Ознакомительная версия.
— Можно, — сказала Дина.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МАРТИН НЕ БЕСПОКОИТСЯ
— Мартин, да не шебуршись ты, ради всего святого, хоть две минуты! — простонал Джереми. Край носка соскользнул и окунулся в чашку со сладким чаем. Джереми взвыл.
— Да уж недолго вам меня терпеть осталось, — хмуро заметил Мартин. — Еще дня два, от силы три. Состояние мое ухудшается час от часу. Сегодня утром я уже не сумел одолеть тост с джемом. Если все пойдет подобным образом, то меня добьет не недуг, но голод. А уж тогда я буду лежать смирно, как хороший зайчик, и все желающие смогут терзать меня и мучить, сколько угодно. Мне же будет все равно. Душа моя перестанет страдать в бренном теле и воспарит к… Словом, воспарит. Уж потерпите, дорогие близкие, чего там.
— Я подозреваю, что доконает тебя не недуг, а мы, — сказал Лу, двумя пальцами откидывая пропитанный чаем длинный шерстяной носок в мусорное ведро и сменяя брата на посту у постели больного. — Если я сейчас ненароком затяну носок слишком туго и кое-кто случайно испустит дух, я, кажется, испытаю сильное облегчение.
— Давай, давай, — Мартин закатил глаза. — Пока ты молод и полон сил, все готовы кататься на тебе верхом и развлекаться глупыми розыгрышами с подменой джема кетчупом. Когда же ты стар и немощен…
— Слушай, — сказал Лу, — с кетчупом все было всего три дня назад.
— Страдания, — обиженно сказал Мартин, — всякого сделают дряхлым не по годам.
— Кажется, получилось, — с облегчением вздохнул Лу, отступив на пару шагов назад и придирчиво оглядывая компресс на шее Мартина: под длинным шерстяным носком, играющим роль шарфа, находилась вата, пропитанная водкой. От Мартина шел хороший рабочий дух.
— Я задыхаюсь, — укоризненно сказал Мартин.
Лу подошел к слону и подсунул палец под повязку. Палец проходил свободно.
— Ты бессовестный симулянт, — сказал Лу.
— Я подозреваю, что он вообще не болеет, — недоверчиво сказал Джереми, — он просто хотел завладеть приставкой.
— Я попрошу, — нервно сказал Мартин и покрепче сжал пульт от игровой приставки в передних лапах. — Не надо меня демонизировать.
— Лу, тебе пора делать уроки, — вздохнул Джереми. — Мартин, ради бога, не зови нас хоть десять минут.
— Разве что я буду совсем при смерти, — мученически вздохнул Мартин. — Правда, я могу пропустить момент, после которого будет уже поздно. Но, по крайней мере, я буду знать, что не потревожил тех, кто…
— Мартин! — хором взвыли Лу и Джереми, ретируясь из собственной комнаты, на время болезни Мартина превращенной в лазарет. Подождав, пока их шаги удалятся, Мартин быстро вылез из-под одеяла и по маленькой лесенке добрался до самого верха книжной полки. Надо сказать, что видеоприставка за два дня болезни успела порядочно ему надоесть, и он предпочел бы хорошую книгу. Но признаться в этом означало бы уступить приставку остальным обитателям Дома С Одной Колонной, а Мартин намеревался на правах больного безраздельно владеть ей еще хотя бы денек-другой.
Когда-то очень давно Мартина звали не Мартином, а «Пробиркой Семь», потому что на самом деле он был создан в далекой индийской лаборатории, занимающейся проблемами клонирования. В этой лаборатории работали мама и папа обитателей Дома С Одной Колонной, и эти самые обитатели видели своих маму и папу не слишком-то часто. Но все равно они были самой настоящей семьей, очень хорошей семьей — Ида, Марк, Джереми и Лу. Марк был самым старшим — ему было двадцать пять лет, и он работал оформителем витрин в одном огромном магазине. Но главой семьи, если честно, все-таки была его сестра Ида — она работала учительницей, была девушкой ответственной и следила за тем, чтобы братья вели себя «как приличные люди». Ну, а Джереми и Лу были самыми маленькими — Джереми было всего шесть, а Лу — восемь, но они оба учились во втором классе. Да и вообще Джереми был взрослым не по годам, и иногда окружающим очень хотелось, чтобы он хоть некоторое время вел себя просто как маленький мальчик, а не как юный математический гений, состоящий в переписке с двумя профессорами из Оксфорда и одним доцентом из Казанского государственного университета. Его книги стояли вместе с книгами Иды и Марка на самых верхних полках, в то время как на нижних располагалась «всякая детская белиберда», как ее презрительно называл Джереми. Мартин поднялся на цыпочки — он был совсем маленьким слоном, размером примерно с кошку, если не начинал волноваться, — и попытался дотянуться до шестого тома собрания сочинений Льва Толстого. Книга, зажатая третьим и одиннадцатым томами, не поддавалась, да и носок, повязанный вокруг шеи Мартина, несколько ограничивал свободу движений. Тогда Мартин подложил себе под ноги пару других книжек, с усилием выдвинул желанный том — и прямо за ним увидел большие круглые глаза. От неожиданности и ужаса Мартин закачался, лесенка вылетела у него из под ног и он повис, держась за верхнюю полку.
