Именно бедность, которую ни скрыть, ни замаскировать было нельзя, чуть не испортила Свете отношения с ребятами в нашем классе едва ли не с первого дня. Девочка, от природы обладавшая хорошей памятью и старательностью, появилась у нас, в одной из лучших школ района, в пятом классе. Это был тот самый возраст, когда к обычной детской жестокости прибавляется еще и подростковая неуправляемость, желание выделиться среди других, а значит, найти чужака в стае и показать свое преимущество перед ним. Но Светина мама, переводя дочку к нам, разумеется, ни о чем таком не думала, зато Свете пришлось столкнуться со всем этим довольно быстро.
Она еще не успела оглядеться, чтобы определить свое отношение к новому коллективу, как в первую же неделю сентября ее поджидал серьезный удар по самолюбию. Классная руководительница Валентина Ивановна громко объявила список «бесплатников» на обеды в школьной столовой.
В восьмидесятые годы, на закате социализма, в нашей стране так было еще принято: если средний оклад в семье составлял менее восьмидесяти рублей на человека (а тем более в неполной семье, с одним родителем, как у Светы) и если прибавлялось еще и соответствующее письмо-ходатайство от предприятия, ученика ставили на довольствие и кормили в школе за счет государства. Список ребят от нашего класса оказался коротким, из одной фамилии. И это была Света Журавина.
Все в классе, главным образом девочки, на переменке подняли новенькую на смех. До ее прихода у нас не было неимущих. И девчонкам, сплошь из обеспеченных семей — школа-то все-таки была элитарной, расположенной в одном из арбатских переулков, — такое явление казалось диким, а чужая бедность — просто постыдной. И девочки, пошептавшись во время переменки, собрались вокруг Светы Журавиной сначала молча, только с хихиканьем и переглядываниями. А потом началось:
— Если ты такая бедная, зачем же тебя перевели в самую лучшую школу района? Мы тебя не звали…
— Девочки, а может, нам скинуться Свете на еду?
— У вас что, дома денег не хватает? А может быть, твоя мама сошьет мне брюки, а я за это стану оплачивать твои обеды, ну хотя бы месяц?
Последняя реплика, видимо, переполнила чашу терпения Светы, до того угрюмо молчавшей в тесном кольце окруживших ее одноклассниц. Прозвучала звонкая пощечина, и вскоре уже упитанная красавица Алина (с лучшей успеваемостью в классе!), обливаясь злыми слезами и потирая красную щеку, сидела в школьной медсанчасти, а Света — в кабинете директора. Как ни странно, это действие и вывело ее в лидеры среди одноклассниц, хотя потом Свету скорее побаивались, нежели любили.
Больше всего на свете девочке захотелось доказать окружающим и самой себе, что она ничуть не хуже других, а может, и лучше, чем они, несмотря на то что мама у нее простая закройщица и не дарит дочке ни шикарных одежек, ни украшений, как у сверстниц. Правда, на всю оставшуюся жизнь слово «лучше» в Светином сознании стало синонимом «богаче», а «не хуже» означало: «у нас такое тоже имеется»… Только кто бы смог объяснить в ту пору девчушке, насколько опасный крен сделал тогда ее внутренний словарик?
У Светы появилось и стремление утвердиться любой ценой, как угодно и где угодно. Проще всего для нее оказалось это сделать в спорте. Она уже занималась художественной гимнастикой, правда, до поры до времени особых чудес не демонстрировала, но способности у нее были. Гибкая и ритмичная, она обладала обаянием, которое сегодня именуется харизмой, и немалым упорством на помосте. Подобные качества, вместе взятые, встречаются не так уж часто, и тренеры хвалили ее. Мать была довольна, что девчонка под присмотром, и поощряла ее занятия.
В спортзал Света и прежде ходить любила. А после того происшествия в классе, осознав свою «особость» и крайнюю, как ей показалось, бедность — в чем и заключалось ее непоправимое отличие от других девчонок, — она стала заниматься гимнастикой уже с полной самоотдачей. И на скрипучих брусьях, и на скользком бревне Света работала с утроенным упорством. И в ней появились черты профессиональной гимнастки: тело благодарно откликнулось на постоянные тренировки и стало собранным, движения пластичными, как у дикой кошки, походка легкой и стремительной.
