— А Вахтанг знал и читал нам их стихи во множестве. Да и Пастернака, Ахматову, Багрицкого после его лекций я читала другими глазами.
— Может быть, я тоже познакомлюсь с ним в твоем Энычае.
— Не познакомишься. Начальство послушало-послушало его лекции, да и спохватилось. Пришлось ему уволиться и уехать на материк.
— И где же он сейчас?
— В Тбилиси. С женой и сыном. Но работает уже не в школе, а занимается переводами.
Услышав звук открываемой двери, Ника спросила: — Ты помнишь, как зовут моих родителей?
Валентин не стал даже отвечать ей. — Здравствуйте, Мария Петровна! Здравствуйте, Дмитрий Игнатьевич! — приветствовал он вошедших, полную седеющую даму в плаще и небольшого роста мужчину в темно-синем костюме и шляпе.
— Здравствуйте, здравствуйте Валентин!
— Валя собрался ехать работать в мой Энычай, — сообщила Ника.
— И зачем же Вы хотите отправиться на край света? — спросил Дмитрий Игнатьевич. — Жаждете романтики? Или погнались за длинным рублем?
— За туманом, — ответил Валентин. Посидев за столом еще с четверть часа, он стал прощаться. — Я провожу тебя до остановки, — сказала Ника.
…Снова показался трамвай. — Я пропущу и его, — сказал Валентин.
— А все-таки, зачем ты едешь? — спросила Ника.
— Мне трудно это объяснить. Хочу разобраться в себе. Испытать себя. Чтобы потом всерьез попробовать писать.
— Писать можно и не уезжая из Москвы.
— Я хочу повстречать ярких, интересных людей. По настоящему узнать жизнь.
— Интересные люди есть везде. Взять хотя бы нашего Валентин Никитича. Разве его жизнь не была драматичней любого романа? Вот и напиши о нем.
— Как же я могу проникнуть в его мысли, в его внутренний мир? Да и знал я его только в последние годы.
— Суметь понять и описать другого — задача каждого настоящего писателя. Как говорится, взялся за гуж…
— В этом ты, наверное, права. Но все-таки я поеду в Энычай.
Вдалеке снова послышался звук приближающегося трамвая.
— Ты все-таки малость ненормальный. Наверно, я буду немного скучать по тебе, — сказала Ника. — Желаю тебе всяческих успехов. Но не рассчитывай, что я тебя буду ждать. Ты должен вернуться к жене и дочке. Тебе повезло с Лидой, она любит тебя, и она редкостно самоотверженный человек.
— Я буду тебе писать.
— А я тебе писать не стану. Впрочем, ты обо мне и так будешь знать, хотя бы из Колиных писем.
— Ты хоть приедешь в аэропорт провожать меня?
— Не обещаю.
Трамвай затормозил у остановки. — Прощай, Ника! — сказал Валентин. Он обнял и поцеловал ее, ощутив ответный поцелуй и печальную влажность ее глаз. И вскочил на подножку в последний момент, когда двери вагона уже захлопывались.
Рейс из Адлера запоздал на два часа. Добравшись домой и уложив отдохнуть уставшую с дороги дочь, Лида и Валентин уселись на диване в маленькой смежной комнатке. — Ну, как ты тут жил без нас? — спросила Лида.
— Уж не знаю с чего и начать. У меня целый ворох новостей. Во-первых, я безработный…
— Как же так? Ты всегда был на хорошем счету.
— Сказали: или уходи «по собственному», иди уволим за служебное несоответствие.
— Но почему, за что? И что же ты не сказал мне об этом по телефону?
— Не хотел портить отпуск. А выгнали за то, что не так проголосовал на митинге в клинике. По поводу Чехословакии.
— Тогда понятно. Хотя все равно обидно. А нельзя было не пойти на это собрание? И что во-вторых?
— А в третьих, я собираюсь уехать работать на Чукотку.
— Что ты говоришь? Нашей Танечке холодный климат противопоказан. Она только-только вылезла из своих простуд.
— Ты — педиатр, тебе виднее. Но вы с ней пока останетесь в Москве.
— А ты что же, уже все заранее насчет нас решил? И даже не посоветовался?
— Я ведь еще не сказал тебе свое «во-вторых».
Лида вопросительно посмотрела на мужа. — Ника? — спросила она негромко.
— Причем тут Ника? Она остается здесь. Ты же знаешь, я давно подумывал уехать куда-нибудь в дальние края, увидеть новых, интересных людей, испытать себя. А потом описать все это на бумаге. Может и кстати, что меня выгнали с работы.
— Так что мотивы моего отъезда иные. Дело не в Нике. — Тут Валентин запнулся. — Но отчасти все же и в Нике, — добавил он после недолгого молчания.
