Внутри у меня все сжалось и напряглось, особенно, когда чужие мужские руки коснулись моих продрогших пальцев и стали их согревать, растирая. Лицо мужика оказалось совсем близко: холодные глаза, тяжелый нос, грубые губы — я инстинктивно отпрянул.
— Смотрю, ты совсем замерз?! — участливо произнес мужик. — Глотни, — он достал из внутреннего кармана пальто плоскую бутылку. — Это коньяк, он тебя согреет.
Я жадно сделал два глотка, горло сначала обдало кипятком, так что выступили слезы на глазах, но потом жар стал приятно разливаться по всем конечностям тела.
— Ну, как? — заботливо спросил мужик и как бы невзначай обнял меня за плечи. Я не знал, отдернуть мне его руку или нет, и решил, что лучше ничего не делать.
— Тепло, — моя голова продолжала приятно кружиться от принятой дозы коньяка, я расслабился, и внутренние тормоза совсем снялись.
— Проблемы?! — продолжал расспрашивать мужик в таком же участливом тоне.
— Меня выгнали из дома.
Мне захотелось говорить, поделиться пережитым. Мне нужны были свободные уши и сочувствие. Я рассказал мужику обо всем: об усыновителях, и о своих мытарствах. Он слушал меня, не перебивая, иногда только сострадательно покачивая головой.
— Тебе, значит, негде переночевать?
— Да, — произнес я, опустив голову.
— Тогда пойдем ко мне домой, я здесь недалеко живу? — предложил он, и столько в нем было искреннего сопереживания, что я безбоязненно согласился. — Ты, наверное, и есть хочешь, — заботливо поинтересовался мужик. Голодный желудок, словно почувствовав запах еды, активно заурчал в животе. — Тебя как зовут?
— Женя.
— Красивое имя. — Я пожал плечами: имя как имя, ничего особенного.
— Сколько тебе лет? — продолжал он расспрашивать меня.
— Четырнадцать скоро будет.
— Хороший возраст, — довольно улыбнулся мужик. — Мне нравится такой возраст: уже и не ребенок, но и не взрослый — подросток.
Я не придал значения его словам, мне хотелось есть и спать. Я резко поднялся со скамейки, и меня, как былинку, качнуло с одной стороны в другую.
— Ты опьянел? Бывает, — и мужик, широко улыбнувшись, по-свойски похлопал меня ниже пояса. — Пойдем ко мне домой, хорошо отдохнешь!
И я пошел.
Жил мужик действительно недалеко от “Санта-Барбары”, в пяти минутах ходьбы. Было уже очень темно, когда мы зашли в подъезд пятиэтажки, поднялись на третий этаж.
— У меня немного бардак, завтра поможешь мне прибраться.
Я кивнул головой в знак согласия. Мы вошли в квартиру.
— Ты хорошенький, — он эту фразу твердил мне несколько раз, и до меня, идиота, ничего не доходило.
У меня напрочь улетучился страх, притупился нюх. До этого я никогда с незнакомцами не общался, а тут… даже пришел домой…
Я вошел в неубранную квартиру, на журнальном столике валялась еда и две бутылки водки, одна из которых была наполовину пустой.
— Выпьешь еще для согрева? — поинтересовался мужик.
— Не хочу!
— Тогда не будем тянуть время и приступим, — он стал спешно скидывать с себя одежду, приближаясь ко мне.
— К чему приступим? — с тревогой спросил я, чувствуя, как у меня холодеет сердце.
Он ехидно улыбнулся.
— Не ломайся, все вы одинаковы: сначала корчите из себя святую невинность, а потом требуете денег, — мужик присел возле меня на диван и начал одной рукой расстегивать на мне рубашку, левая рука щупала меня за ширинку. Я ничего сначала не мог сообразить, мои глаза от ужаса расширились. Мне хотелось кричать: “Помогите!!!” — но перед глазами все плыло с ускоряющей быстротой.
— Что вы делаете? — выдавил я с трудом.
— Приятное себе, — мужик осклабился и повалился на меня, придавливая волосатой грудью.
— Я не хочу, — испуганно закричал я.
— Кто тебя спрашивает, сосунок, — глаза мужика сузились от гнева, он ударил меня по лицу. — На халяву все захотел, — сопел мне в ухо злорадно козел, его губы нагло впились в мои. — Халяву надо отработать, и ты ее по полной программе отработаешь.
Я настолько оцепенел, что не оказывал абсолютно никакого сопротивления. Необъяснимая слабость овладела мной, мой мозг еще отчаянно боролся, но тело его уже не слушало, оно было совсем чужое. Мужик сгреб меня, от страха я зажмурился.
— Дурачок, получи удовольствие и другим дай, — сладострастно шептал он, проникая своей рукой в запретную зону.
