— Вы видали? — кинул он нам. — Видали, что этот засранец сделал? — Люк, словно не веря глазам, рассматривал свой окровавленный платок. Нос у него основательно распух, да и глаза тоже. — Видали оба, как он меня ударил, видали? — не унимался Люк. — Ни с того ни с сего. Да я тебя засужу, сдеру все до последнего гроша!
Поль повел плечами.
— Мы ничего такого не видали, — протянул он в своей медлительной манере. — Мы люди пожилые, глаза уже не те. Да и слышим плоховато.
— Так вы же наблюдали! — не отставал Люк. — Как же вы не видели! — Тут он заметил мою усмешку, глаза у него сузились: — Ах вот оно что! — злобно процедил он. — Вот откуда ветер дует, а? Решили пугнуть меня с помощью вашего приятеля gendarme, так? — Он перевел взгляд на Луи. — Умней ничего не придумали… — Он сдавил пальцами ноздри, чтоб остановить кровь.
— По-моему, для такой клеветы у вас нет оснований, — твердо припечатал Луи.
— Ах так? — взорвался Люк. — В таком случае мой адвокат…
— Понятно, вы расстроены, — перебил его Луи. — Как же, ветром опрокинуло ваше кафе. Тут, ясное дело, чего не нагородишь в такой ситуации.
Люк, опешив, уставился на него.
— Суровая выдалась нынче ночь, — без зла продолжал Луи. — Первый за октябрь ураган. Уверен, вы сможете получить страховку.
— Да и как такому было не случиться, — сказала я. — Такой высокий фургон, да на подставке, да у самого края дороги. Удивляюсь, как раньше-то не опрокинулся.
— Понял, — еле слышно сказал Люк. — Неплохо, Фрамбуаз. Ей-ей, неплохо. Вижу, вы изрядно поработали. — Он произнес это даже как-то льстиво. — Но сами понимаете, даже и без фургона я на многое еще способен. Мы еще на многое способны. — Он попытался улыбнуться, заморгал, снова принялся утирать нос. — Уж вы бы от греха отдали им, что они просят, — продолжал он тем же почти заискивающим тоном. — Так-то, мамуся. А? Что скажете?
Что мне было ему ответить? Глядя на него, я почувствовала, что стара. Думала, он сдастся, но вид у Люка в тот момент был наглый, как никогда: лисья физиономия хищно ухмылялась. Я — то есть мы с Полем — нанесла ему лучший, на какой способна, удар; но Люк, оказывается, непобедим. Как дети, пытающиеся поставить на реке запруду, мы мгновение упивались своей победой — перепуганным выражением на его лице; хотя бы ради этого уже стоило постараться. Но в конечном счете, как ни дерзки наши потуги, река все же сильнее. Луи, как и мы, провел детство на берегу Луары, твердила я себе. Он-то должен понимать. Все, что он натворил, просто так ему не сойдет. Я уже представляла себе армаду адвокатов, консультантов, городской полиции, — наши имена в газетах, раскроют наши тайные делишки. И почувствовала, что устала. Очень устала.
И тут увидала лицо Поля. Он улыбался своей неспешной, мягкой улыбкой и внешне выглядел придурковато, если бы не ленивая лукавинка в глазах. Поль надвинул свой берет глубже на лоб жестом одновременно и финальным, и комичным, и героическим, как рыцарь из древних хроник опускает забрало перед последней схваткой с врагом. И я еле удержалась, чтобы не расхохотаться.
— По-моему, мы могли бы, э-э-э, это дело уладить, — сказал Поль. — Может, Луи кое в чем и перестарался. Все они, Рамондэны, малость горячи и обидчивы. У них это в крови. — Он смущенно улыбнулся, повернулся к Луи: — Помнишь, тот случай с Гийермом? Он тебе вроде по бабке родня?
Дессанж слушал с растущим раздражением и ненавистью.
— По деду, — поправил Луи.
— Вот-вот, — кивнул Поль. — Горячая у этих Рамондэнов кровь. У всех у них. — Тут он снова заговорил по-местному; это в нем моя мать особенно не терпела: его косноязычие и его заикание, — теперь выговор у Поля сделался еще чудней, чем в прежние годы. — Помню, как пожаловали однажды ночью толпой к фермерской усадьбе, впереди всех старый Гийерм на своей деревянной ноге, помню все, что стряслось у «La Mauvaise Réputation». Похоже, дурная слава за этим кафе по сей день сохранилась.
Люк дернул плечом:
— Знаете, анекдотики прежних времен — тоже неплохо. Но в данный момент я бы…
— Всю заварушку подстроил один парень, — невозмутимо продолжал Поль. — Я бы сказал, чем-то на вас похож. Тоже городской, не здешний, иностранец, думал, наши деревенские — тупой и жалкий народ, вокруг пальца обвести ничего не стоит.
Поль бросил на меня беглый взгляд, как будто на лице у меня барометр, и он по нему проверяет нужный показатель.
