Сотрапезники было заинтересовались новогодними подарками супругов Дорогиных, но вдруг старший преподаватель Терехина тихо сказала: «А у меня еще такого Нового года ни разу в жизни не было!» Все ждали от нее какого-то продолжения. Но Лариса Викторовна сидела молча, глядя перед собой в одну точку. Поэтому коллеги так же молча допили шампанское и разошлись…
…По дороге домой Лариса Викторовна Терехина вспоминала, как накануне, поздним вечером стояла она на кухне в тяжелых размышлениях. В глубине души она уже и не ожидала, что к ней кто-то приедет с поздравлениями. Весь вечер она проклинала Пысюк и Жарикову последними словами. Что же ей сказать расстроенным детям, в нетерпении ждавшим Деда Мороза со Снегурочкой?.. Как объяснить, что у взрослых тетенек совершенно совести не бывает?
А тут еще до кучи из радиоприемника полилась совершенно немодная, знакомая с детства песня про маму и оренбургский пуховый платок, который надо накинуть на плечи… Да, и хорошо, что эту песню редко теперь передавали. У Ларисы сразу перехватило горло, защипало глаза, она совершенно некстати вспомнила покойную маму… У мамы тоже был такой платок. А потом тетя Рая, которая осталась в квартире вымыть полы по обычаю, пока они со старшей сестрой возили маму отпевать, а после повезли хоронить на дальнее кладбище, все самое ценное собрала и уехала к себе в Нылгу. На поминки даже не осталась. В том числе тетя Рая прихватила и этот мамин платок. Лариса в него любила кутаться с детства. Ничего ей не было нужно, из того, что тогда увезла тетя Рая, но мысль о платке сразу же вышибал из нее непрошеную слезу.
Так она стояла и ревела у окна. Все ее достали разом. На подарки детям Лариса отдала последние деньги, а Дед Мороз не приехал, да еще и про платок мамин напомнили, когда никого об этом не просила…
Вдруг под окном раздался визг тормозов. Лариса выглянула из окна и увидела, что в арку завернула вроде как машина Пысюк. За ней по улице Зои Космодемьянской одна за другой пронеслись две милицейские машины с включенными сиренами. Лариса сразу забыла про платок, она поняла, что Пысюк, пока менты назад не повернули, надо быстро парковаться среди припорошенных снегом машин во дворе и скрываться в подъезде. Кое-как маневрируя в тесном темном дворе, Пысюк припарковалась у мусорных баков. Лариса, накинув дубленку, уже спускалась во двор, чтобы тихонько свистнуть кафедральным ряженным, как вдруг врубился какой-то мощный фонарь, осветив весь двор, и страшный металлический голос произнес в мегафон: «Ни с места, Дед Мороз!»
Лариса совершенно растерялась, спрятавшись за створкой допотопного домофона перед подъездом. В машине Пысюк никого не было видно. Наверно, все пассажиры спрятались на сиденьях. К милиционеру с фонарем подошел его напарник из машины. Слышно было, как с сиреной к арке возвращается и вторая машина. Это были точно настоящие милиционеры, не какие-нибудь гаишники. «Боже мой! Что же они такое натворили?» — подумала Лариса. Теперь она уже грызла себя за ту злость, которую испытывала весь вечер к Пысюк из-за того, что та не приехала к ней пораньше, зная, что детей надо давно укладывать спать.
— Митрофанов! Просвети фонариком в каждую машину! Не исключено, что эти мерзавцы в машине на сиденьях прячутся! — будто прочитав ее мысли, сказал подошедший второй милиционер.
Они начали обход с крайних машин, постепенно продвигаясь все ближе к тачке Пысюк. К ним на помощь из подъехавшей машины вышли еще двое. В принципе, выезд из арки был свободным, милиционеры оставили свои машины немного в стороне, у тротуара. Пысюк могла бы рвануть от мусорки с полоборота, но, возможно, она ничего не видела, прячась на сидении. И опять, будто прочитав мысли Ларисы, самый главный у милиционеров негромко сказал: «Плетнев, продвинь-ка свою ласточку к арке! Надо заблокировать выезд на всякий случай! Этих гадов приказано живыми брать, во что бы то ни стало! И по рации другим номерам наши координаты передай. Скажи Лекомцеву, пускай поможет Митрофанову со своим фонарем, видишь, сколько здесь белых шестерок? А номера никто не удосужился зафиксировать! Бардак!»
Лариса тихонько переметнулась за мусорные баки и шепотом позвала: «Пысюк! Нелька! Вы там?»
— Лариса! Мы здесь! Как бы выползти незаметно, а? — сдавленно ответила ей из машины Пысюк.
