Алексей рассмеялся бы, если бы не был озадачен несколько.
— Расскажи, парень. А я полежу еще, не проснулся пока. Послушаю. Телевизор одним глазом посмотрю.
Саша сел к столу, нацедил себе первача, отчего в номере запахло… Не вонь сусла и перегара, а тонкий аромат зелья от умелых рук и хорошего сырья. Но все же, лучше бы не пить… Тяжко.
Выпив и не закусив, Саша начал свой рассказ.
РАССКАЗ АЛЕКСАНДРА БОЛОТНИКОВА О КАРГОПОЛЕ И ЖИТЕЛЯХ ВО ВСЕХ ПОКОЛЕНИЯХ (ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО — БАЙКА)
— Род мой от 1606 года. Сюда был сослан великий крестьянский вождь Иван Исаич Болотников. Слыхал, о таком?
— Как же не слыхать. Известнейшая личность. Сволочь и мятежник.
— Да ты че?
— На польские деньги мятежи все у нас происходили и на шведские. На японские и германские.
— Вопрос спорный. Обсудим потом. Ты рыбку-то кушай и вот лечо и баклажаны.
— Я, Саня, скушаю. Самогон-то сам гонишь?
— А то! Потом ни в глазу, ни в голове. Ты не сомневайся.
— А работаешь ты где?
— В бригаде, — скромно ответил он, — ты вот про род мой послушай. Болотникова сюда сослали и утопили в проруби. Но перед этим он обрюхатил служку.
— Его в монастыре что ли держали?
— А то… Потом она ушла в мир и родила. Это и есть мой род.
— Так ты потомственный революционер?
— Я — Болотников. Мы такие одни.
— И чем же славен еще этот город?
— Монастырей здесь было два. Церквей восемнадцать. Был вал земляной и ров, а на валу стояла стена с семью башнями. Все через нас шло. Потом, естественное дело — Архангельский город. Торговля мимо. Дошло до того, что стали мы заштатным городком Олонецкой губернии. Даже железную дорогу пустили мимо. Теперь вот соборы пятиглавые, леспромхоз и рыба. И другая коммерческая радость. В «Шелковнице» был? А также дискобар для молодежи. Ты мне денег дашь немножко?
Так вот чем объяснялась причина гостеприимства.
— Сколько?
— А дашь? Я тебе отдам потом.
— Давай выпьем.
— Давай, конечно. За дружбу.
— И щедрость, — добавил Алексей.
Никаких денег в городке не было в помине. Рыба была, лес кругляк, другая продукция и молока вволю. Спрос определяет предложение. Были наливки в магазине и никакого джин-тоника. В единственно работающем ларе торговали заколками и жвачкой. Пиво только отвоевывало пространство. Только проникать начало в живую ткань города. И зачем эти баночки, если разливное почти задаром. Это как напитками гнусными торговать при живом автомате «газ-воды». Со ста долларами здесь можно было жить если не вечно, то достаточно долго. Заезжие буржуи не в счет.
— Я дам тебе пятьсот рублей, брат.
— А штуку? — воспрял повеселевший кормилец.
— А штуку проблематично, но подумаю. А зачем тебе?
— Домой отнесу, — простодушно ответил Сашка, — девкам че купить. Две их у меня. И, понятно, себе заначу. На снасти.
— Ты, вообще, зачем живешь?
— Девок у меня две.
— А что с ними будет? Сколько им?
— Одной одиннадцать, другой четырнадцать.
— Вредный возраст.
— И не говори.
— Еще про город что скажешь?
— Был такой крестьянский сын Попов в нашем городке. Еще до первой революции. Предложено было соединить Онегу с Шексной через озера мелкие на Лаче. Так мы выходили на Балтику. А если бы пороги убрать, то и на Волгу.
— И кто же помешал?
— Так понимаю, революция. Сначала одна, потом другая.
— А как же Беломор-канал? Отцы народов?
— Это сложней. У нас проще. Я тебе потом брошюрку покажу. Ты денег-то точно дашь?
— Да дам я тебе денег.
— Завтра на соборы пойдем. Там вид такой. Справа озеро, слева Онега. И красота…
Пить начали в гостинице и пили потом в городе, на берегу и взгорках, пили на остатках крепостной стены и в лодках. Обрастали коллективом. Алексей купил-таки пива в банках, чем вызвал недоброжелательные реплики собутыльников об экономии, а к тому времени компания разрасталась. Догуливали у костра, с рыбой и картошкой… Пиво пили уже все, неистово. Местные люди прибывали на велосипедах и на них же исчезали.
