Ознакомительная версия.
Огонь, который я разожгла в камине накануне, давно погас. В квартире было холодно, отчаянно холодно. Бедный Дэниел, у него только одно стеганое одеяло, чтобы согреться. Наверное, он страшно замерз этой ночью… Я содрогнулась при мысли о городских богачах – им было тепло и уютно под пуховыми одеялами, в полночь они ели торты… А мой сын в одиночестве дрожал в своей кроватке в квартире над шумным салуном. Что случилось с этим миром? Я положила сумочку, стащила с себя покрытый снегом жакет, на котором в утреннем свете сверкали льдинки. Подойдя к тайнику под лестницей, я открыла дверцу и достала браслет. Дэниелу нравилось проводить пальчиками по золотой цепочке. Я застегнула браслет, зная, как он будет счастлив снова увидеть его на моей руке.
Подавив зевок, я с трудом поднялась в комнату Дэниела, но моя усталость не могла сравниться с той радостью, которую я предвкушала от встречи с сынишкой. Он, разумеется, будет в восторге от снега. Мы слепим снеговика, а потом посидим в обнимку у камина. А во второй половине дня, пока он будет спать, я тоже немного посплю. Идеальный день.
Я открыла дверь в его комнату.
– Дэниел, мамочка дома!
Я опустилась на колени возле его кроватки, откинула стеганое одеяло, но под ним было пусто, только холодные жесткие простыни. Мой взгляд заметался по комнате. Я заглянула под кровать, за дверь. Где же он?
– Дэниел, милый, ты прячешься от мамочки?
Тишина.
Я побежала сначала в ванную комнату, потом вниз, в кухню.
– Дэниел! – крикнула я. – Где ты прячешься? Выходи немедленно!
Сердце молотом стучало в моей груди, и я даже не слышала криков мужчин, которые дрались во дворе под моими окнами. Я осматривала каждый уголок квартиры и молилась, чтобы это оказалось одной из обычных шуток моего ребенка. Вот сейчас он выскочит из-за двери кладовки и скажет:
«Сюрприз!»
Мальчик всегда так делал, когда мы с ним играли.
– Дэниел? – снова позвала я, но в ответ услышала только эхо собственного голоса, разнесшееся в холодном воздухе.
Я распахнула дверь, выскочила в коридор и побежала вниз по лестнице. Я не остановилась, чтобы накинуть на себя хоть что-то, но это не имело значения. Я не чувствовала холода, только ужас. Он наверняка где-то поблизости. Может быть, он проснулся, увидел снег и вышел на улицу поиграть.
Я пробежала мимо мужчин, слоняющихся по вестибюлю перед салуном, и выскочила на улицу.
– Дэниел! – выкрикнула я, но толстый слой снега мгновенно приглушил мой крик до шепота. – Дэниел! – позвала я снова, на этот раз громче. Но это было все равно что кричать сквозь слой ваты. Вокруг висела оглушающая тишина. Я посмотрела направо, потом налево.
– Вы не видели маленького мальчика? – обратилась я к бизнесмену в пальто и цилиндре. – Ему три года, он примерно вот такого роста. – Я показала на своей ноге место, до которого доставала голова Дэниела. – Он был в голубой клетчатой пижаме, с плюшевым мишкой в руках…
Мужчина нахмурился и поспешил пройти мимо.
– Что же вы за мать, если отпустили трехлетнего ребенка в такую погоду, – пробормотал он, удаляясь.
Его слова больно ранили меня, но я не сдавалась и подбежала к женщине, которая вела по тротуару свою маленькую дочку. Обе были в одинаковых шерстяных пальто и симпатичных серых шляпках. У меня оборвалось сердце. У Дэниела даже нет теплого пальто. Если он на улице в такую погоду… Я с мольбой посмотрела в глаза женщине, как мать матери.
– Мэм! Вы случайно не заметили маленького мальчика где-нибудь поблизости? Его зовут Дэниел.
Я едва узнавала собственный голос, отчаянный, пронзительный.
Женщина с подозрением посмотрела на меня.
– Нет, – ответила она ровным голосом. – Я не видела.
Она прижала дочь к себе, и они ушли.
– Дэниел! – снова закричала я, свернув в проулок, куда я иногда отпускала его поиграть в «классики» или в камешки с другими детьми, пока сама вязала после обеда. Тишина. В этот момент я догадалась поискать следы на снегу. Я бы легко отличила его маленькие следы от других. Но, поискав несколько минут, я поняла, что мои усилия напрасны. Шел такой сильный снег, что он быстро накрывал все следы моего мальчика плотным белым ковром.
Я прошла еще несколько шагов, и тут, в глубине проулка, я заметила что-то голубое. Я бросилась туда и рухнула на колени, рыдая, в отчаянии мотая головой. Нет! Нет, господи, нет! Любимый мишка Дэниела, Макс, валялся на снегу. Я подняла игрушку, прижала ее к груди и начала раскачиваться взад и вперед, как если бы я укачивала и успокаивала Дэниела после ночного кошмара. Меня била дрожь, поднимающаяся изнутри. Мой мальчик исчез.
