Ознакомительная версия.
Венгрия: «Венгры», «Красный псалом».
Россия + республики: «Зеркало», «Андрей Рублёв», «Иваново детство», «Сталкер» Тарковский. Г. Панфилов «Начало», «В огне брода нет». «Старшая сестра», «Летят журавли», «Дон Кихот», «Король Лир», «Идиот», «Братья Карамазовы», «Игрок». «Июльский дождь», «Мне двадцать лет» М. Хуциев. «Броненосец Потёмкин», «Да здравствует Мексика!» Эйзенштейн. «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Раба любви», «Подранки», «Печки-лавочки», «Живёт такой парень», «Ваш сын и брат», «Гадание на ромашке», «Не болит голова у дятла», «Сто дней после детства», «Голубой портрет», «Белый пароход», «Человек уходит за птицами», «Ранние журавли», «Звонят, откройте дверь», «Внимание, черепаха!», «Айболит-66», «Доживём до понедельника», «Здравствуй, это я!», «Король-олень», «Горькая ягода», «Ирония судьбы», «Странные взрослые», «Утренний поезд», «В четверг и больше никогда», «Ты и я», «Восхождение», «Они сражались за Родину».
Я прочитал тогда этот список, несколько фильмов из него я видел, но не знал, что это шедевры. Большинство названий, особенно зарубежных фильмов, завораживали, но было понятно, что вряд ли мне из Кемерово удастся попасть в кинотеатры «Кинематограф» или «Иллюзион», а в Кемерово такого кинотеатра не откроют никогда.
На пятнадцатилетие мне В. А. подарил книгу о советских художниках кино. Я её тогда полистал, но меня она не особенно заинтересовала, потому что содержала информацию о незнакомых мне фильмах. Видимо, тогда же я и положил эти листки в неё. И вот сейчас я вновь получил эти письма, но это уже письма не только от В. А., но и от меня четырнадцати-пятнадцатилетнего. На удивление до сих пор актуальный список! Большинство из них я посмотрел. Мог бы повторить его и от себя почти полностью, существенно пополнив кинособытиями, которые произошли с 1982 года. Как мне повезло с тем, что из Ленинграда тогда отправляли по распределению молодых кандидатов наук для поддержания провинциальной высшей школы. Чёрт возьми! Заглядываю в прошлое и понимаю, что я вообще везучий человек!
Мы ещё много общались с В. А. Но, отработав свои три года в Кемерово, он вернулся в Ленинград. От него приходили письма. Писал он не лично мне, а всем нам. Мы знали, что он с большим трудом купил маленькую часть дома, не в Ленинграде, а во Всеволожске и на работу ему приходится ехать долго на электричке. Но письма были счастливые, потому что В. А. был в своём любимом Ленинграде и снова был занят наукой. Эти письма будоражили и волновали меня. Будоражили тем, что сообщали о том огромном неведомом, страшно интересном, да и просто страшно далёком мире, который неизвестно, откроется мне или нет. Перед поступлением в университет я ездил к В. А. Он уже жил в самом Ленинграде в маленькой однокомнатной квартире на первом этаже. Даже для однокомнатной квартиры в ней было мало мебели. К моему приезду В. А. приготовил свою фирменную курицу. Мы снова много говорили, и он сводил меня в маленький, со скрипучим полом, кинотеатр «Кинематограф». Посмотрели какой-то дурацкий греческий чёрно-белый фильм…
Потом была служба, много разных переживаний, прошли годы… А потом я приехал в Санкт-Петербург на гастроли. Я пригласил В. А. на спектакль. Он пришёл с женой. Когда повстречались, оба мы волновались. Выпили пива. Я понял, что В. А. очень рад за меня, но что ему не особенно интересны мои сценические произведения. Я не стал его об этом расспрашивать, а он не стал говорить. На сегодняшний день я не знаю, читал ли он мои книги. И если читал, то что об этом думает. Я, конечно же, хотел бы, чтобы он был в восторге от моих спектаклей и книг. Но этого не случилось. Мы встретились тогда, когда встретились, и В. А. был интересен тот мальчик, для которого он очень много сделал. А тот мальчик и я сегодняшний ему бесконечно благодарны. Было и закончилось.
И как тогда мы вовремя встретились, так и эти листочки очень вовремя выпали из книжки. Мне снова повезло.
9 января
Заканчивается праздничное затишье. Возвращаются люди, приходят в себя сильно подорвавшие здоровье и бюджет те, кто никуда не уезжал, а впал в беспамятство прямо на дому. Завтра вновь зашумят улицы, заполнятся местным населением, и страна потихонечку начнёт возвращаться к повседневности. А в Калининграде по-прежнему затянувшаяся осень вместе с сильно поспешившей весной. Всё дождики и ветерки, туманы и зелёные газоны. Мне очень нравится.
