– Мы уже в таком возрасте, Оля, когда нас лучше не трясти!
В кабинете Новосельцев, пытаясь выбраться из неловкого положения, размышлял вслух:
– О чем бы нам с вами поговорить, Людмила Прокофьевна? Об отчете мы побеседовали, к грибам вы равнодушны... А как вы относитесь к стихам?
– Положительно, – призналась Калугина.
– Это прекрасно. Поговорим о поэзии. В молодости я сам писал стихи. А вы?
– У меня к этому не было способностей.
– У меня тоже. Сейчас я вам почитаю, и вы в этом убедитесь.
– А может не надо читать? – с надеждой сказала Калугина.
– Мне очень хочется произвести на вас хорошее впечатление, – честно признался Новосельцев и принялся декламировать:
Любить иных – тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
Брови Калугиной изумленно взметнулись вверх. А Новосельцев продолжал чтение стихов:
Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.
Внезапно Калугина, перебив Новосельцева, принялась читать третью строфу:
Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это – не большая хитрость,
– закончила Калугина и сказала: – Я не подозревала, что вы выступали под псевдонимом Пастернак.
– Никогда бы не подумал, что вы разбираетесь в стихах! – искренне удивился чтец-декламатор. – И даже знаете наизусть!
– Стихи хорошие, но прочли вы их плохо.
– Вам, конечно, виднее, правда, все мои друзья уверяют, что я здорово читаю! – обиделся Новосельцев.
– Они вам льстят, вы читаете отвратительно! – безапелляционно заявила Калугина.
– А музыку вы любите? – с вызовом спросил Новосельцев.
– Надеюсь, вы не собираетесь петь? – испугалась Калугина.
– А почему бы и нет? Друзья уверяют, что у меня приятный голос, – ехидно сказал Анатолий Ефремович.
Калугину осенила догадка:
– Вы, может быть, выпили?
– Нет, что вы! Когда я выпью, то становлюсь буйным. Поэтому я никогда не пью. Что бы вам такое спеть? – раздумчиво протянул Новосельцев.
– Все-таки не стоит. Вы будете ждать, чтобы вас похвалили, а я всегда говорю правду, – кротко, но твердо сказала Калугина.
– Значит, вы заранее уверены, что петь я тоже не умею! – саркастически констатировал Новосельцев.
– Я от вас очень устала, товарищ Новосельцев.
Но Новосельцева уже нельзя было остановить.
– Сейчас я спою, и вашу усталость как рукой снимет! Ага... придумал...
Новосельцев встал в позу и затянул:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты...
– Вы в своем уме? – перебила его Калугина.
– Значит, как я пою, вам тоже не нравится. Вам ничего не нравится! Вам невозможно угодить! – Когда застенчивые люди выходят из себя, они могут себе позволить многое. – Но я попробую. Сейчас я вам станцую!
– Прекратите эти кривлянья, товарищ Новосельцев! – решительно гаркнула Калугина.
Но Новосельцев закусил удила:
– Современные танцы вам наверняка не по душе. Я вам спляшу русский народный танец «цыганочка»! Вы мне сможете подпевать? Впрочем, мне подпевать вы не станете!
Новосельцев, напевая, начал хлопать себя по коленям, по ботинкам, затряс плечами, а потом пустился вприсядку. Калугина, возмущенная, встала, направляясь к выходу, но Новосельцев приплясывал перед ней, не давая уйти.
– Пропустите меня сейчас же! – громко закричала почетная гостья.
На крик Калугиной вбежали Самохвалов, Ольга Петровна, хозяйка дома, сослуживцы. Пораженные, они остановились, а Новосельцев продолжал отплясывать как ни в чем не бывало.
– Юрий Григорьевич, уймите этого хулигана! – потребовала Калугина.
– Толя, подожди... – растерялся Самохвалов. – Почему ты пляшешь?
Новосельцев остановился, тяжело дыша:
– Вам, товарищ Калугина, не нравится, как я читаю стихи, как я пою, как я танцую! Потому что вы сухарь! Вы бездушная, черствая...
– Толя, прекрати немедленно! – зашипел Самохвалов, желая утихомирить правдолюбца, но тот только отмахнулся:
– Ты молчи, тебя не спрашивают!
– Ничего, Юрий Григорьевич, пусть говорит! – выдавила бледная Калугина.
– В вас нет ничего человеческого, вместо сердца у вас цифры и отчеты! – в запальчивости кричал Анатолий Ефремович.
– Толя! – Ольга Петровна пыталась унять друга.
– Толя! Выйди из комнаты! – в гневе приказал хозяин дома.
– Сейчас уйду, я еще не все сказал!
– Юрий Григорьевич, дайте товарищу договорить! – зловеще сказала Людмила Прокофьевна.
