Хотелось что-то сказать в ответ, но ничего не приходило на ум.
— Признаюсь, не думал дожить до таких дней! — продолжал тем временем незнакомец. — Но вот дожил. Никогда не знаешь, что произойдет. Никогда.
Он кивнул в знак согласия, и незнакомый мужчина ушел, тихо посмеиваясь над своим же наблюдением.
И вот тогда он понял, что хотел сказать и что следовало сказать. Не нужно стараться забыть свое прошлое. В самоотречении нет смысла. Отстаивайте иное мнение, как это делали немцы; прочь беспокойство, анализируйте, не отгоняйте воспоминания, пока не сможете взглянуть на все со стороны. В конце концов, у вас получится это сделать.
Он добрался до площади и зашел в маленький бар. Заказал себе кофе, покрепче, а затем стакан портвейна. Владелец бара обслужил его и уткнулся в газету. В стране был политический кризис, и материал о фиаско правительства занимал всю газетную полосу. Ему их политика казалась бестолковой, впрочем, такое часто наблюдалось и в других правительствах, и он уже не пытался что-либо понять.
Владелец бара отложил газету.
— Отвратительно, — пробурчал он.
— Да уж.
Повисла небольшая пауза.
— Вы не здешний?
— Нет. Из Америки. Штат Южная Каролина.
— Вы хорошо говорите по-португальски. Обычно американцы…
Он улыбнулся и неожиданно для себя закончил:
— Ленятся учить языки.
Владелец бара тоже улыбнулся и продолжил уже примирительным тоном:
— Возможно, кто-то не ленится. Вы, например.
— Я работал в Бразилии. Много лет. Вероятно, вы заметили мой акцент.
Владелец бара кивнул.
— Да, акцент всегда выдает иностранца.
Он попросил еще стакан вина, который быстро опустошил, хотя вино было слишком теплым, а позже ему еще предстояло пить vinho verde. Возможно.
Поблагодарив, он вышел на площадь. Кругом была кромешная темнота, и только в саду, расположенном в самом центре, горели огни и вдоль пешеходных дорожек виднелись островки желтого света. Он перешел дорогу и направился в ту часть сада, где стояли скамейки. Сердце учащенно забилось, во рту появилась сухость. Он никогда не мог с этим свыкнуться; никогда не получалось стать наглым; никогда.
Он выбрал скамью, которая стояла на искусно выложенной мозаике с изображением корабля на волнах и прыгающих дельфинов. Там была надпись, поэтическая строка, но некоторые буквы отвалились, и она потеряла смысл. Что-то о сердце.
Минут пятнадцать он сидел, наблюдая. Площадь постепенно наполнялась людьми, отовсюду струились кулинарные ароматы. Где-то заиграла музыка, и ему стало спокойнее. Он любил этот город вместе со всей его суетой, красотой и прекрасными людьми. Здесь его излюбленное место для… для того, чтобы заниматься любимым делом, произнес он про себя. Да, именно так. Просто здесь разрешается все то, на что дома сограждане-пуритане смотрят совсем иначе.
Кто-то прошел мимо его скамьи, но, сделав еще несколько шагов, вернулся и сел рядом.
— У вас не найдется огонька, чтобы прикурить? — спросил этот случайный Прохожий, вытаскивая из кармана пальто пачку дешевых сигарет.
Он покачал головой.
— К сожалению, нет. Не курю.
— Ну, что ж, — сказал Прохожий. — Даже лучше для меня. Трудно бросить то, что доставляет удовольствие. Как вы считаете? — И после паузы добавил: — А вам хотелось бы избавиться от того, что приносит удовольствие?
Он смотрел вниз на мозаику.
— Нет. Ни малейшего желания.
Прохожий достал из пачки сигарету, а затем полез в карман, пытаясь найти зажигалку.
— Могу я вам чем-то помочь? Похоже, вы иностранец. Из Бразилии сюда долго добираться, не так ли?
Секунду или две он молчал, потом кивнул.
Прохожий закурил.
— Могу все устроить. Кого хотите? Мальчика?
— Нет.
— Просто скажите. И приходите через полчаса. На противоположную сторону площади. Деньги отдаете мне.
Он сказал, кто ему нужен, и Прохожий кивнул в знак согласия.
— Я все устрою. Милое свиданьице. Прекрасно. Охотно.
Минуту или около того он наблюдал, прежде чем перейти площадь. Прохожий возвратился, но один. Все было так, как положено, поэтому он подошел.
— Следуйте за мной, — велел Прохожий. — Пройдем чуть вверх по улице.
Он заколебался, и Прохожий тут же заметил это:
— Не беспокойтесь, можете мне довериться. Да, люди бывают разные. Я не собираюсь вас грабить.
