— Он пил?
— Да, но при этом не пьянел. Я больше не знал никого, кто умел бы так пить. Потрясающе. Ни разу не видел, чтобы он утратил ясность ума.
— А в обществе сэра Краудсона Гриббелла бывали?
— Да, тип совершенно гнусный. Полная противоположность сумасбродному Олбену, настоящий полковник Блимп[1]. Всю жизнь избегал риска. Ни разу не делал шага вперед, если не был уверен в успехе, да и то пока другие дивизии на флангах не завершат всю грязную работу. Олбен, по крайней мере, будоражил всех, но разговор с Занудой Гриббеллом тут же вгонял в сон.
Приятно поговорить с таким человеком, как Энгуин.
— Генерал Гриббелл написал книгу.
— Зануда? Слава Богу, что я не вложил деньги в ее издание. Что он пишет?
— Утверждает, что, когда Олбен устроил наступление, на другой берег переправились только две роты и…
— Вопиющая ложь. Мой батальон находился в резерве, и мы переправились следом за двумя остальными батальонами бригады.
— Он пишет, что занятый плацдарм был небольшим.
— Думаете, этому можно верить? Целью операции был захват деревни Сан-как-там-ее…
— Сан-Мелькоре ди Стетто.
— Вот-вот. И мы заняли ее меньше чем через полчаса с начала наступления. Потери у нас были пустяковыми. Олбен приказал окапываться и отправил сообщение в штаб с просьбой поддержать его остальными силами дивизии. А в ответ получил только приказ отступать. Сперва он воспротивился, но в конце концов ему пришлось подчиниться. Солдаты чуть не взбунтовались, видя, что отступают безо всякой причины. Наш отход придал немцам уверенности, и они открыли сокрушительный огонь, девяносто пять процентов потерь мы понесли при отступлении.
— Господи.
— Вот так обстояли дела, можете мне поверить. Если когда-нибудь окажетесь в Линкольне…
Взбудораженный Отфорд снова позвонил в военное министерство и выяснил, что войсками, противостоявшими дивизии Гриббелла, командовал некий генерал Шванц, оказалось, что он все еще состоит на действительной службе и прикомандирован к войскам НАТО в Париже. Несмотря на позднее время, Отфорд позвонил в Париж, ему сказали, что генерала Шванца в штаб-квартире нет, но его можно найти в отеле «Рафаэль». Глянув с беспокойством на часы, Отфорд позвонил туда и в ответ услышал, что генерал Шванц, видимо, в немецком посольстве на приеме в честь какого-то высокого американского чина. Отфорд, твердо решивший довести дело до конца, позвонил в посольство и, припомнив те немногие слова, какие знал по-немецки, попросил генерала Шванца. Кто-то отправился искать его, до Отфорда доносился отдаленный шум голосов пьющих коктейли гостей. Он подумал, что тоже не прочь был бы выпить. В конце концов в трубке послышался довольно веселый, мягкий голос:
— Hallo, hier Schwanz[2].
— Вы говорите по-английски?
— Кто у телефона?
Отфорд объяснил, что он военный историк, и извинился за беспокойство в такое время. Поскольку немцы питают немалое уважение ко всем историкам, а к военным тем паче, генерал отнесся к нему более чем корректно.
— Я хочу задать вам вопрос о переправе через реку Риццио, сэр.
— Риццио? Так. Пожалуй, я пришлю вам свою книгу «Sonnenuntergang in Italien»[3]. Сейчас трудно разговаривать, много шума.
— Вы написали книгу?
— Да. Две недели назад она вышла в Мюнхене, на немецком языке, разумеется. Я пришлю вам экземпляр.
— Большое спасибо, сэр. Прочту с удовольствием. Но можно все-таки задать вам еще только один вопрос?
— Пожалуйста.
— Наступление двадцать девятого ноября оказалось для вас неожиданным?