Через год-другой, в подростковом возрасте, когда девчонки начинают стесняться своей растущей, как на дрожжах, плоти, выпирающей из-под кофточки груди, когда они принимаются отчаянно сутулиться, чтобы спрятать и рост, и прочие свои отличия от плоской мальчишеской фигуры, — именно к этому времени Света научилась управлять своим гибким и сильным телом, поняла себе цену и прекрасно почувствовала, что значит иметь по-настоящему женственный облик. Теперь к понятию «богатство» в списке ее внутренних ценностей прибавилась и «красота» — преимущества, которые дает это качество, девочка поняла даже слишком рано.
А к девятому классу у Светы появилось то, чего ей до сих пор остро не хватало, — двое настоящих друзей. Это были мальчики. Именно с ними она чувствовала себя наиболее уверенно и раскованно. С ними, а не с подружками (которых она, в общем, так и не завела) она могла позволять себе болтать на любые темы, заведомо зная, что они поймут ее. И для них она была вне критики. Парни смотрели на нее с обожанием, слушали ее уверенные речи, поддерживали любые ее затеи — пошляться по улицам просто так, без цели, иногда (гораздо реже) сбежать с уроков на утренний сеанс в кино… Они сопровождали ее повсюду, охраняли и развлекали, как могли, были ее верными рыцарями, никогда, впрочем, не употребляя этого устаревшего выражения вслух. Конечно, времени у всех троих было мало — занятиями, помимо школьных, родители загружали их на полную катушку, в соответствии с правилами тех лет, но для дружбы время находилось всегда.
Оба парня, Антон и Сергей, учились со Светой в девятом «Б» и были закадычными друзьями, что называется, с горшечного возраста. Знаете, как это бывает, если люди всю жизнь живут по соседству: появляются на свет в одном роддоме, потом мамы рядышком выгуливают их по скверу в колясках, потом они оказываются в одной группе детского сада, а позже — соседями по парте в первом классе… И у Антона, и у Сереги семьи были с достатком. И у того, и у другого благополучие и социальный статус семей держался на отцах. Дипломат и известный ученый — они занимали места у вершины общественного положения в советской иерархии.
Отец Сергея занимал высокий пост в Министерстве иностранных дел, и в ту пору, когда парень доучился до девятого класса, он уже стал послом СССР в Китайской Народной Республике. Высокий и до того ранг семьи был еще больше усилен этим новым, долгожданным для семейства Пономаревых назначением. В качестве единственного сына Сергей принимал все почести, неизменно выпадавшие на долю ближайших «родственников посла», как должное. Внутренне собранный и честолюбивый, как отец, внешне он походил на мать, взяв, таким образом, от родителей все лучшее.
Уже к пятнадцати годам он был высоким, смуглым молодым человеком с красивыми, четко прорисованными чертами породистого лица. Он превосходно учился; его подчеркнутый аристократизм, уверенная манера держаться, а главное принадлежность к высокому миру дипломатии, внушали педагогам уважение к явно нестандартному юноше. Окружающим обычно казалось, что он знает нечто такое, что недоступно, да и не может быть известно им, простым смертным, и это, конечно, внушало им невольное уважение к Сергею Пономареву. При этом парень был незаносчив, сообразителен, в меру исполнителен, хотя и не очень любил напрягаться, однако он твердо шел ровной и прямой дорогой к золотой медали.
Золотую медаль, в качестве жизненной задачи номер один, определил для него отец. Он составил для сына схему построения успешной карьеры, первой ступенькой в которой была отличная учеба в школе. В семье Пономаревых понятие долга, взятые на себя обязательства всегда занимали первое место, и своими успехами в жизни родители Сергея не в последнюю очередь были обязаны именно этим своим качествам. Результатом их успехов была совершенно особенная жизнь и у Сергея, резко отличавшая его от одноклассников и роднившая скорее со сверстниками на Западе, нежели с советскими школьниками.
Его мать, будучи женой посла, постоянно находилась с мужем в Китае; Сергею же решили дать возможность доучиться в московской школе, на каникулы он ездил к родителям за границу, а в учебное время оставался под присмотром гувернеров и тетушек, с которыми лихо научился справляться. В меру проявляя послушание и в меру обманывая взрослых, а также умело манипулируя учителями, он начал мало-помалу вести тот образ жизни, который считал нужным. Ночных клубов в Москве, правда, еще не существовало, но кое-какие развлечения наличествовали, и Сергей Пономарев, никогда не знавший ограничений в деньгах, с удовольствием вкушал плоды столичной молодежной, как это сегодня называется, тусовки. К счастью, он был достаточно умен и сообразителен, чтобы не слишком откровенно кичиться своим достатком перед друзьями, а также избегать пьянства и наркотиков, до которых нетрудно было скатиться молодому богатому шалопаю из дипломатических кругов.