От его губастых поцелуев меня чуть не стошнило. Козел шершавой волосатой рукой заглушил мои детские крики, и началась пытка, казалось, стены надвинулись и вот-вот раздавят меня. Я отчаянно просил у Бога смерти, но он меня не слышал, наверное, был в это время чем-то занят, после этого случая у меня с Богом натянутые отношения — мы просто не общаемся с ним.
Я вырвался на время, меня всего трясло. Козел прошел на середину комнаты, налил себе водки в грязный стакан и выпил залпом, потом вдруг схватил стакан и с силой швырнул его об стену. Послышался звон разбитого стекла, осколки посыпались на пол.
— Ну, что — продолжим нашу трудную любовь.
— Не надо, — заскулил я.
— Надо!
Он схватил меня и снова повалил на диван.
— Лежи смирно! — сопел в ухо мужик, сломив окончательно мое сопротивление.
Все было как в тумане, мельком я видел самодовольное лицо козла, после чего устало закрыл глаза и провалился в бездну.
Дальше нет смысла описывать. В квартире того козла умерло мое детство.
Ближе к вечеру я стоял на мосту возле любимого собора и тупо смотрел вниз. Вглядываясь в темноту реки, закованной в панцирь льда, я ощущал непонятную отрешенность. Воображение рисовало мое разбитое тело внизу, вопли отчаяния: “Прости нас, сынок” — усыновительницы, истерику матери Элла. Мне так удивительно стало хорошо от воображаемой сладкой картины мести, что затуманилось в голове. Ледяной ветер как никогда был приятен, словно теперь он принял меня за своего друга. Я закрывал глаза и несся в потоке куда-то вперед, куда-то далеко, навстречу пушистым облакам. Ни одной звезды.
— Тихий? — услышал я возле себя знакомый голос. — Концы решил отдать?
Подняв голову, я увидел перед собой Комара. Он с насмешкой смотрел на меня.
— Не советую тебе это делать! — Комар подошел ближе ко мне и также посмотрел вниз. — Я уже однажды это пробовал. Никому и ничего ты этим не докажешь. — Комар повернулся ко мне. — Тихий, надо себя заставить жить даже тогда, когда это кажется невозможным, назло всем, понял?
Я смотрел на Комара как зачарованный.
— Самое невыносимое, Тихий, — Комар отбросил докуренную сигарету в сторону, — что все в этой жизни можно пережить. Тебе трудно потому, что ты один и у тебя нет поддержки.
Откровенность Комара сразила наповал. Повисла пауза, мы глядели друг на друга. Насмешки в его голосе не было. Комар достал сигарету и закурил.
— Если тебе ночевать негде, пошли ко мне, — по-деловому предложил он.
— Ты это серьезно?! — не поверил я своим ушам. — Твои не будут…
— Мои, — Валерка иронично хмыкнул. — Отчим, что ли? — Комар смерил меня таким взглядом, словно я сообщил ему, что первым слетал в космос вместо Гагарина.
Я знал, что у Комара мать умерла года два или три назад, мы классом скидывались на венок, кто хотел — ходил на похороны. Я не пошел.
— Все, Тихий, со временем устаканится, вот увидишь, — успокаивал Комар. — Доказано жизнью. Запомни: нас бьют — мы крепчаем.
Никогда раньше не чувствовал я себя так близко к кому-либо, как почувствовал себя близко к Комару в тот момент. Я поверил ему и пошел за ним.
Жил Валерка на окраине города, в районе, который все называли Бич-градом. Деревянные, щитовые, почерневшие от времени двухэтажные дома с выносными на улицу удобствами полностью соответствовали прозвищу. Двухкомнатный “люкс” Комара располагался на первом этаже. В подъезде стояли ужасающая грязь и невыносимая вонь, словно все околотские собаки и коты сделали из него уборную.
— Не страшно? — поинтересовался Валерка.
— Меня этим уже не испугать, — ответил я приглушенно.
В одной комнате жил отчим, в другой обитал Комар. Как только мы зашли в его апартаменты, он машинально закрыл дверь комнаты на замок.
— На всякий случай, — поняв мое смущение, ответил Валерка. — Меня иногда отчим достает, поэтому я от него закрываюсь. Он по пьяни пошумит-пошумит и завалится к себе.
Я с интересом разглядывал комнату. На меня пялилось окно, точно огромный глаз циклопа. Потолок грозно нависал над головой и темнел, недобро насупившись над истекающей желтым светом лампочкой, которая болталась посередине, как унитазный шнур в школьном туалете. В комнате установилась полнейшая тишина. Даже негромкие уличные шумы — и те смолкли. Некоторое время мы молчали.
— Ложись спать, — Комар показал на диван, — чего ждешь?
— А ты где? — в нерешительности поинтересовался я.
— Рядом с тобой, — Комар с насмешкой посмотрел на меня. — Других спальных мест здесь нет, или, если хочешь, иди к отчиму в комнату.