Хочу продолжать мемуары. И понимаю, что именно в эти дни такое желание появилось у меня не случайно. После сумасшедшего, пульсирующего политическими всплесками, демагогией и ложью властей, а также первыми проблесками просыпающегося гражданского сознания и воли декабря пришли суетливые предпраздничные дни, а потом полупьяное или похмельное забытьё, брызжущее пошлостью со всех телеканалов. В этом году с телеэкранов нам в дома вываливался уж совсем мерзкий винегрет, который приготовили из давно протухших продуктов.
А так хочется обрести даже не успокоение, но какое-то бесспорное содержание. Я понял, что нет ничего лучше, чем обратиться к эпизодам, страницам, лицам и впечатлениям былых лет. Заглянуть в прошлое и обрадоваться тому, что жизнь содержательна, значительна, не бессмысленна и много замечательного прожито, что в жизни были прекрасные люди и даже есть чем гордиться.
В процессе воспоминаний и написании мемуаров важнее даже не сами воспоминания, а причина, по которой вдруг возникла необходимость обратиться к прошлому и какие именно эпизоды приходят на ум сегодня и сейчас.
Я продолжаю разбирать перевезённые коробки, сумки и, с позволения сказать, архивы. Книги уже рассортированы. CD и DVD ждут своего часа. Но с ними будет проще, поскольку с ними больших и давних воспоминаний не связано. Набралось коробки три видеокассет. Многие довольно давние, а есть даже древние, датированные 1989–1990 годами. Думаю, на них уже всё размагнитилось. Однако это невозможно проверить, потому что в доме не осталось ни одного видеомагнитофона. На этих кассетах неповторимые изображения и неподражаемые голоса переводчиков. В этих изображениях и голосах было что-то наркотическое, заставлявшее нас ежедневно ходить в видеопрокат и брать всё подряд, но только чтобы увидеть эти размытые лица и услышать эти неповторимые интонации. Что делать с этими кассетами? Только выбрасывать…
А в одной коробке нашёл авиабилеты, квитанции, чеки из гостиниц, железнодорожные билеты – всё иностранные, 1999–2002 годов. Тогда я очень много ездил по европейским театральным фестивалям, читал лекции в европейских университетах и на семинарах. Тогда меня всё это страшно радовало, и я старался сохранить на память даже счета из кафе. Среди всех этих бумажек попалась программка моих гастролей в Лондоне летом 2000 года. Я тогда сыграл довольно много раз в театре «Гейт» на Ноттинг-Хилл. Играл я спектакль «ОдноврЕмЕнно», разумеется, с переводом на английский. А по окончании гастролей задержался в Лондоне, чтобы посетить военно-морские музеи и архивы. Тогда я уже вовсю работал над спектаклем «Дредноуты», точнее, над окончательным его вариантом.
Поселили меня организаторы гастролей не в гостинице, а со свойственной британцам бережливостью на квартире. Как выяснилось позже, это была квартира матери одной из администраторов театра. Квартира сама по себе была хорошая, большая и светлая. Находилась она в огромном доме на Мейда-Вейл. Те, кому любопытно, могут легко его найти. Этот дом носит своё собственное имя «Клайв корт». Однако в этой большой квартире пожилая хозяйка выделила мне крошечную тёмную комнату с малюсеньким окном, находившимся под потолком, да к тому же над окном козырьком громоздился балкон верхней квартиры. То есть солнечный свет в эту каморку не попадал. Треть комнаты занимал здоровенный тяжёлый шкаф, состоящий из двух отделений, одно из которых было заперто, другим мог пользоваться я. Пять моих рубашек, двое брюк и какое-то исподнее заняли десятую часть пространства этого отделения. Кровать была придвинута к стене под окном. Даже для меня, небольшого по размеру человека, она была узкая, короткая и какая-то комковатая. Ещё в комнате был крошечный секретер, работать за которым можно было только сидя на кровати, стул уже не помещался. До туалета нужно было идти длинным коридором, мимо просторной кухни и пары светлых помещений, которые пустовали.
Но я был в Лондоне! Я так мечтал об этом, что рад был этой маленькой комнате и даже нашёл в её размерах и обстановке что-то диккенсовское и абсолютно литературное.
Но главным и самым интересным в этом доме, на этой улице и в этой квартире была хозяйка квартиры по имени Лори. Фамилии я называть не буду. Мой рассказ о ней. И если бы рассказ был для книги, а не для этого дневника, я озаглавил бы его, например, «Настоящая леди», или «Встреча с настоящей леди», или каким-нибудь подобным образом. Да! Это история о том, как я впервые в жизни встретил, общался и в итоге осознал, что встретился и общался с настоящей леди.
Ознакомительная версия.