— Договорились. Но я не хочу заходить внутрь.
— И не надо. Она будет ждать. Только сначала вы расплатитесь со мной, прежде чем уйти, понимаете?
Они шли вверх по улице до тех пор, пока Прохожий вдруг не остановился и не пропустил его вперед.
— Вон ваша подружка, здесь. Видите ее? Годится?
Он едва взглянул на девочку.
— Сколько ей?
— Четырнадцать, — ответил Прохожий. — Уже. Две недели назад было еще тринадцать. Этого достаточно. Можете жениться на ней, если захотите.
Увидев выражение лица клиента, Прохожий рассмеялся. Наверняка протестант, американцы протестанты и чувствуют за собой вину, даже когда просто сопровождают женщину. А как же те, кого тянет к мальчикам, что они чувствуют? У него был один богатый клиент из Остина, который приносил ему извинения за то, что просил о свидании с мальчиком: «Я ничего не собираюсь с ним делать. Только спрошу его о… о… Видите ли, женщины мне тоже нравятся. С мальчиками я вижусь лишь время от времени». Потом шел унылый перечень оправданий.
Он передал деньги, и девочка наблюдала, пока Прохожий пересчитывал банкноты.
— Все верно. Вот и ладненько. Она пойдет к вам в отель. Можете ею располагать до завтрашнего утра. Если захотите дать ей немного денег, пожалуйста. Дорогу назад она найдет сама.
Они пошли, девочка — рядом с ним. Он все еще только мельком поглядывал на нее, но заметил, что она ему улыбается.
— Хочешь есть? Тебе хочется пойти в ресторан?
Необычное предложение, даже опасное, но он не обедал и был голоден. И, в конце концов, не он, а другой человек, сводник, назвал это свиданием. Он мог использовать это свидание и это прелестное маленькое создание иначе, нежели отправиться есть. Видеть в ней женщину. Свечи; комплименты.
Она подняла на него глаза.
— Если вы хотите.
— Но тебе этого хочется? Я тебя спрашиваю.
Она пожала плечами.
— Я так полагаю.
— Ты так полагаешь… — Он остановился. Две недели назад ей было тринадцать; вот, значит, как они говорят.
Он выбрал первый попавшийся на пути ресторан, большой рыбный ресторан с новомодным фасадом. Официант, стоявший у двери, провел их к столику, искусно украшенному цветами. Это было дорогое место; плотная, накрахмаленная белая скатерть и ряды бокалов возле каждого прибора.
— Какое пожелаете заказать для себя вино, сэр? — Официант передал ему карту вин и посмотрел на девочку. — А для вашей дочери…
Он сидел с бесстрастным видом, но слова официанта больно резанули его. Она ничего не заметила; она просто не сводила глаз с ножей, вилок и сияющих тарелок.
Зная, как долго придется ее расспрашивать о том, что она на самом деле хочет, он сделал заказ сразу на двоих. Пусть подадут большое блюдо с морепродуктами и салатами, сказал он. Официант записал заказ и исчез.
— Тебе уже четырнадцать?
Девочка утвердительно кивнула.
— И ты живешь в Лиссабоне? Ты оттуда родом?
Она опустила глаза.
— Нет, я родилась в другом месте. В маленьком селении. А теперь живу в городе.
— Ты живешь вместе с тем мужчиной? Тем, который… нас представил друг другу?
Она тряхнула головой.
— Я живу с тетей. Она заботится обо мне.
Он рассматривал лицо девочки. Оливковая кожа, что ему особенно нравилось, но в то же время было в ее лице что-то странное, почти мальчишеское; она так смотрела, как будто могла за себя постоять. Это не эксплуатация. В ней достаточно жесткости. И такие дети нравились. Они были добровольцами.
Внезапно девочка заговорила:
— Моя тетя много лет жила в Африке. В местечке под названием Лоуренсо-Маркес. Вам знакомо это место?
Он взял нож со стола и начал его разглядывать.
— Да. Я знаю это место. Бывал там прежде.
Казалось, девочку это заинтересовало.
— Мне и вправду хочется однажды поехать туда. Я хочу увидеть дом, в котором жила моя тетя. У нее там был свой бар, большой, со служащими.
— Да, конечно. Могу себе представить.
— И она плавала в Индийском океане. Каждое утро.
— Опасно. Акулы.
Девочка выглядела удивленной.
— В океане? Акулы?
— Да. Там есть акулы.
Она была разочарована. Возможно, из-за разбившейся иллюзии.
— Не переживай. Опасно только в том случае, если заплывешь слишком далеко. Акулы пережидают прибой. Возле пляжа бояться нечего.
Беседа иссякла, и он был рад, что вернулся официант.