— Куку, — печально сказали Глаза.
Мартин рухнул вниз.
Когда Мартин начинал нервничать, он серьезно прибавлял в размерах. Честно говоря, он мог дорасти до самого настоящего слона, — это выяснилось, когда Мартин только появился в Доме С Одной Колонной и впервые встретился с маленькой девочкой Диной, подружкой Джереми и Лу. Дина завладела сердцем Мартина, он нервничал и переживал, и несколько дней только и делал, что рос, рос и рос. В конце концов он сделал Дине предложение стать его женой, но Дина отказалась. Тогда Мартин стал ее верным рыцарем — и продолжал быть им до сих пор. Грохнувшись на пол с верхней полки, Мартин в первую очередь подумал: «Какое счастье, что меня не видит Дина!» В самом деле, предстать в таком виде перед дамой своего сердца было бы несколько унизительно. Во вторую очередь Мартин подумал: «Я, кажется, увеличился раза этак в два». И только в третью очередь Мартин, наконец, подумал: «Матерь божия! ЧТО ЭТО БЫЛО???»
— Я фигею, — произнес голос с верхней полки. — Я шестнадцать лет тут торчу, и что в результате? Первый, кто меня видит — это какое-то плюшевое животное неопределенных размеров. Милый, дорогой, ау? Ку-ку? Ты действительно меня видишь?
Мартин осторожно посмотрел наверх. Глаза по-прежнему следили за ним с самой верхушки книжного шкафа, но теперь, немного успокоившись, Мартин обнаружил, что они прикреплены к какому-то телу. Тело напоминало меховой комочек рыжевато-коричневого цвета. У тела были круглые ушки и черный нос. Оно стояло на маленьких когтистых лапках, шевелило длинными белыми усами и разглядывало Мартина со смесью недоверия и разочарования. Мартин, возможно, был совсем не обычным слоном — маленьким, говорящим, немного помешанным на оладьях с джемом, — но уж плюшевым он никак не был и терпеть такое оскорбление не намеревался.
— Послушайте, господин хороший, — раздраженно сказал Мартин, поднимаясь с ковра, — я не плюшевый. Я болен и выгляжу не лучшим образом, у меня на шее повязан шерстяной носок, от меня разит… эээ… водкой и шерстяным носком, но я не плюшевый. У меня есть гордость. Я живой слон.
— А я мертвый хомячок, — бодро сказало существо на верней полке.
— Не понял, — сказал Мартин тоненьким голосом.
— Я мертвый хомячок, — приветливо повторил мертвый хомячок. — Меня зовут Эдуард-Ричард-Август Зеллвегер, младший, — но можно называть меня просто «Эразм» и не морочиться. Я умер шестнадцать лет назад. Меня с тех пор никто не видел. Ты видишь. Шестое чувство подсказывает мне, что это не случайно.
— Проклятая болезнь, — с горечью сказал Мартин. — Еще вчера я ел печеные яблоки и издевался над тетенькой, говорящей глупости в телевизоре. Проходят сутки — и вот уже галлюцинации, бред, сумрачное состояние духа…
— Слушай, — раздраженно сказал Эразм. — Не пудри мне мозги. Ты меня видишь, это я уже понял. Существуют базовые правила. Теперь ты будешь мое это… орудие. Или как там. Будешь делать, что я тебе скажу. Шутка ли.
— А иначе что? — осторожно поинтересовался Мартин. Он вообще не очень любил что-нибудь делать, тем более — делать то, что ему скажут другие.
Мертвый хомячок стушевался. Похоже было, что он не готов к такой постановке проблемы.
— Нуууу… — протянул он. — А иначе я буду являться тебе по ночам. Завывать, греметь цепями, размахивать лохмотьями, что там еще положено.
— Ты меня прости, дорогой, — сказал Мартин, — а только правила действительно есть. Например, чтобы греметь цепями, ты должен был умереть в цепях. И в лохмотьях. Как ты умер?
— Это бестактный вопрос, — быстро сказал Эразм. — У нас, хомячков, вообще особенные отношения со смертью. Мы идеальные жертвенные фигуры. Смерть настигает нас, примеряя на себя самые неожиданные обличья… Мы…
— Я жду ответа, — строго сказал Мартин.
Ознакомительная версия.
