– Это бабушка и дедушка.
– Я прекрасно знаю, кто это. Что вы тут забыли?
Ее слова падали, как камни.
– Мы пришли в гости к внуку. Он потерял родителей, и мы подумали, что теперь нуждается в нашей помощи.
– Неужели? Ну-ка выметайтесь отсюда! Сейчас же!
– Мне кажется, тебе стоит быть повежливее с нами.
– Ах вон что вам кажется. Проваливайте!
– Хорошо, мы уйдем. Но мы вернемся. Мы его семья, а Николаю сейчас очень нужна семья.
– Никакая вы не семья. Убирайтесь! – злобно кричала она.
Дед медленно поднялся, выдерживая взгляд Сес.
– Ну что ж, пойдем, матушка. Всего хорошего тебе, Николай. Скоро увидимся.
– Не дай бог.
Сес вся покраснела. Я не мог взять в толк, почему она так рассердилась.
– Ты отвратительно разговариваешь, – кинул ей дед.
– Это мой дом. Я разговариваю, черт возьми, как мне хочется.
Они ушли. Бабушка, которая пока еще не произнесла ни слова, внезапно коснулась руки Сес и прошептала: «Мне очень жаль». Сес в смятении взглянула на нее и отдернула руку.
Я посмотрел на них с тоской и раздраженно повернулся к Сес, как вдруг она меня ударила. Я застыл, не понимая, как реагировать, а потом угрюмо удалился в свою комнату. Моя сестра заплакала впервые после смерти родителей. Слезы хлынули градом. Я включил магнитофон и сделал звук погромче, чтобы заглушить ее рыдания.
Прошла неделя, прежде чем они объявились снова. За это время в «Берлинске тиденде» вышла статья о том, что они забыли прежние обиды, ведь теперь внук нуждается в них.
«Это так тяжело для него, и мы сделаем все возможное, чтобы его защитить. Нам нужно только уладить некоторые дела, и он переедет к нам, рассказал дед Николая, Лайф Окхольм в интервью „Б.T.“».
Я мечтал об этом переезде, представляя себе, что моя неуверенность тут же исчезнет, если я буду окружен западными ютландцами. Жизнь потечет тихо и славно, ничто не будет мне угрожать. Бабушка и дедушка постараются дать мне все, чтобы я вырос сильным молодым мужчиной. Естественно, я заберу с собой Сес, и мы все вместе будем счастливы.
Бабушка с дедушкой наняли копенгагенского адвоката, с которым связались с помощью миссионерской организации. Он приходил к моей сестре и объяснил ей, что она слишком юна, а потому не может обо мне заботиться.
Сес бесилась:
– Кто это сказал? Это ведь не вы решаете.
– Нет, решают социальные органы.
Социальный консультант, который занимался моим делом, очень симпатизировал Сес, но все равно считал, что двадцатилетняя девушка не может заботиться о тринадцатилетнем мальчике. Сес не очень беспокоилась, ведь до сих пор альтернативы не было, но с появлением бабушки и дедушки она заволновалась.
Адвокат объяснял, что для меня будет только лучше, если я переселюсь в Тарм, где у меня будет безопасное и надежное жилище. Но она отвечала адвокату, что я никуда не поеду. Я ее младший брат, и она – вся моя семья.
– Вы думаете, что можете справиться с подростком? Тут нужна твердая рука.
– Как дед воспитывал нашу маму?
Адвокат понятия не имел, о чем говорит Сес, поэтому ответил:
– Да, именно, как твои бабушка и дедушка воспитывали маму. Если бы не их воспитание, ей бы никогда не достичь таких высот.
Сес фыркнула:
– А вы и правда дурак.
Адвокат раздраженно вздохнул. Он пытался быть вежливым и привести разумные доводы, а она оскорбляла его. Тогда он перешел к угрозам. Если она согласится на мой переезд в Западную Ютландию, то сможет навещать меня, а я ее. Но если им придется бороться, она потеряет всякую связь со мной – не сможет ни приехать, ни позвонить, ни написать.
Сес холодно взглянула на него:
– У меня есть деньги на адвокатов в десятки раз способнее вас. У меня есть деньги на людей, которые раскопают о бабушке и дедушке все дерьмо. Но вы знаете, до этого даже дело не дойдет. Вы настоящий идиот. Вы предупредили меня, и в тот самый момент, как за вами закроется дверь, я позвоню нескольким здоровым парням с наколками на спине, и они сделают вам очень больно, если вы посмеете забрать у меня Николая. А теперь уходите.
Сес не звонила никаким парням с татуировками, потому что она таких не знала.
На следующий день дед позвонил Сес. Он насмехался, унижал ее и всячески ей угрожал. Я все это видел и слышал. Она несколько раз хотела бросить трубку, но трубка словно приклеилась к руке. Все тело ее сотрясалось. Дед запугал ее.
