Но Диму Саврасова в настоящую минуту эта борьба мало интересовала. Я помню его по институту: если он вцепится в одну тему, как бульдог, то, пока её не размочалит до полной ясности, не отступится. Так было, помню, с охотничьими приметами ангарчан.
Дима глянул на часы, подсел к столу, я — тоже, но у меня правая рука в гипсе, а левая дрожит, и вообще мне не до кофе. Саврасов же спокойно выпил чашку с чёрной жидкостью и сидел, отдуваясь. Наконец в кабинет вернулся совершено поникший Кирюшин. Он протянул Диме листочек бумаги. Дима глянул на текст, кивнул, и чиновник-кузнечик выбежал вон.
— Спасибо, — сказал мой бывший студент. Мы с ним поднялись и пошли прочь по красным коврам.
Дима, как я понимаю, ликовал, губы его дёргались, весело змеились, но он сдерживал себя. И лишь когда мы выскочили из здания на площадь, Саврасов расхохотался.
Мы прошли мимо чёрных лакированных «Волг» и зеркальных «Тойот» к замаранной грязью зелёной «Ниве» телестудии.
— Теперь — туда!.. — Мотор машины взревел, и мы покатили за город.— А теперь вот что. Вы, мой дорогой учитель, просто обязаны использовать сей фантастический, невероятный случай. Поскольку земля ничья, а Туев явно врал, что у него нет дачи, вы становитесь на законных основаниях владельцем прекрасного дворца и земли. А если где-то найдём ещё его машину, то и машины. — И, не давая мне возразить, Дима заорал: — И попробуй Туев скажи, что это всё — его!
— Ты… ты с ума сошёл!.. — у меня голос даже пресёкся.
— Это он сошёл с ума. И пока не миновал срок голосования, я думаю, надо везде заявить, что земля и коттедж ваши! И он не посмеет возразить, не будь я Дмитрий Саврасов. Слишком многое для него поставлено на карту!
— Да бросьте шутить, Саврасов!.. — застонал я. — Мне ещё не хватало на старости лет влезать в авантюры. Я вас попросил только развенчать, а вы…
— А мы и развенчаем! — рычал Дима, крутя баранку. — Я даже подозреваю, он сам вас упросит сказать, что всё — ваше! Под дулом телекамеры, конечно. Даже счастлив будет это сделать. Этот клоп… он же нашу с вами кровь пил всю жизнь… а сейчас — хватит! Баста!
— Нет! — схватил я его за руку на руле, и мы чуть не влетели в кусты. — Отвезите меня домой! Вы не понимаете, как всё это серьёзно… Там охранник… он вооружён…
— А вот с охранником говорить буду я, — Дима вынул из ниши под панелью диктофон, сунул в левый нагрудный карман джинсовой рубашки. — Я выйду первым, а вы останетесь в машине. Только нажмёте вот на эту кнопку и будете держать меня в кадре. Сможете левой рукой? Звук я запишу там… Мы снимем отличный фильм. Ну, Николай Петрович, не хотите — хоть подыграйте! Ну, для меня!.. А, Николай Петрович? — Он вильнул рулём — мы едва не задавили собаку.— Ах, как бы нам ещё самого Туева сюда заполучить? Чтобы подъехал… чтобы как рояль в кустах — всё сразу? — Он притормозил, открыл узкий ящичек между сиденьями, снял телефонную трубку: — Алё?!. Таня? Слушай, сделаем так… — Он говорил, как я понял, со своей студией. Ну, выдумщик, ну, дурила! Вечно такой! Помню, разыграл в Эвенкии местных жителей… В Эконду как раз привезли на самолёте водку, и к местному сельпо аккуратно выстроилось всё население фактории. Дима разлохматил волосы, заорал, что сообщили по радио: ожидается падение метеорита… через несколько минут треснет небо и огненный шар прокатится по тайге… Все эвенки легли в снег, закрыв уши. Дима спокойно купил ящик водки, вскинул на плечо и ушёл… Вот и сейчас он, блестя узкими карими глазами, что-то рычал интригующее в трубку. И положив её в гнездо, выпятив могучий подбородок, захохотал, как, наверное, хохотал Бетховен, только что закончивший пятую симфонию.— Так, Николай Петрович. Так! Они его сейчас найдут и отправят немедленно к даче.
— А он не поедет.
— Они скажут: горит какая-то дача у Красного леса. Или она каменная? Значит, треснула… И будь я идиот, если он тут же не подскочит! Он же советское быдло, трусливое, только наглее нас. Сейчас… сейчас, Николай Петрович! Я для вас устрою гениальный спектакль. А вы снимете, хорошо?..
Возле коттеджа суетились люди. Автокран подавал с гружёной машины длинную плиту, которая, видимо, предназначалась для балкона на плече второго этажа, под башенкой. Прямо скажем, при ясном свете дня архитектура дворца выглядела довольно странной. Смесь старонемецкого замка с вокзальным буфетом.
