– Адрес, – тихо сказал Тетенский. – Адрес известен – ОБХСС. Обратитесь.
– Как знаешь, – соблюдая достоинство, сказал Беба.
Тетенский хотел что-то сказать, может быть, традиционную фразу «прошу вас выйти вон», но не успел. По заранее разработанной тактике Беба вдруг сорвался с кресла, вылетел в дверь и скатился по лестнице. Несколько раз он сменил автобусы, вагоны метро, какой-то трамвай, а в завершение промчался по улице сумасшедшим шагом, наблюдая, не чешет ли за ним кто с такой же скоростью.
Осечка!
Ему предстояло еще много разных осечек, еще предстояло пугать людей стремительными наскоками в общественный транспорт.
Юрий Сергеевич
Юрий Сергеевич родился если не в рубашке, то, во всяком случае, в майке. В отличие от неофита Тетенского профессию его можно было назвать наследственной. Папаша в свое время сколотил клиентуру, а также домик в Лосиноостровской, и получилось, что двухэтажный сей домик сохранился среди новостроек. Потому собственный кабинет был солиден, богатая аппаратура только по классу «люкс», и главное – клиентура.
Юрий Сергеевич был сорокалетний лощеный хам и отличный специалист. Поэтому в частном его кабинете очередь из прихожей вытягивалась на крыльцо. В большинстве своем это были дамы, возраст которых принято называть бальзаковским.
Измотавшийся в скитаниях Беба второй час сидел среди этих дам, выходил на крыльцо покурить, а покурив, возвращался и брал пухлый прошлогодний журнал «Огонек» и смотрел на одну и ту же страницу «Пестрые факты»: молодая англичанка Бетти Ричардсон предпочитает роликовые коньки всем другим способам передвижения. Недавно она была оштрафована…» Да-а, английский юмор, и сама англичанка, ничего, длинноногая.
Когда очередь дошла до Бебенина, в кабинете сидела в углу пациентка с наглухо запаянными гипсом челюстями. Она держала под подбородком корытце. Вторая дама в углу полоскала рот желтой водой, а третья рвалась «на минутку», хотя очередь была не ее.
Юрий Сергеевич крепкой рукой уверенно направил Бебу в кресло и профессионально-участливым тоном сказал:
– Ну и что у нас? Мостик? Короночка? – Менять тон для мужчин он не считал нужным.
Беба повел было глазами на запаянную в гипс даму и ту, что клокотала желтой водой, и надо же – Юрий Сергеевич мгновенно и бархатно сказал:
– В коридоре вам будет лучше.
И так, подлец, сказал, так неуловимо коснулся той и другой, хотя они были в разных концах кабинета, что дамы сразу поняли, что в приемной им будет лучше, и устремились туда.
«Ох, человек!» – с восторгом подумал Беба и без слов раскрыл ладонь с куском золота, который давно уже перестал прятать в бумажку.
Юрий Сергеевич мельком глянул на ладонь, и в голове его с ужасающей скоростью произошел стратегический расчет событий: «Предложение? ОБХСС? Враги подослали? Или предложение?» Враги у него были: злодеи-коллеги. Один враг № 1 устроил ему два года тюрьмы с конфискацией имущества, но Юрий Сергеевич возникал как феникс, ибо, помимо врагов, имелись друзья.
Он вонзил свой взор в тускловатые глаза Левы Бебенина.
«ОБХСС отпадает, – сразу решил Юрий Сергеевич. – Те такого кретина не подошлют. Если враги… Или он вовсе кретин и забыл, чему те его научили, или…»
«Или!» – решил Юрий Сергеевич и сказал вслух, лениво, с растяжкой, без любопытства:
– Ах, так вы не с протезиком. Если есть время, посидите в конце очереди. Я занят.
Однако очередь из двенадцати дам и одного мужчины он раскидал с непостижимой и ураганной быстротой: «Вам еще рано, техник задержал вашу короночку, ну что же, подождем денек…»
Приглашая очередных, он мельком взглядывал на курившего уже без стеснения Бебу и составил в общем-то верное мнение о нем самом и об обстоятельствах. Впрочем, обстоятельства его беспокоили. Существовал уголовный мир, с которым он ничего общего желать не имел. Два года лесоповала ему не забылись. «На уголовника непохож, – решил Юрий Сергеевич. – Откуда у него самородок?»
И он решил неминуемо посоветоваться с доверенным техником Гришкой Ерутовым, хотя Гришке придется за это платить. Много чего знал Гришка Ерутов, ибо полтора года провел под следствием, обвиняясь в незаконных золотых операциях, где фигурировало что-то около десяти килограммов «металла». И вышел сухим за недостатком улик.
…Говорили они уже не в кабинете, а в комнате, хорошо обставленной мебелью эстонского производства и со шторами для защиты от ненужных прохожих взоров.
– Ну так что же? – лениво спросил Юрий Сергеевич и сам сел в удобное кресло, а сесть Бебе не предложил вообще. Тот помялся и сел на стульчик, получилось, что на самый краешек, и тем Юрий Сергеевич уже сразу поставил Бебу во второстепенное положение.
