Алан продолжал:
— Короче. Вопрос. Знает сорок восемь способов заниматься любовью, но не знаком ни с одной девушкой — кто такой?
Юзеф пожал плечами.
— Консультант.
Юзеф улыбнулся.
— Неплохо, — сказал он. — Консультант. Это вы.
— Это я, — сказал Алан. — Пока, во всяком случае.
Мимо пролетел небольшой луна-парк, разноцветный, но, кажется, заброшенный. Желто-розовое колесо обозрения стояло в одиночестве и скучало по детям.
Алан вспомнил еще анекдот.
— Вот, этот получше. Короче, полицейский приезжает на место ужасной автокатастрофы. Повсюду валяются ошметки тел, руки, ноги. Он все записывает, потом находит голову. Пишет в блокноте: «Голова на торотуаре», но сам понимает, что ошибся. Вычеркивает, и снова: «Голова на тратуаре». Опять ошибся, буква не та. Опять зачеркивает. И снова: «Голова на тарату…» «Вот блин!» Озирается — вроде никто не смотрит. Пинает голову, вынимает карандаш. «Голова на проезжей части».
— Отлично, — сказал Юзеф, но не засмеялся.
Милю-другую проехали молча. Пейзаж плоский, пустой. Что ни построй здесь, в этой безжалостной пустыне, — все будет актом чистой воли, навязанной не пригодному для жизни краю.
Когда Чарли выволокли из озера, он смахивал на груду мусора. Он был в ветровке, Алан сначала подумал — кучу листвы завернули в брезент. Только руки остались человечьими.
— Вам от меня что-нибудь требуется? — спросил Алан полицейских.
Им ничего не требовалось. Они всё видели. Четырнадцать полицейских и пожарных пять часов наблюдали, как Чарли Фэллон умирает в озере.
— А вам зачем туда?
— Куда?
— В ЭГКА. — Юзеф произнес «Эгока». Надо запомнить.
— По работе, — сказал Алан.
— Строитель?
— Нет. А что?
— Подумал, может, теперь начнется. А то там тишина. Не строят ничего.
— Вы там бывали?
Алан ждал, что Юзеф скажет «да». Это же крупнейший город в окрестностях Джидды. Наверняка Юзеф его видел.
— Нет, — сказал тот.
— Почему?
— Там ничего нету.
— Но будет, — возразил Алан.
— Не будет.
— Не будет?
— Никогда, — сказал Юзеф. — Все уже сдохло.
— Да ну? Ничего не сдохло. Я месяцами про него читал. У меня там презентация. Они строятся — полный вперед.
Юзеф повернулся к нему и улыбнулся — широченная улыбка неимоверного веселья.
— Погодите, скоро доберемся, — сказал он. Снова закурил. — Полный вперед? — сказал он. — Господи боже.
Как по заказу появился щит с рекламой строительства. Семейство на веранде, фоном — неубедительный закат. Мужчина — саудовец, бизнесмен, в одной руке мобильный, в другой газета. Завтрак мужу и двум оживленным детям подает женщина в хиджабе, скромной блузке и шароварах. Под фотографией лозунг: «Экономический город короля Абдаллы: мечта одного человека, надежда всей страны».
Алан ткнул пальцем:
— Думаете, никогда не будет?
— Да я-то что? Я только знаю, что пока ничего не построили.
— А Дубай? В Дубае построили.
— Здесь не Дубай.
— И не может быть Дубай?
— И не будет Дубай. Какая женщина сюда поедет? Никто не едет в Саудию, если выбор есть, никакими розовенькими домиками у моря не заманишь.
— А реклама? Эта женщина — вроде шаг вперед, — сказал Алан.
Юзеф вздохнул:
— В том и замысел — ну, они так говорят. Даже не говорят, а намекают. Мол, в ЭГКА женщинам станет посвободнее. С мужчинами больше общаться, машину водить. В таком духе.
— Это ведь хорошо?
— Если так будет — пожалуй. Но так не будет. Раньше был шанс, а теперь деньги кончились. «Эмар» лопнул. Разоряется в своем Дубае. Всё переоценили, теперь прогорают. Понаделали долгов по всей планете, ЭГКА сдох. Все сдохло. Сами увидите. Знаете еще анекдоты?
Алан встревожился, но решил это выступление близко к сердцу не принимать. Очернители водятся повсюду, в Саудовской Аравии в том числе. «Эмар», глобальный застройщик, который возвел чуть ли не весь Дубай, сейчас в беде, пал жертвой экономического пузыря, и все понимали, что без личного участия и личных средств короля Абдаллы ЭГКА тоже беды не миновать. Но ведь король вложится. Уж он-то позаботится о том, чтобы проект развивался. Этот город назван его именем. Этот город — его наследие. Абдалле гордость не позволит бросить дело на полпути. Все эти тезисы Алан изложил Юзефу, постаравшись заодно убедить и себя.
