– Ну, старик, сколько зим. С Фисой-то мы…
– Да, я знаю, – сухо бросил Стас и посмотрел сквозь меня и куда-то поверх. (Откуда только все всё узнают на этой земле.) – Как раз хотел поговорить. Жалко, конечно. Вот жизнь. То видели её в каком-то ресторане, то во французском посольстве – документы делала на Сен-Тропе… И всё – с группой девушек, так сказать. Волосы теперь чёрные, то нарощенные – длиннющие, то каре…
…Сен-Тропе, Лазурный берег! Сердце, сердце уже затюкало. Так вот они, эти поездки «на показы» по Европе, о которых она мне месяц ещё назад щебетала с таким неподдельным подъёмом! А я-то радовался всё за неё – ну наконец займётся чем-то более-менее ей близким, да ещё и деньги приносящим! И собою заодно гордился – какой я редкий и понимающий муж, посмотрите-ка на меня – почти не ревную!..
– Я, конечно, не знаю, что у вас там было, – задумчиво продолжал Стас, – но ты её хоть держал . А теперь что будет, неясно. Это, как ты понимаешь, лотерея – кто и снюхивается… Хотя, может, найдёт себе олигарха, такое тоже там бывает, и нередко.
Наверно, что-то дёрнулось в моём потерянном уже лице, потому что Стас тут же понимающе успокоил меня:
– Да я сам такой же, Рома, – эмоциональный, мы сколько уж друг друга знаем-то – лет семь? – оба, как говорится, искатели приключений… Моя вот Анжела сама из этой Франции не вылезает – всё время какая-то работа в агентствах… Нет – то, что ни у неё, ни у меня никого – это понятно, это однозначно, это даже не обсуждается, – взгляд ушёл куда-то в ноги, – ну, а иногда всё же подумаешь: зачем мне самому-то всё это надо – сидела бы дома, ребёнка давно пора, а тут мучаешься, гадаешь – чем чёрт не пошутит, вот так найдёт себе какого-нибудь… туза. Жизнь такая, никто от этого, что называется… А я не знаю, как переживу, – вдруг искренне признался Стас.
Багровое солнце тревожно садилось на Манеж.
– А от меня – я имею в виду, из агентства, сколько девок – красивых, изумительных девчат – вот так ушло в этот кооператив … А там у них всё поста-а-авлено, я тебе скажу… Начинается всё с ужинов, тех самых невинных ужинов, ну, ты знаешь: покушаешь с каким-нибудь Фаридом в ресторане, поулыбаешься ему, можешь и не улыбаться – 200 долларов будьте любезны! Не хочешь – не спи, насильно никто не заставит, да и контингент не тот – всё газовики да нефтяники, энергетики да металлурги, банкиры да политики. Уважаемые люди! 100 тире 300 баксов за день просто за присутствие – а поди плохо съездить на Лазурный берег на халяву, привезти пару тысяч, да ещё и непорочность впридачу…
– И что же, можно вообще не спать?.. – Я большой ребёнок, я сам от себя в шоке, я всё пытаюсь уцепить соломинку свою…
– Не спать можно, но не нужно. Всё очень скользко и двусмысленно. Было, не было – никогда не узнаешь. Тут сама не заметишь, как всё будет!.. Жизнь-то лёгкая, красивая, искусственная, увлекает, затягивает – как казино, лотерея, наркотик, компьютерные игры… – Стас, как-то печально вдохновлённый, будто стихи читает. – Но – стоп! – это, скажем так, псевдожизнь, иллюзия занятости, реального-то напряжения нет, понимаешь? Иная проснётся в ужасе: боже, что я делаю, а дальше-то что будет? – вокруг оглянется, а круг-то замкнут, кругом-то все такие же… Ориентиры сбиваются, тропинка только вниз, легче не думать, а тут её на кокс так невзначай, или ещё на что почище подсадят. А ты говоришь – не спать… когда ничего больше нет, кроме красоты, к такой жизни очень быстро привыкаешь, Рома, девчата же не дуры, девчата понимают, что могут иметь гораздо больше, а где раз, там и два, ну, и так далее. То есть это как алкоголизм – нет границы, где стоп, где есть возврат, а где его уже нет… В итоге получается, нет никакого смысла этим заниматься понарошку – не спать то есть. Ну а если учесть, что заказчики через другого-третьего – не совсем уж старики и уроды… девчата в очередь выстраиваются! А там, кому повезёт, – машину, квартиру… У богатых свои причуды. Вон Латанин бывшей звёздочке моей, Фроловой Алле, яхту подарил, так она теперь там и живёт, прямо в синем море…
Стас перевёл дыхание. Солнце садилось. Во всём его неожиданном выступлении чувствовался почему-то очень личный надрыв. Рядом, на ступеньках Манежа, было оживлённо, перед входом затевалось шоу, одинокие модельки болтали по мобильным, но мне не было до всего этого дела.
– Но вообще, я скажу, выигрывают по-настоящему единицы. Как в казино. Им, олигархам, особо-то ничего не надо – девчонок много, коэффициент сменяемости, так сказать, высок, ну и отношение к девчатам всё равно, так сказать, соответствующее. То есть – потребительское. Так что о чувствах разговора, как правило, не встаёт…
– Стас, да ты помнишь Фису, – меня как прорвало после оцепенения, – она же не дура, у неё же есть душа, в конце концов, она же не может не понимать, что жизнь её сейчас – порхание бабочки над огнём?!
– А она, наверно, всё и понимает. Или не понимает. Скорее, не хочет понимать. А это и не важно. У них у многих раздвоение личности. На полном серьёзе, – ободряюще похлопал меня по плечу. – Ладно, мне пора. Не унывай, всё ещё будет. Давай с нашими девчонками познакомлю, – с провокационной улыбкой подбросил он.
Это действительно была провокация – я-то чувствовал, что Стас внутренне всё же ревновал воспитанниц к мужскому вниманию и, насколько понимал я его, не упускал случая лишний раз проверить свой коллектив на непробиваемость. Насколько же всё это было пустое… Почти физически ощущал я, как Фиса всё глубже уходила под ту пресловутую черту, из-под которой, при всём моём желании, принять я её больше не смогу.
Вспомнился Леонардо ди Каприо из «Титаника», с широко открытыми глазами уходящий под лёд навсегда. Прощай и ты, Фиса. Спазм рыдания вцепился в горло, но я не дам ему прорваться сквозь сомкнутые челюсти. Я выплесну его потом, в одиночестве. Самая-самая, безоглядно любимая женщина безвозвратно погибала на моих глазах…
Оболью голову холодной, закапаю глаза «визином». Залижу волосы назад. Пройду ещё раз по проходу – зачем?..
Я опять возле «ХУЗ’а»… —? Ах да, надо же попрощаться со Стасом. Так благодарен я ему за неожиданно откровенный монолог.
Чем угодно богат уходящий день – только не знакомствами. Да в былые времена не ушёл бы я из такого места меньше чем с десятком телефонов! Старею?.. И чем ведь дальше, тем ещё легче и свободней будет на душе, когда усталый извращённый мозг, как вот сейчас, вроде бы не обнаружив взлелеянного своего идеала, пошлёт мне примирительный импульс: зачем?.. ЕЁ здесь нет – и быть не может!..
…а ведь время-то уходит, господи, а?! Дай мне ещё мой шанс, дай мне его сейчас же – стереть, преодолеть, забыть!
Дай хоть кого-нибудь!..
Стоп! То самое искушённое моё боковое зрение – которое не видит деталей, но безошибочно улавливает нужный образ – рефлекторно напряглось, потянув обратно уходящий взгляд.
В пяти метрах, эмоционально беседуя по мобильному, крутился всё какой-то… суслик. Немного сутулясь, хрупкая девулька в смешном клёше и простой чёрной майке щебетала-заливалась, вся в своих каких-то темах. Особая, полудетская разболтанность узких бёдер… Вот завела распущенные волосы за ушко… Качнувшись им в такт, повернулась…
А лицо-то, бог мой, совсем детское – носик чуть вздёрнут, губки бантиком. Только большие красивые глаза – серые серьёзные миндалины – да победоносный абрис бровей выигрышно и по-взрослому венчают её подростковую породу.
(И тут… тут мы сделаем паузу. Нарочно – на самом интересном месте – отступим немножко прочь, в сторону с главной нашей дороги, вернёмся чуть назад, затерявшись сознательно в земляничных тропках – так, понарошку и ненадолго: поупражнять перо в опусах любовного потока сознания. Ибо то сочинял не я, ей-богу – сам тёмный Гумберт [4] в столь драматичной, критической для автора коллизии нащупал всё ж в его натуре те самые скользкие струнки сладострастного наблюдателя.)
Да, я узнал тебя тогда сразу, Светик, мой несказанный Светик, я узнал тебя краешком глаза, ещё даже и не взглянув в твою сторону, а простые и милые подробности твоей внешности смакую лишь теперь, в бессильном экстазе запоздалого творческого порыва. Моё израненное, голодное мужское эго жёстко выцепило тебя, тёпленькую, невидящую, ничего не подозревающую, из твоей тогдашней сиюминутности, из того пошленького контекста, чтобы вынести тебя в вечность – на острие пера.
Теперь-то я могу признаться тебе, Светик, что влюбился в тебя – по-своему – быть может, неосознанно готовясь к своему грядущему прорыву, уже при первом нашем идиотском и благословенном знакомстве, когда 23 февраля, после очередной «встречи со спонсорами» Фиса привела тебя к нам ночевать. Она представила тебя как свою коллегу – модель, но только совсем ещё маленькую девочку: «Четырнадцать лет!» – предупредила она меня по телефону с некой гордостию, из коей можно было заключить, что малый возраст в высокой цене в вашей нелёгкой профессии. И вот девчонка сильно напилась – с горя, оттого, что не берут в Австрию на показы нижнего белья, и её обязательно убьют родители, если увидят в таком состоянии…
