Юрий Морозов - Если бы я не был русским

Гастрольный быт звёзд и полузвёзд состоит из бесконечных пьянок, случайных связей, совершенно нелепых, возникших, казалось бы, на пустом месте разборок и драк, в которых реализуется накопившаяся агрессия и недовольство собой. Волков уже почти не способен на дружбу и верность. После одинокой смерти Васи Голодного в больнице он опять куда-то едет, не подумав о том, что надо проводить близкого друга. И только потом, когда отчаяние в силу многих обстоятельств, происходящих с героем драмы, окончательно рвёт его душу, он с глубокой тоской и какой-то сладкой болью вспоминает их общее рок-н-ролльное прошлое, молодой задор, их пение «на голоса» в один микрофон, игру на дешёвеньких гитарах. А любовь? И здесь он оказывается парашютистом, летящим в пустоту и не ведающим, где произойдёт посадка. Встречи с ним добивается непризнанная рок-певица Инна, поющая его и Голодного песни, пение её он, строгий судья над женщинами, проникающими в рок, слышит случайно с помятой магнитофонной ленты в каком-то городе, в какой-то дымной и пьяной компании. Инна поёт хорошо. Но у Волкова так и не выдалось времени встретиться с ней. А возможно даже, именно он в той стычке с «афганцем» в метро убил её двоюродного брата, так нелепо и случайно. Ведь Волков никогда не имел с собой ничего острее ключа от квартиры, а тут этот офицерский ножичек «Викторинокс», подаренный приятелем иностранцем…

Судьба Инны закономерно рушится в полной жизненной неустроенности.

«Потом он сравнивал их жизнь с лестницей в смутное никуда, у которой каждая ступень — новая песня или новый концерт. Куда ты идёшь по ней? — спрашивал Голодный у Волкова, и тот не знал, куда, но пока он шёл по ней, у него были деньги, известность, развлечения. Но, может быть, конец лестницы, уходящей в клубящийся туман будущего, свисал над пропастью?»

Мирный, философичный, лирик по сути своей Волк в гастрольных тусовках нередко внезапно впадает в агрессию и жестокость. Он едва не задушил Крысу, любовницу рок-звезды, уколовшую его мужское и профессиональное самолюбие сравнением «со своим парнем». После такого нравственного падения он вспоминает свой последний разговор с Голодным о том, что «их рок-н-ролльной судьбой… как чувствовал Голодный, правит не Бог, а Сатана, провоцируемый ими самими, их образом жизни «не выше пупка», их музыкой, где преобладающий размер — размер поступи Сатаны, их беснованием на сцене». «Музыка, как проникновение в запредельное пространство» — так должно быть, по мнению автора. «А проникновение в запредельное пространство с Волком встречались всё реже, а всё чаще игра превращалась в нудную рутину на фоне пёстрых бардаков». Они с Голодным давали обет «ни одной нотой не служить режиму», а теперь «режим стриг с рокеров купоны». «А рокерам не всё ли равно, кто устраивает концерт? Для них ведь главное деньги, слава и тёлки». Автором дан анализ современных хитов: маршеобразность, задорность и боевитость, тексты, написанные лозунгами и клише из культурно-патриотического обихода, «блатной лагерной феней», «кабацкой лирикой» и пр. Увы, звёзды «с рождения поражены системой в голову, мыслить иначе просто не могут». «Сложный химический сплав этот, по западной тлетворной технологии разлитый в формы разного достоинства, и дал нам плеяду замечательных мастеров «русского рока»».

Волк спрашивает Васю, зачем тот поёт и почему не уехал за границу. А Голодный отвечает так: «Я знаю, где я живу, но почему-то должен петь для них, хочу я этого или нет. Наверное, воля Божья…» Волкову везде видится только «российский апокалипсис» и «рожи», а не лица. «Ларьки, как грибы после радиоактивного дождя, заполонившие улицы ограбленных городов…», старухи, роющиеся в помойке, и т. п. В Волкове нет смирения, нет просвета, в который бы он увидел возможность своего духовного возрождения. Только нахлынувшая было любовь к Инне вызывает желание бросить всё и уехать, может быть, с ней далеко, где будет чистый мир Земли с лесами и птицами в них, будет гитара и книги. Возможно, даже он сам напишет что-нибудь. Но за поездками и тусовками к Инне он опоздал. Приятель, зазвавший его поговорить, посидеть в «Сайгоне», нежданно поведал историю, случившуюся недавно с его другом в одной старой коммуналке за Казанским собором, куда они с приятелем попали, «сняв» две «герлы» на Невском. Одна так затосковала, что под утро повесилась в отхожем месте. И отвезли её, как безродную, в Мед. институт, где, наверное, уже распотрошили студенты… Из этого рассказа Волк понимает, кто была та «герла».