– Сес, они не выселят меня отсюда, если я сам этого не захочу. Они не смогут.
Но Сес не была так уверена. Она уткнулась лицом в ладони и молча сидела в таком положении несколько минут, а затем вдруг решительно поднялась, твердая, как сталь:
– Я пойду пройдусь. Не знаю, когда вернусь.
– Куда ты собралась? – Я занервничал.
– Я должна сдержать свое слово.
Сес ходила по замызганным кабакам до тех пор, пока не увидела целую компанию огромных мужиков с наколками. Она взяла себе пиво и сделала глоток, бросив взгляд на компанию. Они были настоящие громадины, а моя сестра всего 156 сантиметров ростом и весит 46 килограммов. Один из парней встал и вышел в уборную, и она тут же заняла его место. Остальные с изумлением уставились на миниатюрную красотку, подсевшую к ним с виноватой улыбкой. Но она молчала. Их товарищ вернулся:
– Прошу прошения, но вы заняли мое место.
– Да. Но я могу подвинуться. Просто будет слегка тесновато.
Она подвинулась, и он удивленно уселся. После длительного молчания она собралась с силами:
– Можно мне кое-что вам рассказать? Мои родители погибли месяц назад в автокатастрофе. Вы хорошо знаете мою маму. Грит Окхольм. Ту самую, которая пела «Шторм» и «Что скрывает сердце». Знаете?
Они закивали, и она заплакала – во-первых, и без того было из-за чего, во-вторых, ей вдруг стало страшно. Вдруг она почувствовала, что кто-то обнял ее. Это оказался тот самый четвертый бугай, который отлучался в уборную. Он не привык к нежностям, но старался как мог. Она посмотрела на него снизу вверх и поблагодарила.
– У меня остался только мой младший брат. Если я лишусь и его, я не знаю, что мне делать. Он на семь лет младше, ему всегда приходилось трудно. Но я делала все, чтобы защитить его. А сейчас у меня просто не хватает сил, но они мне так нужны! Они отберут его у меня.
Объятия стали теснее, и компания начала потихоньку въезжать в ее проблему.
– Мой дед хочет забрать его в Ютландию. Он не хотел нас знать, пока мама была жива, потому что мы к нему не очень хорошо относились. Теперь он требует отдать ему моего братика, но он же не может отправиться в Ютландию к человеку, который до крови избивал мою маму за то, что она влюбилась в моего отца…
Рука бугая сжала ее еще крепче.
– Я не знаю, что мне делать. Я пытаюсь держаться, но он меня запугивает. Я безумно боюсь. Он обзывает меня незаконнорожденной, и я не знаю, что ему ответить.
Рука утешителя сомкнулась так крепко, что начала причинять боль. Она посмотрела на него и оглядела всю компанию:
– Мне нужна ваша помощь.
* * *
Дедушка очень удивился, когда к нему во двор въехало четыре мотоцикла. Он успел только спросить: «Что вы хотите?» – и за следующие полчаса не произнес ни слова.
Он сдался не сразу, хотя Сес удалось изрядно его напугать. Он позвонил нам, но положил трубку, когда подошла Сес. Когда трубку взял я, он первым делом поинтересовался, нет ли ее дома. Он чувствовал себя не очень хорошо, я и сам это слышал и спросил:
– Что случилось? Почему ты так тяжело дышишь?
Он с яростью рассказал мне, что моя сестра подослала к нему толпу байкеров. У него сломаны два ребра. И эта девица хочет нести ответственность за меня?! Именно! Я гордился тем, что Сес сделала это ради меня. Дедушка пытался сбить меня с толку. Если я хочу, я могу уйти от Сес и жить с ними. Я поразмыслил над его предложением – я знал, что Сес приедет за мной в любом случае. Я мог предать ее, и она примет меня обратно, стоит мне попросить прощения. Да и прощения просить было не обязательно. Так что я призадумался, но все равно выбрал Сес. Потому что Сес – это Сес, а бабушка с дедушкой – это бабушка с дедушкой. Я писал и звонил им много раз, но когда дедушка понял, что он проиграл, он не пожелал больше тратить на меня время. Мне было больно оттого, что он просто отбросил меня, и я даже мечтал о мести, но я никогда не думал, что однажды окажусь причастен к его смерти.
* * *
В течение двух месяцев Сес встречалась с тем самым четвертым парнем. Нет, она не была влюблена – она была благодарна. Она чувствовала, что обязана ему, и два месяца дарила ему свою любовь.
У меня были свои счеты с жизнью. Нельзя сказать, что я ощущал себя замечательно, но вполне сносно, тем более что у Сес, кроме меня, не было других интересов. Она двадцать пять часов в неделю работала в магазине «Фетекс», но лишь для того, чтобы чем-то заниматься, пока я находился в школе. Для Сес было важно, чтобы мы жили нормально, и «Фетекс» ее устраивал.