Лида заглянула в комнату, где прилегла дочка. — Танечка заснула, даже посапывает во сне, — сказала она, вернувшись. — Море ей так понравилось, что трудно было вытащить ее из воды. А Ника… я давно замечала, что ты к ней неравнодушен. И знаю, что она хороший человек.
Валентин всмотрелся в опечаленное лицо жены. — Да, морщинок возле глаз стало больше, да, седины еще прибавилось в ее коротко стриженных, чуть подвитых волосах. Но до чего же вся она близкая и родная! А седина и морщинки — они ведь и у Ники появятся.
— Должно быть, мне надо сказать: поступай, как лучше для тебя, — продолжала Лида. — Поезжай, если тебе так нужно, ищи и накапливай опыт, пиши. Но ты все же обдумай все хорошенько… ведь нас связывают не только прожитые вместе восемь лет, не только моя любовь. Но и наша Таня. Возвращайся, когда разберешься в себе. Мы обе будем тебя ждать.
— Не горюй. Три года пролетят быстро.
— Это уж как для кого. — Валентин увидел на глазах жены слезы. — И за что мне такое испытание? Разве я и так не шла тебе навстречу? Всегда верила в тебя. Старалась поменьше нагружать домашними делами. Защищала, когда моя мама говорила, что ты законченный эгоист и лентяй. И даже согласилась… ведь у Тани мог появиться братик, тогда нас было бы сейчас не трое, а четверо. Вот об этом я сегодня страшно жалею…
— А настоял на этом я, — вспомнил Валентин, ощущая раскаянье и жгучую нежность.
— Прости, родная. Может, у нашей Танюши когда-нибудь еще и будет братишка. Или сестренка. — Он ласково обнял жену за плечи и привлек к себе. — Поверь, я к тебе обязательно вернусь.
Рейс на Хабаровск, которым Валентину предстояло лететь, почему-то задерживался. Лида со слезами на глазах стояла рядом с мужем в вестибюле аэропорта, прижимаясь щекой к его плечу и сжимая его пальцы. — Мы все будем ждать твоего возвращения, — повторял Николай.
На душе у Валентина было смутно. Жена была рядом, но ее соседство казалось почти призрачным. — А Ника? Неужели она так и не приедет меня проводить? — думал он, поглядывая то и дело на дверь в зале вылета. Справа от входа виднелась стойка с надписью «Справочное бюро», за нею киоск «Союзпечать», а за ним в закутке несколько кресел для ожидающих.
— Узнаю, когда начнется регистрация, — сказал Валентин. Он отошел к стойке и спросил что-то у сидевшей за стеклянным окошком девушки. Выглянул из аэровокзала наружу. И снова вернулся к Лиде и Николаю.
— Сказали: слушайте объявления по радио, — сообщил он. И загадал: — Если Ника все-таки приедет, я могу на что-то надеяться. А если нет — между нами все кончено.
— Через час мне придется вас оставить и мчаться в Москву, — сказал Коля. — Иначе не успею в поликлинику на вечерний прием, я там совмещаю три дня в неделю.
— Позвони тогда нам домой, — попросила Лида. — Моя мама осталась с Таней и может волноваться, что я долго не возвращаюсь.
Валентин посмотрел на вход в аэровокзал. Еще раз выглянул из здания, снова вернулся назад. — Не майся, — шепнул ему Коля, — я так и думал, что она не придет.
Регистрацию на рейс все не объявляли. Наконец, Коля обнял друга, похлопал его по спине. Они расцеловались. — Попутного ветра тебе, мягкой посадки! Удачи во всех твоих начинаниях! И благополучного возвращения! Счастливо!
Лида проводила взглядом уходившего Колю. Потом еще раз внимательно посмотрела в сторону газетного киоска и стоящих возле него кресел с сидящими пассажирами. Потом подняла глаза на Валентина.
— Как ты, мой родной, будешь там обходится один? — сказала она. — Я очень беспокоюсь за тебя. Может быть, я зря тебя отпустила?
— А как вы тут будете жить без меня? Через год Тане идти в школу. Если твоя мама, как собиралась, уйдет на пенсию, может быть, она поживет тогда вместе с вами?
— Объявляется регистрация на рейс, вылетающий в Хабаровск, — прозвучало из репродуктора.
Валентин протянул сидевшей за конторкой служащей свой билет, сдал в багаж чемодан и рюкзак.
— Ты хоть пиши почаще, — попросила Лида.
— И ты тоже.
Они обнялись и расцеловались. — Что-то ждет меня в Энычае? И что через три года в Москве? — подумал Валентин. — Как будут жить без меня Лида и Таня? И что будет с Никой?
Между тем все пассажиры уже прошли на посадку. В последний раз поцеловав жену, Валентин быстрым шагом отправился вдогонку. Обернулся и помахал Лиде рукой, прежде чем скрыться за поворотом.
