— Это точка зрения вашего народа и вашей организации?
— Я не могу говорить за всех. Но я знаю, что так думают многие. В свое время нам придется начать борьбу с противниками наших взглядов, ибо разумно устроенное общество охраняет интересы всех народностей — это одна из составных частей пашей веры. Демократия — это правление большинства, но хотя одной ее мало для того, чтобы добиться полного расцвета человеческого духа, начать надо именно с нее.
— Благодарю вас, — сказал старик и повернулся к сыну. — Наш разговор затянулся, Джо, неплохо бы и промочить горло. Принеси нам вина, мне, пожалуйста, немного бренди.
Джо наполнил бокалы и роздал их присутствующим. Все это время в комнате стояло неловкое молчание. Старик пригубил свой бокал, попросил долить ему содовой и откинулся на спинку стула.
— Вы, разумеется, понимаете, что я не согласен с вами, но теперь я знаю, чего вы добиваетесь. Я продолжаю считать, что это тщетные мечты, но по крайней мере я уяснил себе их смысл. Вам никогда не удастся изменить этот мир, но теперь я, пожалуй, понимаю, что вы должны попробовать…
— Хотя нам и грозит поражение, — сказал Джо Нанда.
— Вам не создать рай на земле. — Старик повернулся к Нкоси. — Беда в том, что мой сын всегда считал меня отъявленным реакционером, поэтому он никогда не говорил со мной по душам и не обращался ко мне за помощью. — Он допил остатки вина и протянул бокал Джо.
Джо снова наполнил бокалы.
— А не выручили бы вы нас сейчас? — спросил Нанкху.
Старик Нанда насторожился.
— Какие-нибудь новые неприятности?
— Боюсь, что да, — ответил Джо Нанда и объяснил, что распоряжение, которого они ждали, получено, однако им придется переправлять Нкоси за границу без чьей-либо помощи.
— Значит, вы здесь как в ловушке, — сказал Старик Нкоси. А про себя добавил: «И все мы в большой опасности. С этих пор опасность всегда будет сопутствовать мне и моим ближним, ибо я вырастил сына мечтателем в этом жестоком мире».
Но теперь почему-то их мечты не вызывали в нем раздражения, не вызывали язвительной насмешки. Он поднялся со стула и с чопорным, слегка сконфуженным полупоклоном, предназначенным для всех троих молодых людей, направился к двери. Именно благодаря этому маленькому африканцу, внезапно осенило его, он стал ближе к своему сыну, чем когда бы то ни было после его возмужания.
— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — пообещал он, закрыл за собой дверь и, погруженный в свои мысли, стал медленно спускаться вниз.
Он знал, что, если те двое, которые сейчас вместе с его Джо, останутся в доме, полиция вскоре разыщет их, это лишь вопрос времени, — и вместе с ними самими, с их мечтами и легендами погибнут и он и его близкие. Но в его сердце не было гнева, только глубокое беспокойство.
Старый Нанда проснулся сразу — без всякого перехода от глубокого сна к бодрствованию.
И в тот миг, когда он пробудился, в его голове уже сложился замысел — такой ясный и четкий, будто он вынашивал его много дней. Старик Нанда принялся рассматривать его под разными углами зрения, стараясь нащупать слабые места. Но не мог найти ничего, кроме того изъяна, о котором он знал с первого же мгновения. Разумеется, была опасность провала. Провал означал катастрофу. Но и бездействие означало катастрофу. Единственный выход из положения можно было найти лишь в действии, только оно сулило надежду на успех. Итак, надо было рискнуть.
Старик протянул руку к лампе и включил свет. Долгое время он лежал, упершись взглядом в потолок, и снова и снова обдумывал свой план, пытаясь по возможности не касаться его слабой стороны, которая могла свести на нет все его достоинства. Наконец старый Нанда сбросил с себя одеяло и слез с кровати. Будильник показывал около пяти. Старик распахнул окно, выходящее на задний двор и просторный сад, где семья проводила большую часть своего досуга, вдали от чрезмерно любопытных глаз соседей. Если ты живешь в белом квартале, тебе не только играть в шумные игры, но и чихать надо с оглядкой.
Где-то вдалеке петух возвестил наступление утра.
И только тогда, чувствуя, что откладывать уже невозможно, Старик Нанда задумался над слабой стороной своего плана.
Что, если капитан откажется?
Будет ли он держать язык за зубами? Или сочтет своим долгом донести властям? Как он поступит, если откажется? Все зависело от ответа на этот вопрос.