Наша «Нива», пройдя по дуге через цветущие кусты вербы, подрулила к вагончику сторожа. Чтобы строители не успели обратить на меня с камерой внимание, Дима вылез из машины и сильно хлопнул дверцей, замахал руками:
— Ну и где его тут «Тойота» или «Форд»?
Неловко обняв загипсованной и здоровой рукой телевизионную камеру, я приник к отводному глазку, стараясь, чтобы Дима был в кадре. Отсюда, конечно, техника не запишет звук. Дима сам зафиксирует его в непосредственной близости — недаром сделал вид, что почесал через рубашку грудь, это он включил диктофон.
Из вагончика показался жующий охранник. Усы его дёргались в разные стороны. Сегодня он был в сером свитерке, в милицейских синих брюках, в незашнурованных ботинках.
— Кого тебе?
— Говорил, что-то там у него заедает… японская техника, она ведь тоже…
— Ничего тут ни у кого не заедает… — отвечал сторож, подозрительно оглядывая гостя. — Ты, наверно, спутал адрес.
— Да? Алексей Иваныч сказал: конфиденциальный разговор. А он не тот, кто слово «прецедент» произносит, как «прецендент». Может, заменить кого хочет… Может, ты пьёшь тут, ворон считаешь?
— Я пью?! — вдруг обиделся сторож. — Да я вообще не пью… так, иногда за компанию… Если ты про четверг… я вот у них был… пять минут всего…
— Точно, точно! — выступил из-за урчащего автокрана мой знакомый бомж Сашка по кличке Зуб — у него, хоть он и юн, как школьник, ни одного зуба спереди. Страшно, когда смеётся.— У нас он сидел… даже не сидел, постоял и вернулся.
— А вы Туеву когда дом закончите? Всё резину тянете? Он обижался на вас за столом… Говорил, воруют.
— А ты кто такой?.. — оттолкнув Сашку-Зуба, вперёд шагнул основательный, крепкий мужичок — под стать самому Диме — в желтоватой штормовке, в сапогах.— А не пошёл ты на хер?!
— На хер? Вязать мохер? — подхватил весело Саврасов. — Мон шер, не хотите ли вместе со мной чесать мохер?..— Он притворился пьяноватым, но, боюсь, поздно.
Человек в штормовке вскинул седоватую голову — заметил нашу «Ниву» и, как я понял по выражению его лица, увидел в сумерках машины и отсверкивающее стекло объектива.
— А это ещё кто там?! А ну отсюда!..
— Да? — Дима сделал значительный жест рукой, полез в правый карман рубашки и вынул «корочки» тележурналиста. Открыл, показал, сложил, аккуратно спрятал. И, обернувшись, махнул мне рукой: вылезай, да с камерой, с камерой.
Я старый человек, бояться мне уже поздно чего-либо, но всё же вышел я из машины с неприятным ощущением на языке — словно предстояло лягушку глотать. Очень мне не нравились милицейские штаны сторожа, да и трое молчаливых строителей — у одного в руке топорик, у другого длинная выдерга, у третьего палка. В эти минуты моя неприязнь к Туеву как-то потускнела, ушла в прошлое, чёрт с ним с Туевым, подумал я. Уехать бы нам отсюда подобру-поздорову.
— Так это Николай Петрович!.. — вдруг радостно заорал беззубый Сашка и запрыгал перед дружками.— Он знаете какой весёлый! Петрович, спой частушку! Это учёный, учёный … — Зуб был как всегда пьян, ватная фуфайка нараспашку, на босых ногах тапки, он мычал от нехватки слов, заливисто смеялся чёрным ртом, стараясь втолковать строителям, что я не опасен.
Но его трезвые товарищи отчуждённо молчали, стоя полукругом. И сторож наконец меня, кажется, узнал.
— Стой там,— сказал жёстко Дима.— И снимай. Я, господа, представляю здесь студию «Глаза в глаза». Наверное, слышали… Вопрос: вы знаете, кому строите дачу, точнее — коттедж?
Строители молчали. Водители грузовика и автокрана вылезли было из кабин, но снова вернулись на место.
— Не знаете. И это правильно. Вот у меня справка из мэрии, получена сегодня… — Он развернул её и подержал несколько секунд перед седым мужичком в штормовке.— Вы тут главный, самый умный? Смотрите. Двадцатый участок… а это — двадцатый участок!.. — не принадлежит никому. На кого же вы горбатитесь?
— Ты бы, парень, не дурачился, а то худо тебе будет,— процедил сторож.
— Помолчи, дурак!.. — оборвал его бригадир. И, улыбнувшись, спросил у Димы: — Ну и какое тебе дело? Мы пролетариат, нам платят — мы строим. Зовут его, кажется, Егор Егорыч. Или Сергей Сергеич?
— Но земля-то ничья. Стало быть, строительство незаконно?
— Стало быть, так, — смиренно согласился строитель. — Но мы-то при чём?! Пошли, парни, перекусим, пока они тут что-то ещё снимают…
Грузовик взвыл и уехал, хлопая неподнятыми бортами. Наверно, левачит здесь парень, испугался. Водитель автокрана выключил движок. Стало тихо.
