Однако кое-какие буржуазные семьи, те, у которых было действительно много денег, как у Мендисабалей, упрямо придерживались старинных испанских обычаев и требовали от своих детей неукоснительного их исполнения. Они предупреждали своих отпрысков, чтобы те были разборчивы в отношении дружеских связей, и советовали спрашивать фамилию прежде, чем устанавливать серьезные отношения, чтобы таким образом можно было убедиться в чистоте происхождения. Такие семьи Ребека всякий раз, когда заходил разговор на эту тему, ставила Кинтину в пример.
В прошлом Мендисабали и другие семьи испанского происхождения обычно отправлялись путешествовать в Европу. Лишь единицы побывали в Соединенных Штатах. Многие родились в Европе, и у них оставались там родственники; иные владели там собственностью своих предков; а были и такие, кто мечтал однажды вернуться на родину, хотя, видит Бог, случалось это редко.
Сделавшись американскими гражданами, буржуа стали ездить в Соединенные Штаты и посылать учиться своих детей в самые престижные университеты Севера. Путешествие на континент было в те времена сопряжено с целым рядом трудностей как на море, так и на суше; авиация поставила самолеты на широкую коммерческую ногу только в двадцатые годы. Компания «Пан Америкэн» ввела в обращение гидросамолеты-амфибии, и с тех пор они стали бороздить воды бухты Сан-Хуан. Отсюда они летали до Пуэрто-Принсипе, а потом до Сантьяго-де-Куба и Майами. Когда клиперов еще не было, можно было на пароходе доплыть из Сан-Хуана в Джексонвилъ, а там сесть на междугородний автобус. Из Флориды ходили поезда – через Вашингтон и Филадельфию – до самого Нью-Йорка и Бостона. Но поскольку паровозы работали на угле, а душа в поездах не было, не стоило надевать белое – пассажир прибывал на станцию назначения черным с головы до ног.
Путешествуя таким образом, креольские буржуа начали мало-помалу подозревать, что в книгах чистоты крови был большой смысл и что не мешает научить своих детей почитать старинные обычаи. Когда, например, они садились на поезд в Джексонвиле, оказывалось, что черные пассажиры не могут ездить в вагонах для белых; питались черные и белые в разных ресторанах и даже писали и какали в разных туалетах. Данное открытие их встревожило, и поначалу они отказывались верить своим глазам. У них в стране такого быть не могло, удивленно говорили они, там все ели, писали и какали в одних и тех же местах. Концепция равенства всех перед законом, которую новый демократический режим Соединенных Штатов жестко установил на Острове и которую они приняли с распростертыми объятиями и исполняли с таким усердием, ибо хотели быть добропорядочными американцами, на практике, оказывается, сильно отличалась от теории.
Подобное положение вызывало немалое раздражение у высокомерных креольских буржуа. Они хоть и были выходцами с древнего Кавказа, но их кожа никогда не была такой белой, как у американцев. Оливковый оттенок их кожи немедленно вызывал подозрение у кондукторов, требовавших показать билет при посадке в поезд на Новый Орлеан, Нью-Йорк или Бостон.
Когда они прибывали на станцию назначения и появлялись в вестибюле шикарного отеля, где у них был забронирован номер, они вообще чувствовали себя ничтожными муравьями. Портье чуть ли не обнюхивали зеленые купюры с портретами Вашингтона и Джефферсона, которыми они оплачивали свои счета вперед, и даже рассматривали их на свет, дабы убедиться, что те не фальшивые. Тогда-то до пуэрто-риканских буржуа начало доходить, что встречают всегда «по одежке», и что если у тебя на шее ожерелье из настоящего жемчуга или на плече сумочка из крокодиловой кожи, то принимать тебя будут совсем иначе, чем остальных.
Напутешествовавшись по Северу, буржуазия стала внедрять старинные порядки еще более рьяно, чем раньше. Теперь они знали, как обстоят дела на континенте, и отныне они не позволят себя обманывать. Правильно они делали, что противостояли всяким нелепостям демократии, если даже в Соединенных Штатах эта демократия крутит жернова в обратную сторону! Поэтому, когда юноша или девушка из хорошей семьи собирались заключить брачный контракт, родители тайком наведывались в приход и упрашивали священника показать им те самые легендарные книги, уже почти забытые. Если им везло и книги удавалось найти и если в этой самой церкви никакой ураган не разметал страницы по улицам городка, они тщательно изучали записи, ища подтверждения чистоты крови нареченного или нареченной, прежде чем дать согласие на брак. Это дело было совершенно необходимо довести до конца, дабы в будущем не создать ситуации, когда их внуков не будут брать в лучшие американские университеты, не станут селить в отелях первого класса и им поневоле придется есть, писать и какать в туалетах третьего класса, как это имело место на континенте.
