Кристофер часто рассказывал смешные истории про своего брата Сесила, и казалось странным, что кто-то его не знает.
— Он брат нашего папы. Наш дядя, — объяснил Гасси.
— А он женат? — спросил сэр Уильям.
Дети покачали головами.
— Мы не знаем. Он работал в банке, когда папа уехал в Париж, — сказал Франческо. — Два года наш папа посылал рождественские открытки своим маме и папе.
— Со смешными рисунками, — добавил Гасси.
— И своим адресом, — напомнила Анна.
— Но отец все еще злился, — сказал Франческо, — и так и не ответил ему.
Сэр Уильям выяснил все, что ему было нужно. У него были большие связи, а фамилия Докси достаточно редкая. Если хоть кто-нибудь из этой семьи еще жив, то он найдет его даже на другом конце света.
— Военные говорят, что дорогу завтра откроют. А значит, мы сможем отправиться в Стамбул. Оттуда я позвоню в Лондон и постараюсь выяснить про ваших родственников.
— Но они не очень хорошие, — сказал Гасси.
Сэр Уильям успокаивающе улыбнулся.
— Если мы их найдем, то можно попробовать переехать к ним. Я никуда не денусь и буду поддерживать с вами связь.
Франческо вдруг вспомнил, что сэр Уильям не знает очень важной вещи.
— Но Анне надо учиться танцам.
— По-настоящему учиться, — добавил Гасси. — Жардек, наш дедушка, был известным учителем танцев, и он говорил, что Анна может стать прекрасной балериной.
Сэр Уильям мало что понимал в танцах, но он был оптимистом и считал, что надо решать проблемы по мере их поступления.
— Я уверен, что это не серьезная проблема, и уроки можно устроить, — успокоил он детей. — Но сначала надо выяснить, где ваши родственники.
Сэр Уильям приложил все усилия, чтобы детям понравилось в Стамбуле. Он купил им новую одежду: серые фланелевые шорты с рубашками и галстуками для мальчиков и два хлопчатобумажных платья для Анны. Еще он купил им всем по свитеру на случай, если будет холодно. Потом, на четвертый день, сэру Уильяму позвонили из Лондона. Он сразу сообщил детям новости.
— У вас есть родственники. Ваши дедушка и бабушка умерли, но дядя Сесил жив, и еще у вас есть тетя Мейбл. Они живут в доме, который называется Данроамин, в местечке под названием Фитон. Сегодня я им напишу обо всем и сообщу, что привезу вас в конце недели.
На следующее после получения письма утро было ненастно как снаружи Данроамина, так и внутри него. Возмущенные слова сыпались, словно град.
— Мы уедем, Мейбл. Мы запрем дом.
— Мы не можем так поступить, дорогой, — сказала Мейбл. —То есть я хочу сказать, что это наш дом, куда нам ехать?
— Я отправлю в Стамбул телеграмму. Напишу, что ты больна, это очень заразно, и мы даже увидеться с детьми не можем.
— Но, — возмутилась Мейбл, — все ведь знают, что я не больна. Меня каждый день видят в магазине.
— Мне нужно поговорить с моим адвокатом. Уверен, что нет таких законов, по которым я обязан брать в дом детей своего брата, особенно когда этот брат — вор.
Мейбл подыскивала аргумент, который бы его остановил.
— Разве это не будет выглядеть очень плохо, если люди узнают, что мы отказались принять их?
— Да как об этом могут узнать? Дети в Турции. Я думаю, в Турции есть сиротские дома.
— Но не для детей-англичан, дорогой.
Сесил взглянул на письмо.
— Они только наполовину англичане, их мать была полькой. Почему бы им не отправиться к своим польским родственникам?
— Может, у них нет родственников в Польше, — сказала Мейбл. — Я вообще не понимаю, как ты можешь такое предлагать. Не покажется ли это странным сэру Уильяму?
В конце концов, хотя и крайне неохотно, Сесил временно признал свое поражение. Он не мог просто взять и написать сэру Уильяму: «Нет. Я детей не приму».
— Остается только надеяться, что у них есть какие-нибудь деньги, — сказал он. — Тогда бы мы могли отправить их в школу-интернат; в газетах писали, что его картины хорошо продавались.
— Да, дорогой, это так, — сказала Мейбл, благодарная судьбе, что хоть с чем-то она могла согласиться, хотя в душе была категорически против интерната.
Потом Сесил придумал себе новый повод для недовольства.
— Если бы у нас был дом поменьше, без свободных спален, мы бы не смогли принять детей. Ты в этом виновата, Мейбл, тебе нужна была эта кухня.
Мейбл привыкла к незаслуженным обвинениям и не удивилась, узнав, что Данроамин Сесил купил из-за нее. На самом же деле первое, что она узнала об этой покупке, были слова Сесила: «Я купил дом».
