— Ты не очень-то спешила, — прошипела Элли, когда вошла ее мама.
— Времени прошло ровно столько, сколько потребовалось на то, чтобы позвонить по телефону и доехать сюда, — сказала Катрина, — так что не начинай.
— Ваша дочь, — сообщил Клайв с помпезностью, не очень-то шедшей закованному в гипс человеку в свитере университета Лидса, — вела себя агрессивно и оскорбительно. А твой сын, — продолжал он, кивнув Фионе, — явно связался с плохой компанией.
— Твой сын, — возмутилась Фиона, которая была по-прежнему мрачна и молчалива.
— Он заявил мне, чтобы я заткнулась, — пожаловалась Линдси.
— Опля… — прокомментировала Элли.
У женщины-полицейского, которая привела их в комнату, на лице начали обнаруживаться признаки некоторого злорадства.
— Нам можно идти? — спросил Уилл.
— Пока нет. Мы ждем владельца магазина.
— Хорошо, — сказала Элли, — я скажу ему все, что о нем думаю.
— Вообще-то, это "она", — пояснила женщина-полицейский.
Элли покраснела.
— Он, она — какая разница? Все равно она ненормальная.
— И почему это она ненормальная, Элли? — спросила Катрина, блестяще сочетая в своей интонации сарказм и смертельную тоску — чтобы достичь такого мастерства, явно потребовалось немало времени и упорных тренировок.
— Потому что она эксплуатирует трагическое событие в интересах собственной выгоды, — заявила Элли. — Она не представляет, что сегодня за день. Для нее это просто пара лишних фунтов.
— А почему это она решила прийти? — спросил Уилл.
— Это наш новый проект. Преступник лицом к лицу встречается с жертвой, чтобы увидеть последствия своих действий.
— Кто тут жертва, а кто — преступник? — спросила Элли многозначительно.
— Слушай, Элли, да заткнись же наконец! — прикрикнула ее мама.
В комнату привели молодую, нервную на вид женщину, моложе тридцати. На ней был свитер с портретом Курта Кобэйна, на глазах — густые черные тени, и генетики были бы очень озадачены, узнав, что это не старшая сестра Элли.
— Это Рут, хозяйка магазина. А это та самая девушка, которая разбила вам витрину, — представила женщина-полицейский. Элли в замешательстве смотрела на хозяйку магазина.
— Они что, заставили тебя?
— Заставили что?
— Выглядеть, как я.
— А что, я выгляжу, как ты?
Все в комнате, включая офицеров полиции, рассмеялись.
— Ты выставила эту фотографию в витрине, чтобы эксплуатировать людей, — обвинила ее Элли с гораздо меньшей самоуверенностью, чем раньше.
— Какую фотографию? Курта? Она всегда там стояла. Я его самая большая фанатка. По крайней мере в Хертфордшире.
— То есть ты не выставила ее сегодня, чтобы подзаработать?
— Подзаработать на всех скорбящих фанатах "Нирваны" в Ройстоне? Это могло бы сработать только с фотографией Хулио Иглесиаса.
Элли смутилась.
— Так ты поэтому разбила витрину? — спросила Рут. — Ты решила, что я эксплуатирую чувства людей?
— Да.
— Сегодня был самый грустный день в моей жизни. А тут еще объявляется какая-то малолетняя идиотка и разбивает мне витрину, потому что думает, что я наживаюсь на людях. Пора бы и повзрослеть!
Уилл подозревал, что Элли редко попадает в ситуации, когда не находится, что возразить, но теперь было ясно: чтобы довести ее до состояния полной растерянности, когда, покраснев, она будет хватать ртом воздух, нужно всего лишь найти ее двойника старше двадцати, чья преданность Курту Кобэйну окажется еще большей, чем ее собственная.
— Прости меня, — пробормотала она.
— Ну, ладно, — сказала Рут, — иди сюда.
И на глазах собравшихся в комнате дознания и, по большей части, не разделявших ее скорби людей Рут раскрыла свои объятия, Элли встала, подошла и обняла ее.
Видимо, Фиона не обратила внимания на это объятие, которое должно было обозначать конец всей этой жалкой истории с картонным Куртом, потому что, как показалось Уиллу, Фиона ничего не замечала вокруг почти с того самого момента, как они остановились на заправке. Но вскоре стало ясно, что она не пребывает в прострации, а, напротив, готовится к решительным действиям, и по причине, известной лишь ей, решила, что время для них пришло. Она встала, подошла к столу, обняла Маркуса сзади и с повергающей всех в смущение эмоциональной проникновенностью обратилась к женщине-полицейской, приглядывавшей за ними.
— Я была ему плохой матерью, — заявила она. — Я пустила все на самотек, я была невнимательна и… и я не удивлена, что все так закончилось.