– Вы можете меня уволить, но я рад, что я вам все это высказал в лицо! – закончил монолог Новосельцев.
Наступила тишина. Самохвалов был расстроен и обескуражен. Грозно сопел Новосельцев. Оторопела жена Самохвалова. Ольга Петровна тихонько всхлипнула.
– Юрий Григорьевич, большое вам спасибо за прекрасный вечер! – проявляя редкую выдержку, сказала Калугина.
Самохвалов был убит.
– Понимаете... он неплохой человек... может быть, он выпил лишнего? С кем не бывает...
– Все было хорошо. Я получила большое удовольствие. До свидания, товарищ Рыжова! До свидания, товарищи!
– Всего хорошего, – прошептала Ольга Петровна.
– До свидания... Анатолий Ефремович! – многозначительно сказала Калугина.
– Извините, Людмила Прокофьевна, наверно, я переборщил, – приходя в себя, в отчаянии сказал Новосельцев. – Можно я вас провожу?
– Пожалуй, не стоит! – с показным спокойствием отказалась Людмила Прокофьевна и направилась к выходу...
– Вы не сердитесь... – подавая начальнице пальто, говорил Самохвалов. – Мне это в голову не могло прийти. И не обращайте внимания. Он нес такую околесицу...
– Нет, почему? Всегда интересно узнать, что о тебе думают подчиненные...
И Калугина покинула квартиру своего заместителя...
...Утро следующего дня. Деловой, энергичной походкой Калугина влетела в свой кабинет, сняла пальто, повесила его на вешалку и ринулась к селектору.
– Вера, принесите мне, пожалуйста, личное дело Новосельцева! – Тон Калугиной не предвещал ничего хорошего.
Пройдя через заполненный сотрудниками зал, который по-утреннему медленно втягивался в работу, Самохвалов остановился около стола Новосельцева.
– Привет дебоширу! Ты можешь мне объяснить, какая муха тебя укусила? – спросил заместитель директора.
– Не мучай меня! – страдальчески поморщился Новосельцев. – Я и так всю ночь не спал.
– Ладно, не переживай! Пойди к ней и извинись! – посоветовал Самохвалов.
– Мне стыдно показаться ей на глаза! – повинился Анатолий Ефремович.
– Любишь кататься, люби и саночки возить! – укоризненно сказал Юрий Григорьевич.
– Хорошо, я схожу. Может, повезет и она меня не примет, – с надеждой добавил перепуганный служащий.
Верочка зашла в кабинет Калугиной, передала ей папку с личным делом Новосельцева и снова вернулась в приемную.
Самохвалов, уйдя от Новосельцева, направлялся в свой кабинет.
– Доброе утро, Юра! – взволнованно встретила его Ольга Петровна.
– Здравствуй, Оленька! Мне очень приятно, что ты у меня вчера была, – ласково сказал Самохвалов.
Ольга Петровна расплылась в улыбке.
– А я здесь стою, тебя жду, хочу поблагодарить за вчерашний вечер!
– Вечер действительно удался, ничего не скажешь! – рассмеялся Самохвалов.
– А какие у тебя планы на сегодня? – поинтересовалась Ольга Петровна.
– Отдохнуть от вчерашнего. – И Самохвалов устремился в приемную.
– Доброе утро, Юрий Григорьевич! – поздоровалась с ним секретарша.
– Здравствуйте, Верочка! – Он показал на дверь Калугиной. – Здесь?
– Как всегда.
Самохвалов вошел к себе в кабинет. А Ольга Петровна усаживалась на свое рабочее место в зале рядом с Новосельцевым.
– Юра уже пришел, – сообщила она ему.
– Он сюда заходил. Советовал мне пойти извиниться.
– Толя, не дрейфь! Ты ей хамил в неслужебное время, – ободрила товарища Ольга Петровна. – Она не имеет права тебя уволить. А если попробует, мы тебя через местком восстановим! У нас не капитализм. У нас никого уволить невозможно.
– Действительно, какая муха меня укусила? – риторически вопросил Новосельцев...
В кабинете Калугина нажала на кнопку селектора.
– Вера, зайдите ко мне!
Верочка появилась на пороге кабинета.
– Вера, вы все про всех знаете...
– Такая профессия! – скромно потупилась секретарша.
– Что вы знаете о Новосельцеве?
Верочка, скрыв изумление, посмотрела на Калугину и сказала безапелляционно:
– Недотепа. Холостяк с двумя детьми.
– Как – холостяк? Какие дети? В личном деле это не отражено. – Калугина показала на личное дело Новосельцева.
– А он когда эти бумаги заполнял?.. Вы помните Лизу Леонтьеву из строительного отдела? Такая хорошенькая, светленькая, с косой?.. Сейчас она у нас не работает.