— А если помрет? — спросил Юзеф. — Восемьдесят пять все-таки. Тогда что?
Ответа у Алана не нашлось. Хотелось верить, что такое возможно — что города восстают из праха. Он видел архитектурный проект. Величественно. Мерцающие башни, деревья в скверах и на набережных, каналы — почти куда угодно можно добраться на лодке. Футуристический город, романтический, однако реалистичный. Осуществимый — при нынешних-то технологиях, если деньги есть, но уж чего-чего, а денег у Абдаллы навалом. Почему он не вложился сам, без «Эмара», — загадка. У короля хватит бабла выстроить город за ночь — ну и чего он? Порой король должен быть королем.
Впереди на повороте указатель: «Экономический город короля Абдаллы». Юзеф повернулся и пародийно, драматически воздел брови:
— Ну вот и прибыли. Полный вперед!
Они съехали с шоссе и направились к морю.
— Вы уверены, что нам туда? — спросил Алан.
— Куда заказывали, — ответил Юзеф.
Ни следа будущего города.
— Вон там все, что есть, — и Юзеф ткнул пальцем вперед. Дорога была новая, но разрезала пустоту. Проехав с милю, добрались до скромных ворот: пара каменных арок над дорогой, сверху большой купол. Словно по прожженной пустыне проложили шоссе, а где-то посередине возвели ворота — мол, здесь заканчивается одно и начинается другое. Обнадеживает, но не убеждает.
Юзеф остановился и опустил стекло. Двое охранников в синих комбинезонах — на плечах небрежно болтаются винтовки — опасливо приблизились и обошли машину. Похоже, они никого не ждали, уж точно не рассчитывали увидеть двоих в тридцатилетием «шеви».
Юзеф с ними поговорил, подбородком указал на пассажира. Охранники наклонились, рядом с водителем увидели американца. Алан мастерски улыбнулся. Один охранник что-то сказал Юзефу, тот повернулся к Алану:
— Ваш паспорт.
Алан отдал ему паспорт. Охранник скрылся в будке. Вернулся, отдал паспорт Юзефу и махнул — проезжайте, мол.
За блокпостом дорога стала двухполосной. На разделительной росла трава, выгоревшая и упорная, еще живая благодаря двум людям в красных комбинезонах, поливавшим ее из шланга.
— Вряд ли профсоюзные, — сказал Алан.
Юзеф мрачно улыбнулся:
— У моего отца в лавке один мужик сказал тут на днях. Дескать, у нас профсоюзов нету, у нас филиппинцы.
Они ехали дальше. На разделительной возникла вереница пальм — недавние посадки, кое-где еще не сняли джут. Через каждые десять пальм — растяжки между фонарными столбами, картины будущего города. На одной человек в дишдаше и с портфелем сходил с яхты, а его встречали двое в черных костюмах и солнечных очках. На другой человек на рассвете замахивался клюшкой для гольфа, а рядом стоял кэдди — тоже, очевидно, уроженец Южной Азии. Аэрография великолепного нового стадиона. Проект набережной с высоты птичьего полета — курорт за курортом. Женщина учит сына пользоваться ноутбуком. На женщине хиджаб, но в остальном одежда западная, сплошь сиреневая.
— Что толку рекламировать свободы, если их не планируешь? — спросил Алан. — Это же риск, консерваторы могут озлиться.
Юзеф пожал плечами:
— Да кто его знает? Вот вы же восторгаетесь. Может, и есть толк.
Дорога распрямилась и снова рассекла пустыню, лишенную черт и форм. Через каждые футов двадцать уличный фонарь, но в остальном пусто — будто недавно заброшенная стройка на Луне.
Еще миля к морю, и снова появились деревья. Под пальмами кучковались рабочие, одни в касках, у других шарфы на головах. Вдали, в нескольких сотнях ярдов от воды, дорога упиралась в дома, похожие на старые надгробия.
— Вот, собственно, и все, — сказал Юзеф.
Из пустыни задувало, пыль туманом заволакивала улицу. Что не мешало двум рабочим подметать.
Юзеф ткнул пальцем, засмеялся:
— Вон куда утекают денежки. Тут песок в пустыне подметают.
Весь город состоял пока из трех зданий. Пастельно-розовый жилой дом, в целом достроенный, но, кажется, необитаемый. Двухэтажный центр приема гостей, приблизительно в средиземноморском стиле, вокруг фонтаны — в основном пересохшие. И стеклянное офисное строение этажей в десять, приземистое, приплюснутое и черное. На фасаде вывеска: «7/24/60».
Юзеф только отмахнулся:
