Ознакомительная версия.
— Нам надо вытащить его во двор. Не годится, чтобы Залмай видел тело.
Мариам вынимает у Рашида из кармана ключ от спальни. Они заворачивают мертвеца в покрывало. Лейла держит труп за ноги, Мариам подхватывает под мышки. Но им его не поднять — слишком тяжел. Приходится волочить волоком. Нога покойного цепляется за порог входной двери и выворачивается на сторону. Еще одна попытка. Наверху что-то с шумом обрушивается на пол. Ноги под Лейлой подгибаются, она выпускает тело из рук и оседает на землю, захлебываясь рыданиями.
— Возьми себя в руки, — строго говорит Мариам. — Сделанного не воротишь.
Через некоторое время Лейла поднимается. Вытирает лицо. Вдвоем они вытягивают труп во двор, доволакивают до сарая и укладывают рядом с верстаком, на котором лежат гвозди, молоток, пила и круглая деревяшка. Рашид все собирался вырезать из нее какую-нибудь игрушку Залмаю. Да так и не собрался.
Они возвращаются в дом. Мариам моет руки, приглаживает волосы, вздыхает.
— А теперь займемся твоими ранами, Лейла- джо.
— Дай мне время подумать, — просит Мариам. — Мне надо собраться с мыслями и разработать план. Должен быть выход, и я найду его.
— Надо бежать. Нам нельзя здесь оставаться, — произносит Лейла надтреснутым голосом. Ей вдруг вспоминается звук, с каким лопата вошла в голову Рашиду, — оказывается, она его слышала, — и к горлу подступает тошнота.
Мариам терпеливо ждет, когда Лейле полегчает, кладет ее голову себе на колени, гладит по волосам.
— Мы уедем, милая. Всей компанией — я, ты, дети и Тарик. Мы уедем из этого дома, из этого жестокого города, из этой страны. Далеко-далеко, где нас никому не найти. Для нас начнется новая жизнь. Мы купим домик где-нибудь на окраине, в тени деревьев, в месте, о котором и не слыхали никогда. Дороги там узкие и незамощенные и до лугов рукой подать. Дети будут играть в высокой траве и купаться в чистом голубом озере, где водится форель и растет камыш. У нас будут свои овцы и куры, мы с тобой будем печь хлеб и учить детей читать. И все наши грехи останутся в прошлом, и никто нам будет не нужен, и жизнь у нас будет спокойная и счастливая. Мы ее заслужили.
— Конечно, — мечтательно бормочет Лейла, закрывая глаза.
Ласковый голос Мариам обволакивает и убаюкивает ее. К утру Мариам все придумает и устроит — она не бросает слов на ветер. У нее уже зреет план — вон она какая сосредоточенная, не то что Лейла, у которой все мысли разбежались в разные стороны, не собрать. У них все получится.
— Ведь правда?
Мариам тормошит Лейлу:
— Сходи к сыну. Как он там?
Потемки. Залмай свернулся на отцовской стороне тюфяка. Лейла ложится рядом и накрывает сына одеялом.
— Ты спишь?
— Нет. Как мне спать, если мы с Бабой-джаном не помолились. Страшный Бабалу возьмет да и придет.
— Давай ты сегодня помолишься со мной.
— Ты не умеешь.
Она сжимает ему ручку. Целует в шею.
— Я попробую.
— А где Баба-джан?
— Папа ушел. — Горло у Лейлы сжимается.
Вот она, первая страшная ложь. И лгать придется снова и снова. Без счета. Ей вспомнилось, с какой нетерпеливой радостью встречал Залмай отца, когда тот возвращался с работы, как Рашид подхватывал сына на руки и кружил в воздухе и как потом Залмай хихикал, пошатываясь, точно пьяный. Ей вспомнились их шумные игры, их веселый смех, их напускная таинственность.
Сердце стиснуло от жалости.
— А куда он ушел?
— Не знаю, милый мой.
— А он скоро придет? Он подарит мне что-нибудь, когда вернется?
Лейла произносит слова молитвы. Двадцать один раз Бисмилла-и-рахман-и-рахим — семь пальцев, по три косточки на каждом. Залмай дует себе на ладошки, прижимает их тыльной стороной ко лбу, машет руками, будто отгоняет кого. Шепчет: уходи, Бабалу, не приставай к Залмаю, он не хочет тебя знать, уходи, Бабалу. В завершение ритуала оба троекратно возглашают Аллах Акбар.
Значительно позже, уже глухой ночью, задремавшую Лейлу будит тоненький голосок:
— Баба-джан ушел из-за меня? Из-за того, что я рассказал про тебя и про того дядю?
Лейла в ужасе прижимает сына к себе, желая сказать: «Нет, ты тут ни при чем, Залмай. Твоей вины тут нет».
Но мальчик уже спит, посапывая.
Когда Лейлу поутру будит призыв муэдзина, выясняется, что в голове у нее значительно просветлело. Не то что накануне вечером — ведь совсем ничего не соображала.