Поэтому она переменила тему.
— Что мы будем делать, если сэр Уильям захочет здесь переночевать?
— Боже мой, да это просто невозможно! В письме он пишет о двух мальчиках и одной девочке. Это уже две комнаты; в любом случае я не позволю ни этому сэру Уильяму, ни какому-нибудь другому проныре переступить порог моего дома. Если я и должен приютить детей своего брата, то я сделаю все по-своему. Я полечу в Стамбул и заберу детей. Ты только представь, он пишет: «Время прибытия сообщу позже»! Кем он себя возомнил? Если кто и будет сообщать время прибытия, так это я.
Пока велись споры в Данроамине, дети поближе узнали сэра Уильяма, которого они звали с'Уильям, потому что никогда раньше не встречали «сэров» и никогда не видели, как это пишется. И чем больше они его узнавали, тем больше он им нравился. Он был таким рассудительным и спокойным. Ему не надо было говорить, что после землетрясения им хочется есть, он сам купил каждому то, что они больше любят: Анне — бутерброд с вареными яйцами и оливками, Гасси — фрукты и шипучий лимонад. Сэр Уильям, конечно, не говорил, что черный кофе и мороженое — самые питательные десерты для детей, но если Франческо их любит, то почему нет? Он ввел только одно правило, касающееся еды.
— Ребята, вы можете есть что хотите, но в данный момент вы, видимо, не очень-то голодные, поэтому советую взять что-нибудь с собой. В конце концов, вы же можете и посреди ночи проголодаться. Поверьте мне, тогда пара-тройка булочек будет очень кстати.
После одного такого ночного ужина из инжира, булочек и шоколадок Гасси сказал Франческо:
— Я считаю, что это хорошая идея — есть в постели. Вообще надо есть только тогда, когда хочется. Я так и буду делать у дяди.
— Дядя, как англичанин, ест только в строго определенное время. Так говорит с'Уильям, — ответил Франческо.
— Надо будет объяснить ему, что наш подход проще, — сказал Гасси. — Не надо столько готовить и накрывать на стол.
У Франческо уже закрывались глаза — булочки ночью часто действуют усыпляюще.
— С'Уильям думает, что у дяди нам будет хорошо. Он говорил, что так обычно бывает. Поэтому дядя, может, и одобрит нашу идею с едой.
Сэр Уильям, которого трудно было удивить, был просто поражен пришедшей телеграммой. Не так-то просто человеку, живущему в доме под названием Данроамин, без всякого предупреждения вдруг взять и сорваться в Стамбул. Кроме того, сэр Уильям совершенно не был рад перспективе лететь домой с каким-то незнакомцем, поэтому он сразу купил четыре билета на самолет до Лондона и отправил телеграмму с номером рейса и временем прибытия. Потом он пошел за детьми.
— Ребята, пора собираться. Через два часа мы вылетаем в Лондон, — он протянул Франческо конверт. — Думаю, вам это не понадобится, но на всякий случай вот вам мой адрес. Я не сомневаюсь, что ваш дядя Сесил просто замечательный, но иногда и лишняя помощь может пригодиться. Не переживайте, если сразу не получите ответа, потому что я целые месяцы провожу в путешествиях. Я и сейчас в Лондон только на день, утром я уеду на Аляску. И еще. У меня картина вашего отца. Может быть, найдутся и другие, но пока, судя по всему, это все, что у вас есть, поэтому на вашем месте я пока не стал бы об этом никому рассказывать. В таком деле нужно быть осторожнее, в мире полно настоящих волков.
В аэропорту все произошло слишком быстро. Дети еще не успели опомниться от новых впечатлений, а перед ними уже стоял человек, внешне очень похожий на Кристофера, но при этом совершенно другой.
И этот человек сказал:
— Я — ваш дядя Сесил. Подождите вон там, пока я переговорю с сэром Уильямом.
«Вон там», то есть у окошка «Информация», Анна прошептала мальчикам:
— Лучше бы он не был так похож на Кристофера, а то боюсь, он мне не понравится.
— Он разговаривает словно сержант, — сказал Гасси, — а выглядит как старое засохшее печенье.
Во время полета сэр Уильям объяснил Франческо, что они с дядей сначала могут не понравиться друг другу, и необходимо, чтобы обе стороны приложили усилия. И сейчас Франческо пытался объяснить это остальным.
— С'Уильям сказал, мы можем сначала невзлюбить дядю, но нужно потерпеть.
— Мне не надо ждать, — возразил Гасси. — Я не люблю его с этого самого момента.
Нечто похожее ощущал и сэр Уильям. Ему было неприятно думать, что он оставляет детей с этим человеком, но что он мог поделать? У него постоянные разъезды. Дядя Сесил был их опекуном по закону. Сэр Уильям решил, что поступает правильно и быстро попрощался.