Мы все по-разному переживаем травмы или тревоги. Во всяком случае, так говорит Маргарет, мой психотерапевт. Некоторые люди выплескивают свои страдания на окружающих. Другие все держат в себе: «закупоривают» свою боль и прячут ее глубоко внутри, позволяя ей настояться, нагноиться. Так было со мной после ужаса, случившегося в прошлом мае. А мой муж, Этан, как-то справлялся со своим горем, выплескивая его. Он с головой ушел в работу. Пил много виски. Задерживался допоздна с друзьями, причем должна сказать, что эти самые друзья еще год назад ничего для него не значили. И в марте он, повинуясь порыву, купил красный «БМВ». Маргарет сказала, что все это связано с его болью. Когда я увидела, как он возле офиса садится в машину с открывающимся верхом, мои глаза наполнились слезами. Меня встревожили не потраченные деньги, а его выбор. Этан был не из тех мужчин, которые покупают себе ярко-красные «БМВ».
Я попыталась уговорить его посещать вместе со мной еженедельные сеансы психотерапевта. Как мне казалось, если бы мы смогли вместе поговорить о прошлом, то мы оба перестали бы делать вид, что ничего не произошло, и оба научились бы принимать новую реальность, какой бы она ни была. Но Этан тогда только покачал головой. «Я к психоаналитикам не хожу», – отрезал муж. Так наши пути разошлись. Но любовь еще жила. Я чувствовала это и без слов: по тому, как он оставлял на виду зубную нить по утрам в ванной, зная, что я обычно о ней забываю; по тому, как он пристально смотрел мне в глаза, когда я желала ему спокойной ночи. Но пустота росла, словно раковая опухоль, и я боялась, как бы она не разрослась до такой степени, что мы уже не сможем ее контролировать. Судя по всему, наш брак стремительно летел к терминальной стадии.
– Доброе утро, Клэр! – весело приветствовал меня Джин, швейцар нашего многоквартирного дома. – Ну и погодка!
Я потуже затянула пояс легкого тренча, раздумывая, не вернуться ли в квартиру, чтобы одеться потеплее. Для начала надо взять шарф и перчатки, и еще – я посмотрела на свои кожаные сапожки до середины икры – стоит, пожалуй, надеть теплые сапоги. Надо было обуться во что-то устойчивое, но я даже подумать не могла о том, чтобы шнуровать кроссовки. Я не носила их после несчастного случая и думаю, что вообще никогда не смогу их надеть. Во всяком случае, пока мне это не по силам.
– Вы только посмотрите, снежная буря в мае, – обратилась я к Джину, недоуменно качая головой и глядя на улицу через двойные двери. – И почему только я все еще живу в этом городе!
Джин усмехнулся.
– Вы тепло оделись? – спросил он, кивком указывая на улицу. – Там арктический холод.
После происшествия он, да и все остальные, кажется, заботились обо мне, словно о маленькой потерявшейся птичке. Вам не слишком холодно? Не слишком жарко? Вы не боитесь идти одна в магазин на углу в сумерках?
Я ценила его заботу, но она действовала мне на нервы. Неужели на моей спине огромными буквами написано: Я ФИЗИЧЕСКИ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИ НЕ СПОСОБНА САМА О СЕБЕ ПОЗАБОТИТЬСЯ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ МНЕ!
Хотя Джина я за это не винила.
– Все будет отлично, – уверенно заявила я с натянутой улыбкой. – Пусть я и переехала сюда из Калифорнии, но я пережила уже немало северо-западных зим, чтобы не замерзнуть по дороге в офис.
– Все равно, наденьте это, – Джин достал пару митенок из кармана. – Иначе у вас замерзнут руки.
Я замялась, потом взяла творение из голубой и белой пряжи.
– Спасибо, – поблагодарила я и надела митенки только для того, чтобы доставить Джину удовольствие.
– Вот теперь хорошо, – одобрил он. – Теперь вы сможете слепить настоящий снежок.
Я вышла на улицу, и мои ноги тут же утонули в снегу. Не меньше восьми сантиметров! Пальцы на ногах мгновенно замерзли. И почему я не надела шерстяные носки? Прохожих на улице не было, только ватага ребятишек деловито лепила снеговика. Интересно, а кафе «Лаванто» открыто? Меня совершенно не привлекала перспектива идти несколько кварталов по холмам до моего любимого кафе, но я убедила себя, что горячее какао со взбитыми сливками того стоило. И потом, мне пока просто не хотелось идти в офис. Я могла бы оправдать свой поход в кафе поисками материала для очерка о снежной буре.
Ознакомительная версия.
