Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2000)

Галина Васильевна вновь посмотрела на мужа, потому что до нее долетело громко сказанное им слово — «жизнь».

— Но жизнь есть жизнь, одной работой жив не будешь! — все больше вдохновляясь, определял философию своей деятельности Владимир Иванович. — Я вот, например, уху люблю похлебать с дымком. Раньше выпивал, но уже семь лет как не пью, работать это дело мешает… Когда меня спрашивают, в чем секрет успеха моей компании, я отвечаю: «За нас всем богам молятся!» Мы всем конфессиям помогаем. — Он засмеялся: — Тут, правда, пришли одни денег просить, не разобрались сразу, оказалось — сатанисты! Ну, ребята из охраны накостыляли им, конечно!

Француз торопливо сменил кассету в диктофоне. Печенкин вновь стал серьезным.

— Есть у нас в городе Заводская площадь. Там когда — то, говорят, монастырь был, потом церковь, теперь завод хрустальный мой… Так вот, я строю сейчас на этой площади храм… Во имя Ильи — пророка… Не храм, точнее, часовню… Но какую! Хрустальную! Это седьмое чудо света будет. Или восьмое? — обратился он к секретарю — референту.

— Восьмое, — не задумываясь, подсказал Прибыловский.

— Восьмое. Причем там же, на площади, стоит памятник Ленину. Были разговоры — снести. А как быть с теми, кто в Бога не верит, а в Ленина верит? И я сказал: «Пусть стоит!» Не мы его ставили — не нам его сносить! Снести легче всего, вы попробуйте построить… — Владимир Иванович широко улыбнулся, пожал плечами и подытожил: — Вот и вся идеология…

Удивленно посмотрев на миску с ухой, к которой француз не притронулся, Печенкин поморщился и проговорил укоризненно:

— А вы чего ж это? Или угощением нашим брезгуете? С дымком ведь…

Француз залопотал, оправдываясь, но Владимир Иванович неумолимо замотал головой:

— Нет, брат, так дело не пойдет. Я тебя уважил, и ты тоже меня уважь…

— Да, это наш город, но ты не можешь появиться там без охраны, без Нилыча… — заглядывая сыну в глаза, говорила Галина Васильевна спокойно и назидательно.

— Я не хочу слышать ни о каком Нилыче! — выкрикнул Илья высоким детским голоском.

— Без Нилыча тебя там сразу украдут какие — нибудь чеченцы. — Галина Васильевна была спокойна и тверда.

У Ильи задрожала нижняя губка, и он закусил ее, готовый вот — вот расплакаться.

Мать сочувственно улыбнулась и, положив сыну руки на плечи, предложила:

— Давай я лучше познакомлю тебя с Дашенькой Канищевой?

Внезапно в центре праздника возникло непонятное суматошное движение — там кто — то вдруг закричал, пронзительно и жутковато. Из стоящей в отдалении машины «скорой помощи» выскочили санитары с носилками и как угорелые понеслись к месту неизвестного происшествия.

— Что? Что случилось? — встревоженно спрашивала Галина Васильевна бегущих мимо людей.

— Француз! Журналист французский рыбьей костью подавился! — объяснили ей на бегу.

Вытягивая шею, Галина Васильевна заторопилась за всеми, но тут же остановилась и, обернувшись, удивленно посмотрела на сына. Илья смеялся — весело, заливисто, так, что слезы выступили на глаза.

Поздней ночью, когда уже выключили уличные фонари, к одной из панельных пятиэтажек придонских Черемушек, тяжело шурша шинами, подъехал черный печенкинский «мерседес». У подъезда стоял «субурбан» и темнели неподвижные охранники. Угловое на пятом этаже окно ярко светилось. Еще раз глянув на него, Владимир Иванович вбежал в темный подъезд. Перемахивая через две ступеньки, по — юношески легко он взлетел на площадку пятого этажа, где стоял рыжий охранник, тот, который выводил Илью из самолета. Печенкин задержал дыхание, подмигнул рыжему и спросил шутливым тоном:

— Ну что, самбист, когда сразимся?

Охранник смущенно улыбнулся:

— Когда скажете, Владимир Иванович.

Печенкин прислушался — из — за фанерной двери доносились гитарные переборы. Он легонько толкнул дверь, и она открылась.

В маленькой комнате однокомнатной квартирки стояли от пола до потолка полки с книгами, и тут же теснились во множестве мелкие предметы: сувениры из дерева, глины и металла — человечки, собачки и птицы, кораблики, фотокарточки в рамках и без. Для самой большой фотографии — молодой, с дерзким взглядом Марины Цветаевой — была устроена специальная ниша, в которой стоял букетик засохших цветов. На тумбочке в углу, где, как у всех, должен был находиться телевизор, лежал старый проигрыватель — чемоданчик, а рядом — кипа пластинок. На верхнем конверте был запечатлен знаменитый дирижер знаменитого оркестра, и, проходя мимо, Печенкин почему — то постучал по нему ногтем.

На широкой старой, накрытой пледом тахте, уткнувшись затылком в стену, полулежала женщина лет сорока с коротко остриженными волосами, без капли косметики на лице. И одета она была небрежно, совсем по — домашнему: в старые выцветшие бриджи и клетчатую ковбойку. На животе ее лежала старая гитара. Женщина не была красавицей, скорее наоборот, но Печенкин смотрел на нее взволнованно и робко. Она же смотрела в ответ рассеянно, с легкой ироничной улыбкой и, продолжая наигрывать какую — то мелодию, прислушивалась к ней.

Женщину звали Геля, Ангелина, Ангелина Георгиевна Всеславинская.

— Зря ты все — таки дверь не запираешь, — негромко, осторожно проговорил Печенкин.

иронично улыбаясь, пропела в ответ Геля.

Рядом с тахтой на маленьком треногом столике стояли початая бутылка водки, рюмка, на деревянной дощечке лежал нарезанный хлеб, а на тарелке — колбаса и соленый огурец. Печенкин смотрел на выпивку и закуску с легким изумлением, но молчал, не решаясь спрашивать. Геля загадочно улыбалась, продолжая наигрывать ту же мелодию.

Печенкин подошел к столику, поднял бутылку, увидел на этикетке собственное изображение и как будто немного успокоился. Водка так и называлась «Печенкин». После этого Владимир Иванович глянул в окно, нашел вдалеке как бы парящие над городом красные неоновые буквы «ПЕЧЕНКИН» и успокоился совсем. Победно, с хрустом расправив плечи, он сообщил:

— Спустили.

— Куда и что? — поинтересовалась, не скрывая иронии, Геля.

— Танкер на воду спустили, — объяснил Владимир Иванович и похвастался: — Сам владыка освящал.

Геля усмехнулась:

— «Сам владыка»… Гляди, Печенкин, охмурят тебя попы, как ксендзы Козлевича охмурили.

Она отложила гитару, села на край тахты и, наливая в рюмку водку, стала рассказывать:

— Я тут в «Литературке» прочитала про нижегородского одного миллионера. Богател, богател, а потом взял и на все свои миллионы монастырь в лесу построил! И теперь сам в том монастыре простым послушником…

— Знал я его. Лес у него покупал. Белкин его фамилия, — проговорил Печенкин, почему — то мрачнея.

— А ты бы так смог? — лукаво улыбаясь, спросила Геля.

Печенкин не отвечал, мрачнея еще больше.

— Смог бы? — настаивала она.

Он нахмурился и попросил:

— Ты такие вопросы не задавай.

Геля с удовольствием тяпнула рюмку, захрустела огурцом и задорно сообщила:

— А я новую песню сочинила. Знаешь, как называется? «Маленький человек пришел».

— Споешь? — дрогнувшим голосом спросил Печенкин.

— Нет, конечно, — еще более задорно ответила Геля, взяла гитару, заиграла уже знакомую мелодию и запела:

В тот момент, когда Илья стал падать в сон, спальня наполнилась вдруг густым красным светом. Он открыл глаза и снова закрыл, потому что никакого красного света не было, но тут же вновь все стало красным… Илья сел на кровати и удивленно посмотрел в окно. За темными стволами сосен одна за другой зажигались большие неоновые буквы: ОКТЯБРЬ.