— Совершенно. Оно велось без артподготовки. Мы привыкли, что англичане всегда действуют в наступлении одинаково. Сперва артиллерия, потом, час-другой спустя, пехота. Здесь было совсем не так. Возглавлял наступление офицер в белом. Похоже, на нем была пижама. Он курил трубку и держал в руке английский флаг. Многие солдаты тоже курили, трубили в дудки и горны, били в барабаны. Такую форму атаки мы применяли в Первую мировую войну, я называю ее психологической, а боевой дух моих солдат в то время был до того низок, что они зачастую покидали свои позиции, не открывая огня. Видите ли, они прибыли из России, а генеральный штаб считал, что Италия после Восточного фронта покажется им отпуском, хотя, разумеется, в Италии тоже приходилось воевать, правда, поменьше. У некоторых солдат нервы до того расшатались, что они приняли ту белую фигуру за призрака. А тут еще невообразимая какофония, все это было очень умно, ничего умнее я не видел за всю войну, потому что психологический момент был выбран очень удачно. С четырнадцатого но восемнадцатый год мы потеряли в таких атаках немало солдат, когда противник бывал свежим, с высоким боевым духом. Я оказался неспособен спасти наш штаб в Сан-Мелькоре ди Стетто, и наша линия войск была прорвана. Мне оставалось только срочно просить помощи у командира корпуса генерала фон Хаммерлинка, но я понимал, что фон Хаммерлинку придется отдать приказ об общем отступлении, поскольку у нас тогда не было резервов. У меня под командованием находились мелкие подразделения триста восемьдесят первой дивизии, около двухсот солдат, около пятиста гренадеров из дивизии «Великий Курфюрст», сколько-то стариков из запасных частей и сотни три фанатиков из дивизии эс-эс «Зейсс-Инкварт». Я перемешал их по мере возможности, чтобы, если будут взяты пленные, англичане сочли, что у нас значительные силы. Я уже отдал приказ о частичном отступлении, чтобы предотвратить полный упадок боевого духа — кое-кто из солдат бессменно находился на передовой по восемь-девять месяцев — и тут по каким-то необъяснимым причинам англичане сами начали отступать. Когда мне сообщили об этом, я не поверил, но приказал атаковать всеми силами. Раз солдаты устали и боевой дух низок, им необходимо действовать. Даже безнадежная атака лучше бездеятельности. Меньше чем через два часа мы вернулись на свои оставленные позиции, нанеся противнику тяжелый урон. Меня наградили Рыцарским крестом с бриллиантами, но в мемуарах я признаю, что не заслужил его. За все время, проведенное на войне, я ни разу не сталкивался с такой поразительной, даже загадочной ошибкой, какую допустили англичане в том случае. Ответил я на ваш вопрос?
Немцы — народ в высшей степени основательный. Генерал Шванц, которому трудно было вести разговор из-за шума на приеме с коктейлями, определенно мог гордиться тем, как выполнил свою задачу.
— Большое спасибо, герр генерал, — сказал Отфорд, — вы сообщили мне более чем достаточно сведений, и я позволю себе прислать вам для прочтения одну книгу.
— Прошу прощенья?
Генерал почти безупречно говорил по-английски о войне, но в обычном разговоре чувствовал себя менее уверенно.
— Большое спасибо, — сказал Отфорд.
— Благодарю вас и желаю наилучших успехов в вашей весьма интересной работе.
Отфорд положил трубку и невесело улыбнулся. Он позвонил Филипу Хеджесу, сказал, что, видимо, внесет в статью небольшую поправку для нового издания энциклопедии. Хеджес пришел в восторг. Затем Отфорд зашел в цветочный магазин, купил большой букет алых роз и поехал домой.
Его жене надоело гнетущее безмолвие семейного разлада, в основе которого лежала легкая беспечность, а не дурной умысел. Получив букет роз, она прослезилась, так как муж не баловал ее такими подарками, и ночью в постели он ей все рассказал.
— Я не мог раньше объяснить тебе, — сказал он, — потому что мне самому было не все ясно.
— Понимаю, — прошептала она, хотя на самом деле не поняла.
Он глянул на нее, скосив глаза, и улыбнулся.
— А завтра мне понадобится твое содействие. Утром поедем повидать полковника Олбена.
— Тебе нужно мое содействие? Джин была польщена.
— Угу, — ответил Отфорд. — Если мне поехать одному, у него может возникнуть желание пустить в ход кулаки. При даме, надеюсь, он себе этого не позволит.
Утром Отфорды поехали в Саннингдейл. У хибарки полковника были около половины одиннадцатого. При дневном свете она выглядела гораздо более жалкой, чем в темноте. Хибарка была выстроена из рифленого железа, унылость ее слегка маскировали побеги плюща и других ползучих растений. Только крохотный садик радовал глаз своей аккуратностью. Отфорд позвонил в дверь. После непродолжительной задержки миссис Олбен открыла ее. При виде Отфорда она, казалось, пришла в ужас.
— Кто там? — послышался из дома грубый голос. Миссис Олбен, не смея ответить, смущенно замялась.
Появился полковник, державший во рту погасшую трубку чашечкой вниз. На нем были шорты и толстый серый свитер.
— Что вам нужно, черт возьми? — отрывисто спросил он. — Кажется, в прошлый раз я указал вам на дверь.
— На дверь вы мне не указывали, — храбро ответил Отфорд. — Вы даже не пригласили меня в дом. Это Джин, моя жена.