Лейла встает с постели и долго смотрит на Залмая. Тот спит, сунув кулачок под щеку. Лейла думает о Мариам — наверное, та приходила к ним ночью, глядела на спящего Залмая и обдумывала свой план.
У Лейлы болит все: шея, плечи, спина, руки, бедра, везде кроваво-синие ссадины от пряжки Рашидова ремня. Морщась, Лейла тихо выходит из спальни.
В комнате у Мариам рассветные сумерки (час, когда роса опускается на траву и поют петухи). Сама она стоит на коленях в углу на молитвенном коврике. Лейла опускается рядом с ней.
— Ты должна съездить за Азизой. Прямо сейчас, — говорит Мариам.
— Ясно.
— Пешком не ходи. Сядь в автобус, смешайся с толпой. В такси ты будешь слишком на виду, да еще одна — точно остановят.
— Помнишь, что ты мне говорила вчера? Ты ведь просто так, чтобы меня успокоить...
— Нет. Я серьезно. Ты обретешь счастье, Лейла-джо.
— Я? Почему я? А как же ты?
Мариам печально улыбается и молчит.
— Пусть все будет, как ты говорила, Мариам. Мы уедем вместе — я, ты и дети. У Тарика в Пакистане есть работа и жилье. Мы спрячемся там, пока все не уляжется.
— Это невозможно, — отвечает Мариам. Терпеливо так, словно мать ребенку, которому подай луну с неба.
— Мы будем заботиться друг о друге, — давится словами Лейла. — Хотя нет. Это я буду ухаживать за тобой. Это для меня такая радость.
— О, Лейла-джо.
— Я буду готовить и убирать в доме. Тебе не придется делать ничего. Будешь отдыхать, спать, заниматься садом. Я все твои прихоти исполню. Не покидай нас, Мариам. Каково будет Азизе без тебя?
— За украденный кусок хлеба отрубают руку, — напоминает Мариам. — А что они сделают с двумя женами-беглянками, когда найдут тело мужа?
— Никто ж не знает. Нас не найдут.
— Найдут. Рано или поздно. Они хорошие ищейки. — Слова Мариам в отличие от Лейлиных звучат убедительно, веско.
— Прошу тебя. Умоляю.
— Когда нас найдут, вина падет на всех. И на тебя, и на Тарика. Получится, я сломаю вам жизнь. В бегах приходится несладко. А поймают вас, что станется с детьми? Кто о них позаботится? Талибы? Ты же мать, Лейла-джо. Вот и рассуждай как мать.
— Не могу.
— Придется.
— Это нечестно. — По лицу у Лейлы текут слезы.
— Честнее не бывает. Иди ко мне. Приляг рядышком.
Лейла, совсем как давеча, кладет голову Мариам на колени. Сколько времени они провели вместе, расчесывая друг другу волосы и заплетая косички! Как внимательно, ласково, участливо выслушивала ее болтовню Мариам! Можно было подумать, для нее это честь.
— Это справедливо, — убежденно говорит Мариам. — Ведь я убила мужа, лишила детей отца. Мне нельзя бежать с вами. — Губы у нее дрожат. — Твой сын никогда меня не простит. Как мне смотреть ему в глаза? Да разве я осмелюсь?
Мариам расплетает Лейле тугую косичку.
— Я остаюсь здесь. Мне в жизни больше ничего не надо. Все, о чем я мечтала девчонкой, ты мне дала. С тобой и с твоими детьми я была счастлива. Вот и все, Лейла-джо. Только не грусти.
— А как же озеро, полное форели, деревья, луга? Как же куры и овцы? — в голос рыдает Лейла, прижимаясь к родным коленям. — Как мы будем без тебя?
Мариам дает Залмаю на обед кусок хлеба и несколько сушеных фиг. Пару фиг и печенье в форме зверюшек она укладывает в пакетик для Азизы.
— Поцелуй девочку за меня, — говорит Мариам. — Передай ей, что она светоч моих очей и повелитель моего сердца. Очень тебя прошу.
Лейла молча кивает.
— Садись в автобус, как я сказала. И держись поскромнее, понезаметнее.
— Когда мы теперь свидимся, Мариам? Я обязательно хочу дать показания. Я объясню им, как все произошло, растолкую, что у тебя не было другого выхода. Ведь они все поймут, правда? Они поймут.
Мариам мягко смотрит на нее, нагибается к Залмаю и целует в щеку. На мальчике красная майка, потрепанные зеленые штаны и поношенные ковбойские сапожки, купленные недавно Рашидом. В руках Залмай сжимает мячик.
— Веди себя хорошо, — напутствует Мариам. Залмай смотрит букой. — Не обижай маму. И прости меня за все.
Лейла берет сына за руку, и они идут по улице. На перекрестке Лейла оборачивается.
Мариам стоит у калитки и смотрит им вслед. На ней белый платок (прядь седых волос выбилась наружу), темно-синяя кофта и белые шальвары. Мариам машет им рукой.
Лейла сворачивает за угол.
Ознакомительная версия.