Лариса, выглянув из-за баков, посмотрела на милиционеров. Проход к всем подъездам их дома был полностью у них под контролем. Они стояли у джипа нового русского Арбазумяна и о чем-то тихо совещались. Лариса нашарила валявшуюся возле мусорки консервную банку и, выпрямившись на долю секунды в полный рост, ловко метнула банку в джип Арбазумяна. Джип взорвался воем, клекотом, перешедшим в оглушительную сирену. Под этот вой из машины на четвереньках быстро уползли за мусорные баки Пысюк и Жарикова в новогодних костюмах, волоча за собой мешок с подарками. А из подъезда уже с диким матом выскакивал Толик Арбазумян в одной майке, на ходу застегивая джинсы… И пока Толик героически сражался за свою собственность с четырьмя растерявшимися представителями власти, Лариса с гостями успели заскочить в подъезд и закрыть его на кодовый замок.
— Вы откуда такие? — отдышавшись, спросила Лариса, на цыпочках проводя ряженных на кухню, чтобы сделать сюрприз плачущим возле елки детям.
— От верблюда! — ответила ей Пысюк, утоляя жажду прямо из плоского носика электрочайника. — Из городской Администрации мы…
Тут Лариса разглядела угрожающе торчащую из кармана ее кафтана монтировку. «Вы там никого?..» — сказала она и, в ужасе, умолкла.
— Все живы остались, успокойся! — осадила ее Пысюк. — Пришлось доверительно побеседовать с мальчиком Вовой, который стал нынче нашим мэром. Кое-что напомнить из детства золотого ему пришлось… Тяжелый разговор получился… Чего эти к нам привязались — не понимаю!
— Значит, Неля, надо еще в милицию заехать потом с поздравлениями, — тонким голоском пропищала Жарикова. — Милиция тоже в нашем секторе.
— Само собой, Ксюха, — без прений согласилась Пысюк. — Вот ты видишь, какая петрушка получается? Ведь вначале было всего три адреса левых! Всего три! Дом престарелых дал сразу девятнадцать дополнительных адресов, детский дом — тридцать восемь, а сколько детский онкологический центр адресов дал — подумать страшно! Но ничего! Как-нибудь справимся! Время до Нового года у нас еще имеется! Извини, что к тебе, Лариса, запоздали маленько…
От традиционно предложенной хозяйкой рюмки чая подруги досадливо отмахнулись.
— Отстань ты с этой водкой, Лариса! — сказала Пысюк. — Нам ведь еще рулить и рулить! Да и к детям все же в пьяном кураже вылезать неловко. Извини, в другой раз! Давай-ка, детишкам Новый год устроим!
С этими словами они прошли в гостиную, где опасливо жались к елке заплаканные дети Терехиной: мальчик и девочка, восьми и шести лет соответственно. Пысюк достала небольшую губную гармошку, а Жарикова — бубен, с каким у них когда-то ходила воспитательница еще в яслях. Лариса Викторовна сама себе удивилась, что еще помнит про себя такие древние подробности.
Жарикова ударила в бубен, но раздался не надоевший с раннего детства треск металлических бляшек, с которым они когда-то маршировали по группе, а серебряный перезвон колокольчиков… Пысюк дунула в гармошку, та запела сама по себе, с потолка посыпались какие-то яркие искорки, и у елки захлопали в ладоши Игорек и Леночка… В дверь тут же надсадно застучали. Лариса опасливо выглянула в глазок, но вместо вполне ожидаемой милиции на площадке и прилегающих лестничных маршах стояла плотная толпа детей разного возраста со всего их дома…
— Тетя Лариса! К вам Дед Мороз со Снегурочкой настоящие приехали! Мы в окошко видели! Их дяденька Арбазумян от милиции спас! Пустите нас тоже! Пустите! Мы и Люсю Арбазумян с собой привели! — вопили дети, отталкивая оторопевшую Терехину.
Когда она, закрыв входную дверь, вернулась в гостиную, елка уже стояла не возле шкафа с посудой, а посреди комнаты на табуретке, а вокруг нее, с громкой песней про елочку, вышагивали дети всего их двора. Крошечная гостиная показалась ей неожиданно просторной, с потолка на головы гостей сыпались мыльные радужные пузыри и разноцветные искры, звенели колокольчики, сияли сосульки на елке, по-настоящему искрился иней, сделанный Ларисой из папье-маше… В руку Терехиной тут же вцепилась чья-то маленькая теплая ладошка, и она, неожиданно для самой себя, громко подтянула общему хору: «… и много-много радости детишкам принесла!»
Хотя гирлянда перегорела еще с утра, но на мощный троекратный крик детворы «Елочка зажгись!» все лампочки загорелись, как ни в чем не бывало. Потом Жарикова выставила с кухни еще один табурет, на него вставали самые маленькие, среди которых были едва научившиеся лепетать карапузы: «С Новым годом, Дед Молоз! Доставай-ка, сто плинёс!»