И сам Волков одинок и бесприютен. Он идёт домой, в нору, словно раненый зверь. А там, положенный на верхнюю полку над раковиной, помытый им после страшного происшествия в метро «Викторинокс» случайно соскальзывает вниз и рассекает ему вену на локтевом сгибе. И наш рокер не сопротивляется судьбе, подставляя руку под струю тёплой воды. Только всё та же мужская гордость (боится, что жена, которую он разлюбил, подумает — «из-за неё») вдруг заставляет его бежать в «Скорую». Он входит в лифт, из которого ему затем не выйти. Но двери его внезапно открываются — и Волков выходит из вагона метро на той самой станции, где и собирался выйти тогда… в самом начале.

«Парашютисты» читаются на одном дыхании. Видимо, не зря писатель Владимир Максимов, в 1991 году ещё бывший редактором «Континента» и живший в Париже, по прочтении этой вещи Юрия позвонил автору и дал «добро» на напечатание «рассказа».

Выражаю признательность тем, кто помог в издании книги Юрия Морозова: Сергею Чигракову и Олегу Элиеву.

Павла Велицкая

Когда-то я хотел быть человеком или даже не человеком, а существом, управляющим судьбами вселенной. Лет в 10 я уже соглашался на человеческое звание и управление хотя бы делами земными. К пятнадцати я мечтал о ничтожном опереточном королевстве или графстве. К двадцати я стал циником, а после тридцати писателем повестей и романов. В конце концов, стало традицией — если ты мало на что пригоден, кроме управления делами вселенскими, государственными и графскими, тогда тебе прямая дорога в писатели. Но в данной повести речь вовсе не обо мне, хотя, как всемогущий автор, я глухо-Q-мысленными отступлениями часто буду тревожить раздражительного и сюжетолюбивого читателя. Заранее соболезную, но не извиняюсь.

Хочу привлечь внимание мыслящей публики к сомнительным свойствам прозвища Автор. Не вспоминаются ли вам при этом автаркия, автократия, автономия, автоматизация, автохтоны и т. д.? Меня лично оно утомляет, и посему авторским же автократичным и автономным произволом заменяю его безо всяких объяснений и ложнопатриотических адьюнкций на созвучное эпохе, довольно гибкое и ещё не намозолившее ум слово «манипулятор». Осталось выбрать объекты манипулирования. Кстати, читатели у меня не только соавторы, но и действующие лица, манипуляторы и объекты манипулирования в едином лице. Не правда ли, интересно, что из этого выйдет, и не закончится ли для некоторых чтение моей повести заключением в сумасшедший дом? Посмотрим. А пока я, как генеральный манипулятор, без излишнего всенародного обсуждения, но, разумеется, при полном и всеобщем согласии организую добровольно-литературное общество недобровольных поступков. Количество и качество главных героев не регламентировано, цели их поступков и судеб не ясны, что, впрочем, не имеет ровно никакого значения. Но очень важен исторический и социальный фон, ввиду чего предлагаю обязаловку в перечне второстепенных действующих лиц. Итак:

Главные герои: имена и фамилии непредсказуемые. Совет манипулируемых народных манипулянтов во главе с генеральным президентом — то бишь Автором. А также: читатели, друзья детства, представители национальных меньшинств, формальных и неформальных объединений, носители здравого смысла, проститутки, наркоманы, «афганцы», враждебно настроенные родственники главных героев, потенциальные и состоявшиеся преступники, художники, религиозные фанатики, одурманенные пропагандой обыватели, алкоголички, прохожие, ИСКУШЕНИЯ.