– Желаете продать? Попросил приятель?
– Да! – хрипло сказал Беба.
– Разрешите? – Юрий Сергеевич взял самородок, мельком глянул, прикинул в ладони.
– Неважный металл. Вообще самородное золото для коронок не годится. А сколько у вас всего? Это, я вижу, обрубок.
– Двести, – на всякий случай соврал Беба.
И снова в голове Юрия Сергеевича с непостижимой даже для мощных компьютеров скоростью произошел мгновенный расчет: «Двести самородного… сто пятьдесят единиц коронок… если на диски и продать – „Запорожец“, если сто пятьдесят единиц самому, короночка по полтинничку – получается „Волгочка“.
– А почем?
– Восемь, – твердо сказал цену Бебенин, так как по имевшейся информации цены черного рынка держались на десяти.
«Отдаст по пяти, – решил Юрий Сергеевич, – отдаст балбес по пяти. Будет „Волгочка“. Ах Гришка Ерутов, где же он? Позвонить? Спугну! Нельзя позвонить».
– В общем-то в металле я не нуждаюсь, – меланхолично сказал Юрий Сергеевич. – Но из любопытства по четыре могу взять. Все-таки двести граммов. Безделица.
Нуждался, ох как нуждался в металле Юрий Сергеевич. Возникновение из пепла родило долги, и машина была нужна, и много чего было надо для жизни, к которой привык он. Позарез он нуждался в металле.
– По семи, – сказал Беба. – И сделку можно продолжить.
«Стоп! – подумал Юрий Сергеевич. – Продолжить? Не один, значит? Цепочка? Уже хуже! Нужен Гришка!» – решил он.
– Зайдите завтра часиков в восемь вечера, – вслух сказал Юрий Сергеевич. – Продолжим наш разговор.
– Металл приносить?
– Обязательно приносить! – ласково кивнул Юрий Сергеевич.
– А цена?
– Приносите – договоримся.
И уже потом, откланявшись, а хам Юрий Сергеевич по своему верному и безошибочному расчету даже руки не подал, не привстал, чтобы проводить и тем унизить, сшибить спесь с мальчишки, на колени поставить и диктовать цену, потом уже, на улице, Беба начал соображать.
Не было точнейшего взвешивания куска, расчета хрустящими бумажками и доверенной встречи в условленном месте, как рисовали мечты. Завтра, около девяти. Золото приносить. Значит, опять зубило у дяди Гриши полировать. А если?… А если за дверью его будут ждать двое в форме? Или без формы, какая разница? Улика-то в кармане. Впрочем, улику можно будет запрятать. Перед тем как войти. А если… А если там будут двое без формы, потому что форма им не положена? Очень просто: стукнут по темени, вывернут карманы. Убить не убьют, но жаловаться-то не пойдешь. А если не рассчитают удар и просто убьют? Прощай, жизнь, получается! Ну и хам этот доктор. Хамло, сволочь лавсановая.
Беба не привык подолгу заниматься самоанализом. Жизнь всегда казалась ему ясной: в неудачах виноваты обормоты и сволочи, удача приходит к тем, кто умеет.
По специфике жизни он многое знал о ловкачах. И с легкой душой относил к ловкачам и считал желающих стать ловкачами большую часть человечества.
И вот сейчас между человечеством и им легла невидимая миру, но четко намеченная морщина. «Мы по разные стороны баррикад». О том, чтобы вынуть самородок, Беба уже не думал. Кто-то, невидимо положил ему на затылок жесткую руку и толкал по длинному, слабо освещенному коридору, и неизвестно, что было в конце – то ли мгла, то ли свет, и он шел как во сне, отделенный барьером от прохожих на улице, от квартирных соседей и даже от коллег – соучастников образа жизни. И надо же, проклятие, никак он не мог отделаться от одной картинки, которая была ни к селу и ни к городу, вроде видения на берегу ручья. Произошло это в Москве, на людной улице в десять утра два года назад. Беба добирался домой после небольшого загульчика в тесном кругу. Был он похмелен и очень виноват перед миром. Улица была забита народом (когда только люди работают), и магазины были полны людей (а водку с одиннадцати), и Беба был зол на весь мир, и тут он увидел военного. Загорелый, двухметрового роста мужчина рассекал толпу, как водичку, тяжелое тело двигалось невесомо, потому что был он точь-в-точь атлет в расцвете сил и спортивной славы. Но не это поразило Бебу, а то, что великое множество орденов украшало грудь этого человека, видно, шедшего на какой-то официальный прием, и был он в форме полковника ВВС, и на вид никак нельзя ему было дать больше сорока лет. Боковым зрением мгновенно увидел Беба, как оглядывались вслед полковнику ВВС женщины, сторонились мужчины, и Беба стоял, раскрыв рот, как пацан, потому что в этот момент прошло перед ним мальчишеское понятие о славе и правильной жизни. К двенадцати дня Беба жестоко напился, но про картинку эту никому никогда не рассказывал. И вот крутилась перед глазами.
