сделки, он не заработал ни копейки. Я говорю им, что я тоже не заработал. А они мне пытаются объяснить, что раз я по документам директор, то значит должен компаньону зарплату в размере пятидесяти процентов от предполагавшейся прибыли.
— Ну, ни фига ж себе!!! Не от реальной, а от предполагавшейся?
— И как бы ты на моем месте поступила?
Рите становилась интересной эта игра. Она думала было сказать, что позвала бы своих ребят из “клуба”, но тут же вспомнила, что не хочет, чтоб этот человек хоть что-нибудь знал о ее прошлом.
— Я бы объяснила им, что если человек претендует на пятьдесят процентов, то есть он работает «в доле», значит он должен мне четыре штуки, так как все убытки мы должны нести с ним пятьдесят на пятьдесят.
— Да, ты смышленая девочка. Ой, прости, смышленый товарищ и брат… Я где-то так и сказал, но меня продолжали уверять, что сделка была прибыльной, мол, они это точно знают.
— И как же ты выкрутился?
— А никак, послал их просто, да и все, а еще и попросил одного знакомого Харьковского бандита убрать этот мусор со своей территории.
— Это какого еще знакомого?
— Ну, имен произносить не буду, но времена харьковского хипизма очень со многими сталкивают.
Рита на секунду испугалась, что у них с Лешей могут быть общие знакомые из ее прошлого, но тут же вспомнила, о своей линии неверия в рассказы этого человека и успокоилась.
— В общем, этих товарищей выставили из Харькова с позором. Так что на территории этого города я в безопасности.
— А мама с Сережкой?
— Мы заключили паритет о не нападении через родственников. У Жанны ведь тоже есть родители и, причем не из Калуги или Москвы.
— А сейчас ты где живешь?
— До вчерашнего дня жил в коммуналке в центре. Теперь живу на окраине в изолированной квартире, снял наконец-таки.
— За сколько?
— Тридцатка в месяц. Большего та квартира не стоит она довольно жуткая. А ты про себя собираешься что-нибудь рассказывать, или так и будешь молча думать о чём-то своем?
— Ну, у меня проблемы куда меньшего масштаба. Просто несчастная любовь, — Рита грустно усмехнулась, и в глазах ее появилось безумие. Она чувствовала себя убийцей, расстреливающей в упор автоматной очередью собственную душу. Такой формулировкой, как “несчастная любовь”, она действительно убивала свои отношения с Морозовыми.
— Знаешь, — задумчиво произнес Алексей, — наверное, это куда серьезней любых долгов. Чувства они в любом случае первичны.
— Я пытаюсь убедить себя в обратном.
— Не смей. Не смей убивать из-за чего бы то ни было собственную душу. Слышишь?
— Но мне так будет легче, когда…
И Рита выложила ему все о Морозовых. Легче от этого не стало. Не правда, что, выговорившись, выплакавшись в чью-нибудь жилеточку, становишься спокойнее. Нет, напротив: рана открывается, ты ковыряешься в ней и позволяешь кому-то рассмотреть свои внутренности. Выговариваясь — это значительно больнее…
— Я не буду ничего говорить на эту тему. Давай просто забудем, что все это было, а? — мягко сказал Леша и, взяв Риту за руку, повел туда, где должна лежать его гитара. Идти было недалеко. Теплый летний вечер покровительствовал им, разогнав с их улочки всех прохожих. Они шли и громко в голос читали друг другу стихи. Обрывки фраз долго мячиками эха прыгали по мостовой. В этой беседе Рита растворилась, она нашла в ней кусочек себя, так давно растоптанный и забытый.
— Ну, вот мы и пришли, звони, — Леша отошел на пару шагов назад.
— Боже, Рита, привет!!! — дверь открыла Мишанина жена, — как ты нашла нас?
— Наталья? Я даже не знала, что вы здесь живете!!! Я вот с ним, — из-за двери появилась улыбающаяся Лешина физиономия.
— Вы знакомы?
— Да мой муж работал раньше вместе с Ритой.
— Мишка?
— Другого мужа у меня нет и не надо. Ну, заходите.
В коммуналке жили три семьи, Мишаня с Наташей, Лёшка с гитарой и еще кто-то, кого сейчас не было дома. Рита зашла в комнату и остолбенела. Перед ней стоял Алик, один из заходивших когда-то к Морозовым, еще на Салтовку, ребят.
