Поэтому до того дня, когда затеряешься в городе, надо как-то дожить, дотянуть, стоит сильнее отдаваться работе, шить паруса из плащей, дышать поглубже и купить зонт.
В туристической компании Инку терпели, но старались согнуть под стандарты учреждения. Она была неприхотлива, пила две чашки кофе за рабочий день, немного сорила печеньем, никто никогда ей не звонил, не отвлекал, болела она на ногах и была все время под рукой. Даже осенние насморки и те Инка переносила героически: ползала на работу, залеченная до одури эхинацеей.
Появление поблизости крупной туши Писсаридзе Инка чуяла за версту, ее кожа начинала зудеть и покрывалась мелкими розоватыми пупырышками, а руки, нервно копошась, делались влажными. Когда же босс, раскрасневшись, покрикивал на Инку, отчитывал ее за рассеянность и забывчивость, она впадала в панику и начинала вымирать на глазах. В другой раз в душе ее, как чудовище из глубин доисторических морей, восставал каннибал-прародитель. Она перебирала, не найдется ли в памяти рецепта экзотического блюда с использованием мяса хозяина, прикидывала, какую пряность лучше применить в долгожданный день пиршества, чтобы смягчить вкус этого суетливого, потного, вечно недовольного существа, обожающего перегружать работой и задерживать до полуночи, когда ночные насекомые и те спят на лету. Инка здорово взбадривалась при мысли, как весело будет греться и вытанцовывать III восторженный танец у костра, ведь на вертеле окажется не что иное, как жирная ляжка хозяина, а пока пускай себе жужжит на ухо, стучит кулаком и, размахивая ручонками, подгоняет скорей звонить, разбираться с гидом.
Ожерелье мелких обязанностей крепко стягивало Инкину шею, душило и здорово утомляло. Но главная, самая ответственная часть работы в «Атлантисе» выматывала Инку, как ежедневный подъем на отвесную скалу, начисто лишая сил. А заключалась эта ответственная миссия в околдовывании клиентов. Строго отработанный ритуал общения требовал мобилизации всех сил, воли и воображения, заставлял каждый день творить чудеса, прыгать выше головы, в общем, делать что угодно, лишь бы клиента приворожить, заполучить. Люди, появляющиеся в «Атлантисе», редко заходили случайно – чаще заманивались буклетиками, рекламками, бесплатными открытками, обещающими липовые скидки. Люди, отыскавшие «Атлантис», погребенный среди дворов, и благополучно в него проникшие, приходили не с пустыми руками – в карманах штанов неплохо определялись взгорья бумажников, в сумочках поблескивали нефтью портмоне, на груди вздували ткань пиджаков туго набитые и перетянутые резиночкой конверты. Если уж люди решались идти в «Атлантис» и все же добирались до него, никуда не свернув, значит, они очень жаждали отдыха и покоя и уже проглотили наживку, оставалось правильно тряхнуть удилище. Для этого Инке требовалось войти в совершенно особое, подобное трансу состояние и, обаятельно шаманя, со всей душой расписать прелести отдыха в той или иной части Земли. Надо было много раз медово улыбнуться, молниеносно, отточенными движениями выловить из компьютера нужную информацию, не забывая доказывать усталому человеку, что он и только он – тайное божество этой конторы, только о нем печется два десятка сотрудников, для него отбивают танцы радости десяток клавиатур. За многие месяцы работы с жаждущими отдыха и покоя людьми Инка успела составить свою классификацию клиентов.
Инка делила клиентов на:
c мумиеподобных,
L цепляющихся, как репьи, за чужие спины,
N имеющих особую связь с дождем,
a окутанных ароматом Kenzo,
x болтливых,
W иных,
F довольных властителями,
g жующих резину,
O несущих кредитную карточку в сумке,
m знающих, что хотят,
Q мифических,
Y глухих,
V случайно заблудших, чтобы задать кучу глупых вопросов и уйти ни с чем,
& жадных,
0 напевающих себе под нос, не поддающихся пониманию,
p шуршащих целлофановыми пакетами, придирчивых.
Быстро определив, к какой группе относится возникшее в дверях существо, Инка подбирала подходящий для него способ восхваления услуг, интонацию, акцент и темп разговора. Но ни классификации, ни остро отточенные инструменты убеждения и трюки обаяния, никакая упорядоченная схема не срабатывала до конца – вот на пороге возник мужчина из знающих, что хотят. Он бодро осматривается, падает на мягкий, но порядком расшатанный стул, шлепает губами и начинает строить нерушимые крепости пожеланий относительно курортов Испании. Инка сидит, до боли выпрямив спину, демонстрирует на лице рвение помочь и материнскую заботу, руки ее готовы в любую минуту начать поиск нужного проспекта, а душу царапают предчувствия, что на этот раз снова вероятен срыв, ведь всем нашим пожеланиям отвечает только один курорт, затерянный, как иголка, где-то в россыпях звезд.