Капитан ужинал с ним здесь, в доме, вчера вечером — через несколько часов после разговора Старика Нанды с молодыми людьми. Но почему-то он ни разу не подумал о капитане с этой точки зрения. А теперь ему кажется, что их спасением может быть только капитан. Но что, если он откажется? Донесет ли он? Подумай как следует, Старик; на карту поставлена жизнь многих людей, не говоря уже о том, что ты рискуешь потерять все, что у тебя есть.
Он вернулся к кровати, налил себе холодной воды, выпил ее залпом и снова подошел к окну.
Снова прокукарекал тот же петух, и надрывно залаяла собака.
Подумай как следует, Старик. Ты знаешь его почти десять лет — с тех пор как он стал доставлять тебе хлопчатобумажные товары из Индии и Японии… Но ты знаешь его недостаточно. Да и нельзя хорошо знать человека, с которым проводишь два-три часа два-три раза в год — особенно, если оба вы так сильно напиваетесь, что уже не можете судить здраво… Ты толстый и низкорослый, а капитан высокий и стройный, ты брюнет, а он блондин. Ну и что? Важно ведь не то, как он выглядит, а что он собой представляет… Честен ли он? Да. Никогда меня не обманывал и даже не пытался обмануть. У его предшественника в каждой партии товара не хватало одного, а то и двух рулонов ткани, пары дюжин рубашек и платьев и кое-каких других вещей. Началось с мелочей, а кончилось наглым грабежом, который этот плут оправдывал словами: «Обычные потери, мистер Нанда, обычные потери». Пришлось подыскать ему замену, и у капитана Стиккелунда «обычные потери» прекратились. Разумеется, он делал капитану подарки. Так уж заведено в деловом мире: для того чтобы дела шли гладко, надо задабривать небольшими подношениями портовых служащих и таможенных досмотрщиков. Но, в отличие от других, капитан никогда не принимал этих подарков как должное. Честный — да, и без всякого высокомерия в отношениях с небелыми.
Спокойный человек, не очень общительный и не склонный говорить о себе даже под хмельком. Как-то в сочельник, много лет назад, он упомянул о жене и двоих детишках. Но тут же замкнулся в себе и напился до такого состояния, что не смог вернуться на корабль: он спал на берегу, в этом доме, единственный раз за время их долгого знакомства.
Одинокий человек, хлебнувший немало горя, человек, который провел большую часть жизни в открытом море и чей дом — скудно обставленная маленькая каюта на старом грузовом судне, которое ходит под флагом одной из новых стран, человек умеренного достатка и, по-видимому, умеренных потребностей. Прямой, справедливый человек. Выполнит ли этот человек твою просьбу? А если нет, сохранит ли он в тайне то, о чем ты просишь?
Как напряженно ни думал Старик Нанда, он не мог найти ответа на этот вопрос. Это был не тот случай, когда можно все хорошо обдумать. Его поверхностное знакомство с этим человеком не позволяло сказать с уверенностью: он поступит именно так, а не иначе.
— Это можно выяснить лишь одним путем, — прошептал Старик Нанда, подавляя страх.
Он посмотрел на будильник, решил, что еще слишком рано для разговора с капитаном, снова забрался под одеяло и стал размышлять, какой подход безопаснее и имеет больше Всего шансов на успех. Но, в сущности, не могло быть безопасного подхода.
Чтобы как-нибудь убить время, капитан Стиккелунд заполнял вахтенный журнал. Утро в порту всегда нагоняет скуку — особенно в этом порту, где у него не было друзей и где он даже не хотел их заводить; поэтому он спешил обернуться с делами. Вчера кончили разгрузку корабля. Сегодня утром погрузят уголь, запасы продовольствия и воды, а также немного фруктов и сахара, после чего корабль выйдет из порта и возьмет курс на Суэцкий канал. Так что до захода солнца они уже покинут этот вонючий порт, где даже воды океана замутнены мерзкой грязью.
В дверь каюты просунулась голова помощника.
— Наш главный фрахтователь, сэр, — доложил он.
— Уже на борту?
— Только что подъехал на машине.
— Но ведь, кажется, все в порядке. Он был в прекрасном настроении, когда я ужинал с ним вчера вечером… Ну ладно…
Схватив фуражку, капитан поспешил навстречу Старику Нанде. Он знал (то же самое говорили и его хозяева), что, если бы не перевозка грузов Нанды, судам компании, курсирующим по маршруту Азия — Африка — Европа, не удалось бы конкурировать с новыми быстроходными дизельными судами. И поскольку этот маршрут был важен для него лично, как ничто другое, он поддерживал знакомство со Стариком Нандой — сперва только в интересах дела, но затем и потому, что каким-то непостижимым образом проникся симпатией к этому человеку, хотя и не питал ничего, кроме презрения, к его жизненным правилам.