— Правда, кончилось все плоховато. Разве нет?
— Хуже не придумаешь. — Язык плохо слушался меня. — Хуже не бывает…
Люк настороженно следил за нашими лицами:
— И что?
— Вдобавок тоже молоденьких девчонок любил, — мой голос мне показался глухим, далеким. — Поиграет — бросит. Использовал их, чтоб побольше разузнать. По-современному сказать, совращал малолеток.
— Понятно, в те годы у многих девчонок не было отцов, — вкрадчиво вставил Поль. — Понятно, война.
Я заметила, как в глазах у Люка блеснула искра. Он коротко кивнул, как бы отмечая про себя:
— Это вы на вчерашнюю ночь намекаете? Не ответив на его вопрос, я спросила:
— Вы ведь женаты, да? Он снова кивнул.
— Будет жаль, если ваша жена обо всем этом узнает, — продолжала я. — Совращение малолетних — дело некрасивое. Пожалуй, никак от нее такого не скроешь.
— Жена ничего не узнает, — быстро сказал Люк. — Девица не станет…
— Эта девица моя дочь, — просто сказал Луи. — А станет или нет, ее дело.
Снова кивок. Держался Люк вполне хладнокровно. В этом ему не откажешь.
— Ладно, — наконец произнес он. Даже почти выдавил из себя улыбку. — Ладно. Я понял.
Несмотря ни на что, он взял себя в руки. Бледность его была вызвана скорее злостью, чем страхом. Взглянул мне прямо в глаза, иронично скривил губы и многозначительно произнес:
— Надеюсь, мамуся, игра стоит свеч. Ведь, возможно, уже завтра вам понадобится немалое утешение. Возможно, завтра ваша маленькая горестная тайна просочится во все газеты и журналы страны. Достаточно мне до отъезда сделать пару телефонных звонков. Да и, честно говоря, скучища тут у вас редкостная, и если ваш приятель думает, что эта мелкая шлюшка, его дочь, хоть как-то ее скрасила… — тут он прервался, повернулся к Луи с язвительной ухмылкой и вмиг остолбенел, потому что полицейский резко щелкнул затвором наручников на одной его руке, потом на другой.
— Что такое? — прозвучало у Люка изумленно и даже насмешливо. — Ты что, совсем охренел? Мало того, что натворил, хочешь еще добавить? Что тут тебе? Дикий Запад?
Луи без всякого выражения смотрел на него.
— Моя обязанность вас предупредить, — сказал он, — что рукоприкладство и нанесение оскорблений караются законом и что мой долг…
— Что? — чуть ли не завопил Люк. — Рукоприкладство? Да это ты меня ударил! Не имеешь пра…
Луи взглянул на Люка с отеческой укоризной:
— Я имею все основания предполагать, что это ваше буйное поведение вполне может быть объяснимо воздействием алкоголя или какого иного возбуждающего средства, потому ради вашей же безопасности считаю своим долгом держать вас под надзором.
— Ты меня арестовываешь? — изумленно вскричал Люк. — По-твоему, я преступник?
— Ну а как же, это мой долг, — сказал Луи наставительно. — Вот и два свидетеля, — тут он кивнул в мою сторону, — могут подтвердить, что вы позволяли себе оскорбления, угрозы, выражались непристойно и нарушали общественный порядок. Попрошу вас следовать за мной в участок.
— Да у тебя и говенного участка-то нет! — вопил Люк.
— Он в свой подвал сажает пьяниц и дебоширов, — невозмутимо вставил Поль. — Правда ваша, вот уж пять лет нету у нас участка, с тех самых пор как Огюст Тино в последний раз напился.
— Зато у меня есть овощной погреб, который я могу, Луи, отдать в твое полное распоряжение, если боишься, что парень, не ровен час, по дороге в деревню впадет в буйство, — кротко сказала я. — Замок там у меня надежный и крепкий, и ничего там с ним опасного не приключится.
Луи обдумывал мое предложение. Сказал, поразмыслив:
— Спасибо, veuve Simon. Пожалуй, это лучший выход. По крайней мере, пока приму решение, куда его девать после.
И он критически взглянул на Дессанжа, который на сей раз побелел уже не от злости.
— Вы все трое просто спятили, — тихо проговорил он.
— Но, конечно, первым долгом я должен вас обыскать, — невозмутимо сказал Луи. — Не то вы дом подожжете или еще что. Прошу вас, предъявите содержимое карманов.
Люк замотал головой.
— Нет, это просто бред какой-то, — бормотал он.
— Мне очень жаль, — не отставал Луи, — но я вынужден просить вас вывернуть карманы.
— Он вынужден! — кисло отозвался Люк. — Не знаю, зачем тебе все это, ведь достаточно мне обратиться к адвокату…
— Я ему помогу, — вставил Поль. — Ведь все-таки с наручниками шарить в карманах неловко.