— Да ничем это не закончилось, мама, — возразил Маркус. — Сколько можно повторять? Я ничего такого не делал.
Фиона не обращала внимания, казалось, она его даже не услышала.
— Я знаю, что не заслуживаю снисхождения, но я прошу о нем сейчас, и… не знаю, есть ли у вас дети?
— У меня? — спросила женщина-полицейский — Да, у меня маленький сын. Джек.
— Я взываю к вам как к матери… Если вы дадите нам еще один шанс, вы не пожалеете об этом.
— Мама, нам не нужен еще один шанс. Я ничего плохого не сделал. Я всего лишь сошел с поезда.
Она по-прежнему не реагировала. Уилл вынужден был отдать ей должное: решив бороться за ребенка, она не остановится ни перед чем, как бы ни было ошибочно это решение и неуместны средства. Она несла чушь — может быть, она даже понимала, что несет чушь, — но, по крайней мере, в ней говорила та часть ее личности, которая осознавала, что она должна что-то сделать для своего сына. В каком-то смысле это был переломный момент. От этой женщины и прежде можно было ожидать, что она станет нести околесицу в такие моменты, но теперь ее уже труднее было представить распростертой на диване, всю в рвоте, и Уилл начал понимать, что порой хорошие новости приходят к нам в облике, не сулящем ничего хорошего.
— Мы готовы заключить сделку, — сказала Фиона. Неужели в Ройстоне порядки, как в телесериале "Правосудие Лос-Анджелеса", подумал Уилл. Вряд ли, хотя никогда не знаешь наверняка. — Маркус будет свидетельствовать против Элли, если вы его отпустите. Извини, Катрина, но Элли уже не поможешь. Дайте Маркусу шанс начать новую жизнь.
Она зарылась лицом в шею Маркуса, но тот отпихнул ее и подошел к Уиллу. Катрина, которая на протяжении всей речи Фионы силилась не рассмеяться, подошла к ней, чтобы ее успокоить.
— Мама, замолчи. Ты ненормальная. Черт возьми, не могу поверить, какие придурки мои родители! — произнес Маркус с чувством.
Уилл посмотрел на странную группку людей, с которыми ему пришлось провести этот день, и попытался все разложить по полочкам. Все эти пересечения и связи! Он не мог не думать об этом. По натуре, даже под воздействием наркотиков, он не был склонен к мистическим переживаниям, но почему-то в данный момент он с ужасом понял, что испытывает нечто подобное: может быть, потому, что Маркус отошел от своей матери и направился к нему? Как бы то ни было, но его одолевали чувства весьма своеобразные. Кого-то из этих людей он не знал до сего дня, с кем-то был знаком уже некоторое время, но все равно не мог сказать, что знает их хорошо. Но вот они оказались здесь: одна сжимает в руках картонную фигуру Курта Кобэйна, другой сидит в гипсе, третья плачет — и все они связаны друг с другом так причудливо, что, войди сейчас кто-нибудь посторонний, так ему сразу и не объяснишь. Уиллу еще не доводилось попадать в такую запутанную, беспорядочно растущую и хаотичную паутину; казалось даже, будто на мгновенье ему приоткрылось, каково это — быть человеком. Не так уж и плохо: пожалуй, он не отказался бы даже посвятить свою жизнь тому, чтоб быть человеком.
Все вместе они отправились ужинать в ближайший бар, где готовили гамбургеры. Рут и Элли сели отдельно от остальных, ели картошку фри, курили и тихо разговаривали; Маркус и его родственники продолжали обмен колкостями, который с большим воодушевлением начали еще в полицейском участке. Клайв хотел, чтобы Маркус все-таки продолжил свое путешествие в Кембридж, а Фиона полагала, что ему следует вернуться в Лондон, в то время как Маркус, казалось, был слишком утомлен событиями этого вечера, чтобы вообще что-либо полагать.
— Как вообще с тобой оказалась Элли? — спросил его Уилл.
— Уже не помню, — ответил Маркус. — Просто она хотела поехать со мной.
— Она собиралась остановиться у нас? — спросил Клайв.
— Не знаю. Наверно.
— Спасибо, что спросил нас заранее.
— Элли мне не пара, — твердо сказал Маркус.
— Ну что, дошло наконец? — обрадовался Уилл.
— Не знаю, кому она вообще пара, — сказала Катрина.
— Я думаю, мы навсегда останемся друзьями, — продолжал Маркус. — Но не знаю, мне кажется, я должен поискать кого-нибудь не такого…
— Не такого дикого и неистового? Менее агрессивного? Не такую дуру? Список можно продолжать до бесконечности, — вставила мама Элли.