Очнулся он у себя в номере одетым. Часы механические стояли. Зыбкая небыль за окном не могла говорить достоверно о времени суток. Оставался испытанный способ. Транзистор нашелся на своем месте, на тумбочке возле дивана. Покрутив и пощелкав кнопками долголетнего своего собеседника и сообщника, нашел зыбкую станцию. Скорее догадался, чем услышал, что времени пять часов. Хотелось пить, и он сполз с дивана окончательно, чтобы отправиться на поиски живой воды этого утра. Стол с остатками прерванной трапезы, пропахшая рыбой и брагой комната, и, наконец, вот оно! Пока не находка, а мысль о ней. Ориентир. В сумке, принесенной с вокзала, должна была сохраниться еще с города Вологды банка пива. Купил тогда впрок и забыл. Осторожно, чтобы не потерять зыбкую нить везения, сотканную из пряжи вчерашнего волшебства, открыл сумку, проник в самый низ, нашел тугое тело заветного жестяного сосуда…
Потом медленно, но верно возвращалось сознание.
То, что было, вспоминалось с чувством глубокого удовлетворения. Он сам хотел этого свинства, чтобы вот так запросто и до костерка у лодок. Чтобы забыть про бесцельно прожитые годы. Чтобы не жег позор и как там дальше?
Деньги были в трех местах — в бумажнике, в кармане рубашки и в тайничке на трусах, под самой резинкой. Бумажник несколько пострадал, но в разумных пределах, в рубашке не было ничего, а лежала тысяча в самом укромном месте. Жить стало еще легче. Ему было бы обидно, если бы в родном городе его обнесли на карманные деньги. Через некоторое время захлопали двери и затопали шаги в коридоре. Командировочные начинали день. Округа обросла лесопунктами, и, несмотря на смену общественно-экономических формаций, лес валили и распиливали с остервенением.
Следовало прибраться в помещении. Там же, в сумке, нашелся дорогой сердцу кипятильник-крошка. Налив в граненый стакан воды из графина, Алексей вскипятил воды, сыпанул щепотку чаю, так как ненавидел пакетики, прикрыл крышкой. Из полезного и целесообразного на столе нашлось сало, хлеб, крупные куски семги. Банки, принесенные в дар Саней, он составил в холодильник еще с вечера. Самогона оставалось на дне бутыли примерно на четверть. Откуда эта бутыль взялась, он не помнил. Ту, что принес гость, они унесли с собой, как и бражку. Значит, что-то еще приносили ночью. Как попал он в номер, тоже не помнил.
Далее он все сделал правильно. Встал под душ, переоделся, отбрил распухшую личину, отчистил зубы дорогой пастой. Присел к столу. Оставалась еще какая-то незавершенность. Дефицит счастья некоторый. Немного подумав, он отпил чаю, потом плеснул в свободную склянку самогона, немного выпил и закусил семужкой. Хорошо. Потом опять помыл руки и прилег отдохнуть уже по-настоящему.
Саша появился около десяти и прервал утренние грезы.
— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, — так поприветствовал он Алексея.
— А да… здравствуй.
— У тебя осталось че? Я поправлюсь немного.
— Да. Конечно.
— А потом на соборы.
— Какие соборы?
— Христорождественский. Слыхал о таком?
— А нельзя попозже?
— Попозже я занят.
Так не хотелось ему выходить в мир из сладкого утреннего забвенья. Русское похмелье и есть истинное. Всякое другое — грубая подделка.
— Ты денег-то дашь мне немного?
— Боюсь, что уже нет. Потерял вчера.
— Ты не потерял, а позорно растратил. На хрен это пиво нужно было? Чистый глицерин. А штуку из кармашка я у тебя забрал у реки.
— Ты?
— Я. Чтобы не потратил. Там много было охотников до дармового. Ты же всех угощал.
— И что там с деньгами?
— А вот они.
Саша положил на стол две мятых пятисотрублевки.
— Поразительная забота. Я тебе сколько обещал?
— Пятьсот.
— Возьми все. Отдашь когда-нибудь. Хотя ты мне, вон, сколько всего припер.
— Я тебе отдам. Осенью морошку сдам или рыбой приторгую. Мне сейчас девкам покупать надо много чего. Вышлю.
— А чего, Саша, чайки так разорались?
— Чайка — целесообразнейшая птица.
Алексей медленно поднялся и сел. День предполагался солнечным.
… Собор врос в землю, так что окна нижнего яруса находились вровень с мостовой. Стены старого храма были опутаны трещинами, которые сливались в тяжелый узор. По углам собор был укреплен каменными контрфорсами, покрытыми почерневшими от времени досками.
— А что там наверху? На колокольне? Что за разруха?
Страшный обломок шпиля на фоне ясного неба был неожиданен. У основания колокольни табличка призывала держаться подальше от этого места.
— У вас что, стреляли по наблюдательному пункту, по эстонским террористам?
— Молния, брат, в прошлом годе, в июле месяце. Горело три дня. Так красиво горело…