Американская молодежь, с которой сыновья и дочки креольской буржуазии знакомились, когда приезжали в Америку учиться, со своей стороны, не стремилась «положить глаз» на кого-то из них, поскольку это могло привести на тернистый путь. В начале века часто бывало так, что, плененный своеобразной красотой креольской девушки, которая училась в Бостоне или Филадельфии, молодой американец из хорошей семьи подпадал под ее чары и увязал в любовном меду. В этом случае родственники жениха немедленно всей толпой устремлялись на самолете на Остров знакомиться с семьей. Если они замечали, что у матери невесты подозрительно вьющиеся волосы или что у отца невесты кожа с легким оттенком корицы, договор тут же расторгался, и от свадьбы оставался один шпик. Американское семейство всем скопом немедленно возвращалось в Штаты, увозя с собой сокрушенного сердцем претендента.
Подобные несчастливые истории происходили гораздо реже, если кандидат в женихи был испанец. Испанцы куда более терпимы в расовых вопросах, чем англосаксы. Поскольку в течение семисот лет Испания терпела арабское владычество, вьющаяся шевелюра и оливкового цвета кожа не вызывали у испанцев подозрений в чужеродности. Словом, испанцы были такими же белокожими, как англосаксы, но меньше о себе воображали и меньше чванились.
В те времена важным общественным учреждением было «Испанское казино» – что-то вроде клуба для молодых людей из лучших креольских семей. Кинтин мне рассказывал, что его родители познакомились именно там во время карнавала в 1917 году – в тот самый год, когда Буэнавентура появился на Острове.
Существовал тогда и Комитет по составлению танцевальных пар для карнавала, в который входили полдюжины сорокалетних матрон, занимавшихся организацией большей части балов и праздников в городе. Откуда только не приглашали участников: из клуба «Де Леонес» и из клуба «Ротарио», из «Сахарной ассоциации» и из «Кофейной», из «Крабовой ассоциации» и из «Ассоциации сердец», потому что каждая уважающая себя ассоциация считала своим долгом ежегодно устраивать карнавал, а у каждого карнавала должна быть своя королева красоты в роскошном туалете и в сопровождении короля.
Эти матроны были настоящими вожаками сафари за претендентами на трон. Списки, которые они вели, больше напоминали перечень имен несчастных, предназначенных для жертвоприношения, чем списки мужчин, которые должны были составлять пару для королев красоты во время танцев. В хороших семьях тех времен мальчиков было меньше, чем девочек, – а те множились, будто бутоны красных роз, букетик которых ярко горел в вырезе платья каждой юной дамы. Матери в полном отчаянии изучали состав посетителей клубов и обходили все приличные дома города в поисках кавалеров для танцев своим дочерям.
Конкурс на звание королевы Антильских островов, который ежегодно проводился в «Испанском казино», был всегда необыкновенно популярен, и в то лето, когда Буэнавентура Мендисабаль приехал на Остров, праздновался особенно пышно. Ребеке Арриготии только что исполнилось шестнадцать, и Комитет по составлению пар единодушно выбрал ее королевой. Она была красивее всех остальных девочек, и ее родители, которые принадлежали к самым знатным семействам столицы, сделали в том году щедрый вклад в «Казино». Но когда комитет стал подыскивать короля для Ребеки, оказалось, что это задача не из легких.
Обычно матронам достаточно было пару раз навестить будущую королеву, чтобы она дала свое согласие относительно того или иного кандидата, которого они назначили ей в короли. Часто это был невзрачный подросток с прыщавым лицом, худой, угловатый и неловкий, однако будущая королева на него почти и не смотрела. Ее куда больше интересовали роскошное платье, мантия и корона, которую на нее наденут: обшита ли мантия пурпурными кружевами или золотой канителью, а корона – украшена она перьями фазана, или это настоящие павлиньи перья? Словом, королева обычно сразу соглашалась с тем, что ей предлагали. Со своей стороны родители будущего короля были весьма заинтересованы, чтобы выбрали их сына, потому что это означало бесплатное членство в «Испанском казино» на целый год, а ведь членство было недешево. Если же родители и без того были членами «Испанского казино», то их сыну предоставлялась стипендия на один семестр для обучения в одном из самых престижных университетов Соединенных Штатов.