Укрепленная в бою за каждого, обратившегося к ней, Инка сначала стала подозревать, что животные произошли от людей. Чуть позже она убедилась, что некоторые наиболее ядовитые и опасные представители фауны напрямую трансформировались из истеричных служащих банков и фирм, из очарованных собственным интеллектом мужчинок, из капризных девиц, увешанных рубинами и бриллиантами.
Боясь возразить драгоценным клиентам, Инка разрешала им попрекать и прикрикивать, повышать голос, чавкать, звонить во все концы планеты по мобильнику, громко и долго советоваться с родственниками и знакомыми, швырять на стол шарфик, подпиливать ногти, воровать ручки и строить глазки.
Со временем она убедилась: национальность – такая же условность, как возраст. На самом деле, обнаружила Инка, люди образуют своими повадками разные племена. Племя бородатых, ворчливых мужчин дало начало обезьянам-крикунам. Племя тихих, но стервозных бабенок постепенно превращается в птиц-громовников[5]. У народа жаб – длинные ноги и большие животы, а у народа грифов женщины – служащие государственных учреждений. Народ ленивцев выдают оплывшие от пивка лица и медленные, задумчивые движения. Будущие муравьеды любят копнуть глубже и выведывают все до мелочей, а предки агути без перерыва что-то жуют и неожиданно перескакивают с одной темы на другую.
Иногда по утрам Писсаридзе собирал всех подчиненных в кабинете. Он так долго что-то объяснял, так утомительно говорил, что все присутствующие впадали в томительное оцепенение. Вскоре в головах сотрудников турфирмы образовался беззвездный вакуум, в котором сиплый голос Писсаридзе настоятельно разъяснял, что нужно говорить клиентам и как выбираться из иных переплетов. Во время этих утомительных собраний Инка старалась затеряться за спинами коллег, закрывала лоб ладошкой-козырьком и безмятежно дремала, досматривая отнятую будильником серию утренних снов. Но даже ей было трудно справиться: настойчивый, медленный голос просачивался в сознание. Вскоре Инка немела и, парализованная голосом, не могла ни двинуть рукой, ни пошевелить ногой. Изнывая от тоски, она сидела, теребила в кармане узелок с косточками кролика, и добрый дух зверя спасал ее от чар Писсаридзе, от подступающих слез. Незамысловатая мораль Писсаридзе крепко западала в коллективное бессознание. В конце собрания из кабинета выплывали два десятка зомби. Весь последующий день они были масками, за которыми прятался призрак Писсаридзе, а из уст послушно изливались его фразы.
Однажды на пороге возникла парочка студентов, из тех, кто не поддается пониманию. Инка тут же подметила: они влюблены друг в друга, от этого разнеженные и глупые, а значит, их легко будет обвести вокруг пальца. Принадлежали эти новые посетители к народу, дающему миру зайчиков разных расцветок и размеров, а также кроликов домашних и диких. Присмотревшись внимательнее, Инка смогла определить безошибочно – предки горбатых зайцев[6]. Скинув и чудом не царапнув нос секретарши рюкзаками, они кое-как уселись вдвоем на один стул, одарили Инку десятком дурацких улыбок, которые означали дружелюбие и взывали о помощи. Дальше хором, то слаженно, то вразнобой, прерываясь на поцелуи и чмоки, горбатые зайки стали объяснять издалека, что обычно путешествуют автостопом, ибо это самый прекрасный, по их мнению, вид передвижения и к тому же дешевый. Они долго расписывали прелести магистралей Италии, потом, наконец, окончив экскурс в бывшие путешествия, горбатые зайки напряглись, прижали ушки, потому как перешли собственно к делу. Они сбивчиво, судя по бегающим глазкам, что-то приврали про знакомых в сети, про забронированную в Хельсинки гостиницу, и было совершенно непонятно, зачем они пришли, чего хотят.
Инка почувствовала только, что можно не так старательно выгибать спину, сменила служебную улыбку на произвольное, скучающее выражение лица, но, несмотря на это, голова уже здорово трещала от болтовни. Еще десять минут разглагольствований, объятий, щипков и умоляющих улыбочек прояснили, что зайки хотят получить визу. Инка неожиданно для самой себя нахмурила брови и голосом предсказателя бед отрезала:
