Он закрыл дверцу печки, некоторое время смотрел на неё и затем боковым зрением заметил огромный чемодан, который он раньше не видел.
Откуда он тут взялся, удивился он.
Это ведь не его.
Наверное его принесла Лайла.
Он все думал об этом, пока подносил другую спичку к пузатой медной керосиновой лампе. Подправил фитиль и установил нужное пламя. Затем он выключил электрический плафон и сел на полку под лампой, упершись спиной в свернутый спальный мешок.
Насколько он понимал, он сговорился с ней о чем-то, иначе она не принесла бы этот чемодан на яхту.
Теперь керосиновая лампа светила на деревянную, бронзовую, медную и тканевую обстановку каюты, а второй невидимый поток тепла исходил из черной угольной печки, которая теперь потрескивала от нагрева. Скоро все здесь достаточно нагреется и будет совсем уютно.
Кроме этого чемодана. То, что ему теперь вспоминалось, его вовсе не радовало. Он припомнил, как она грохнула этим чемоданом на палубе Райгела. Очень сильно. Когда они шли сюда, он обернулся и сказал ей. чтобы она не шумела. Он вспомнил, как она заорала: "Не смей мне приказывать!", да так, что было слышно на всю гавань.
Теперь вспомнилось все: как они ходили к ней на яхту, как он ждал, пока она соберет вещи, как она болтала об "этом предателе Джордже" и его «потаскушке», Дебби.
Ох, ох.
И все же не так уж и плохо. Через каких-нибудь пару дней они будут на Манхэттене, и тогда она уйдет. Ничего страшного.
Он заметил, что её чемодан сдвинул все его ящики с картотекой на одну сторону шкиперского рундука. Они предназначались для книги, над которой он работал. Один из четырех длинных ящичков с карточками оказался на самом краю и мог упасть. Этого ему только и не хватало, — подумал он, — около трех тысяч карточек размером четыре на шесть дюймов — рассыпать по всему полу. Он встал и поджал передвижную перегородку внутри ящиков так, чтобы она плотно прижимала карточки, и чтобы те не вывалились. Затем он аккуратно отодвинул ящички на более безопасное место в ногах полки. Потом он вернулся назад и снова сел.
Было бы легче потерять яхту, чем потерять эту картотеку. В ней было около одиннадцати тысяч карточек. Это был результат почти четырехлетнего труда: организации и постоянной реорганизации их, так что у него иногда ум за разум заходил, когда он пытался упорядочить их. Он уж готов был махнуть на них рукой.
Тему всей этой картотеки он обозначил как "Метафизика качества" или иногда "Метафизика ценностей", иногда в целях экономии времени сокращенно «МИК».
Здания на берегу принадлежали одному миру, а эти карточки — к другому. Этот "карточный мир" был довольно велик, и однажды он чуть было не потерял его, потому что не вел записей, а произошли события, которые разрушили его память о нем. Теперь же он восстановил большую часть его на этих карточках и не хотел больше терять его снова.
А может и неплохо, что он потерял его тогда, ибо сейчас, при восстановлении, всплывал разного рода новый материал, и его было так много, что главной задачей становилось обработать его, пока он не застрянет в голове какой-то глыбой, из которой потом и не выбраться. Теперь главная задача карточек состояла не в том, чтобы помочь ему вспомнить что-либо. Она была в том, чтобы помочь ему забыть о нем. Это звучит парадоксально, но теперь цель заключалась в том, чтобы оставить голову свободной, чтобы сложить все его мысли последних четырех лет на этот шкиперский рундук и больше не думать о них. Вот этого-то он и хотел.
Есть такое старое сравнение с чашкой чая. Если хочешь попить свежего чая, то надо вылить старый из чашки. Иначе чашка переполнится через край, и у вас получится лишь мокрое место. Голова — это та же чашка. Емкость её ограничена, и если ты хочешь узнать что-либо о мире, то чтобы вместить эти знания надо, чтобы голова была пустой, Так просто прожить всю жизнь, размешивая старый чай в чашке, считая, что он великолепен, ибо ты никогда не пробовал ничего другого, так как некуда было его влить, ведь старый чай не давал места новому, и ты к тому же уверен, что старый и так хорош, но ведь ты никогда не пробовал ничего другого… и так все дальше и дальше бесконечным круговоротом.
Причина, по которой Федр пользовался карточками, а не обычными листами бумаги, состоит в том, что каталожный ящик с карточками обеспечивает более произвольный доступ. Когда информация организована небольшими порциями, доступ к которой произволен и которую можно произвольно перемещать с места на место, то она гораздо ценнее той, которую приходится пользоваться в последовательной форме. Лучше, к примеру, работать на такой почте, где у всех клиентов свои нумерованные почтовые ящики, куда они имеют доступ в любое удобное для них время. Гораздо хуже, когда им всем приходится приходить туда в определенное время, стоять в очереди и получать корреспонденцию у Джо, которому каждый раз приходится сортировать все по алфавиту, который страдает ревматизмом и которому осталось несколько лет до пенсии, и которому совсем безразлично, нравится ли вам стоять в очереди или нет. Когда любое распределение заключено в жесткий последовательный формат, то возникают такие Джо, которые будут диктовать, какие нововведения допускать, а какие нет, и такая жесткость просто смертельна.
Некоторые из карточек практически относились к данной теме: произвольный доступ и Качество. Тут есть тесная взаимосвязь. Произвольный доступ — это по существу органический рост, в котором клетки, как и почтовые ящики, относительно независимы. На этом основывается демократия. На этом основании возникает свободная рыночная система, свобода слова, растут науки. Библиотека — одно из наиболее мощных орудий цивилизации именно в силу системы каталогов. Без десятичной системы Дьюи, которая дает возможность числу карточек в главном каталоге возрастать или сокращаться в любой данной точке, вся библиотека вскоре придет в застой, станет бесполезной и отомрет.
И хотя эти ящички конечно не сверкают великолепием, тем не менее они обладают скрытой силой карточного каталога. Они обеспечивают то, что оставляя голову свободной и сводя последовательный формат к минимуму, ни одна из новых, неисследованных мыслей не будет упущена или отброшена. И больше нет идеологического Джо, который готов убить идею, потому что она не подходит к тому, что он уже придумал.
Поскольку он не предусмотрел пригодность новых идей и не попытался упорядочить их, а просто следил, как они поступают, то эти идеи иногда появлялись так быстро, что он даже не успевал записывать их. Предметная сущность, тематика, стала настолько огромной, что весь поток превратился в лавину. Карточки же расширяются во все стороны, так что чем больше смотришь, тем больше и видишь. Это схоже с эффектом Вентури, при котором идеи бесконечно всасываются внутрь все больше и больше. Он увидел, что есть миллион вещей, которые можно прочесть, миллион путей, которыми можно следовать… слишком много… слишком много…и не хватит и жизни, чтобы собрать все воедино. Просто засыпаешься.
Бывали времена, когда возникал зуд взять все эти карточки, пачка за пачкой, и побросать их в дверцу печи поверх тлеющих брикетов угля, а затем закрыть дверцу и слушать, как поскрипывает металл, пока они превращаются в дым. Тогда все пройдет, и он снова будет по настоящему свободным.
Только дело в том, что свободным он все-таки не будет. Все это будет продолжаться у него в уме.
Так что большая часть времени у него проходила в хаосе, он знал, что чем дольше он будет откладывать время приведения всего этого в порядок, тем труднее ему будет. Но он был уверен, что рано или поздно выработается какой-нибудь формат, и будет лучше все-таки подождать.
В конечном итоге эти ожидания оправдались. Стали возникать периоды, когда он сидел часами, а новых карточек не появлялось — и вот это-то, наконец, и стало временем для организации. Он с удовольствием выяснил, что сами карточки облегчали эту организацию. Вместо того, чтобы задаваться вопросом "Где же начинается вся метафизика вселенной?" — что по сути было невозможным вопросом— ему нужно было лишь поднять две карточки и спросить " Которая из них будет первой?" Это было просто и он практически всегда находил ответ. Затем надо взять третью карточку, сравнить её с первой и снова задать вопрос: "Которая из них раньше?". Если новая карточка приходилась после первой, то он сравнивал её с со второй. И так у него выходила организация трех карточек. И он продолжал этот процесс карточка за карточкой.
Вскоре он заметил, что возникают определенные категории. Более ранние карточки собирались по определенной теме, а более поздние группировались вокруг другой. Когда достаточное количество карточек собиралось по какой-либо теме, так что у него складывалось впечатление, что она станет постоянной, он брал разделительную карточку того же размера, прилаживал к ней прозрачный пластмассовый ярлык, надписывал название темы на картонке, и вставлял её в соответствующее место между карточек. В ящиках на шкиперском рундуке было теперь около четырех или пяти сот таких индексных карточек.
