Заботливость связана с другим аспектом любви — ответственностью. Сегодня под ответственностью понимают исполнение долга, чего-то такого, что предложено, навязано или внушено человеку извне. По существу, однако, ответственность есть добровольное состояние души. Ответственность — это моя готовность откликнуться на нужду и запросы другого существа. Быть ответственным — испытывать готовность ответить. Иона не ощущал ответственности перед жителями Ниневии, и, подобно Каину, вполне мог сказать: «Разве я сторож брату моему?» Любящий же ответствует. Жизнь брата есть для него дело не одного только брата…
Ответственность выражается во властолюбии, если она не сопряж-на с уважением. Уважение — это не то же, что страх или благоговение; оно предполагает способность воспринимать человека каков он есть. В свою очередь, невозможно уважать человека без того, чтобы его знать.
Существует несколько типов знания. Знание как любовь является таким знанием, которое рождается, когда я обретаю способность возвыситься над своими интересами, над заботами о самом себе и взглянуть на другое человеческое существо с точки зрения его собственных представлений.
Знание, однако, соотносится с любовью и более существенно. Потребность слияния с другим человеком во имя преодоления собственной отчужденности имеет непосредственное отношение к извечному стремлению познать «тайну человека». Существует некий удручающий способ постижения этой «тайны»: наша абсолютная власть над человеком. В своем крайнем выражении этот способ постижения человеческой «тайны» оборачивается садизмом, желанием и возможностью причинить страдание живому существу, пытать его и в жестоких муках вырывать у него эту «тайну».
Именно в этом стремлении к постижению человеческой «тайны», не только чужой, но и нашей собственной, заключается причина людского жесткосердия и вкуса к разрушению. Очень лаконично выражено это в одном из рассказов Исаака Бабеля, точнее, в словах одного из его героев, красного офицера, решившего казнить своего бывшего барина: «Я стрелять в него не стал… Я час его топтал или более часу, и за это время я жизнь сполна узнал. Стрельбой — я так выскажу, — от человека только отделаться можно, стрельба — это ему помилование, а себе гнусная легкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не щажу, я, бывает, врага час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас есть…» К этому способу познания довольно часто и откровенно прибегают дети. Ребенок, как правило, стремится разобрать любую вещь на отдельные части, даже ломает ее, лишь бы только понять как она сделана; он пытается даже разобрать на части животное, если может… Жестокость обусловлена чем-то более глубинным, чем это порою кажется; она обусловлена раскрыть тайну отдельной вещи мироздания и всей нашей жизни.
Другим способом проникновения в «тайну» является любовь. Любовь — это деятельное постижение иного существа, такое познание, при котором жажда познания человека утоляется слиянием с ним. В этом процессе слияния я познаю тебя, себя, каждого. Садизм вызван желанием выведать тайну, но тем не менее он оставляет ее нераскрытой. Я разделываю существо на части, вырываю у него один орган за другим, и все-таки единственное, что мне удается с ним сделать, — разрушить его и погубить. Что же касается любви, она представляет собой тот единственный способ познания, который, благодаря самому слиянию с человеческим существом, отвечает моим истинным потребностям. В любви, в самоотдаче я открываю и нахожу себя, а вместе с собой — другую личность. Я познаю человека.
До сих пор я рассуждал о любви как о преодолении одиночества и стремлении к единению. Однако над всеобъемлющей потребностью к единению возвышается более специфическая, биологическая, ее разновидность: стремление к взаимосмешению и слиянию мужского и женского начал. Свое наиболее рельефное выражение эта идея нашла в том мифологическом предании, что мужчина и женщина были первоначально единым существом, и что сразу же после их рассечения каждый мужчина бродит в поисках утерянной женской половины своего существа, дабы снова слиться с ней и обрести начальную цельность. Смысл мифа очевиден. Поляризация полов подталкивает каждого человека искать единения с противоположным полом. В то же время эта полярность мужского и женского начал представлена в каждом отдельном мужчине и в каждой отдельной женщине. Аналогично тому как физиологически мужчина и женщина располагают гормонами противоположного пола, они двуполы и в отношении психологическом. Эта полярность есть по существу основа, на которой зиждится всякое творчество, всякое созидание.
Объекты любви
Любовь есть прежде всего не отношение к другому человеку, но наша собственная настроенность, — такая, которая определяет наше отношение не к конкретному «объекту» любви, но ко всему мирозданию в целом. Если, скажем, тот или иной человек любит лишь кого-нибудь одного, но полностью безразличен к остальным своим друзьям, его любовь — не любовь, но всего лишь привязанность, своеобразный эгоизм. В представлении большинства рождение любви обусловлено конкретным объектом, но не определенным личностным даром. Больше того, сплошь и рядом считают, что лучшим подтверждением силы этого чувства служит безразличие ко всем и ко всему за исключением «предмета любви».
Великое заблуждение! Человек, не сознающий того, что любовь есть всеобъемлющая духовная активность, уверен, будто единственное, чего следует доискиваться, — безошибочного объекта любви: все остальное, дескать, придет потом само собой. Он напоминает чудака, который, решив стать художником, приступает не к изучению искусства рисования, но к поискам достойного объекта, не сомневаясь в том, будто удачно выбранный объект приведет его к совершенству в рисовании. Если я истинно люблю кого-нибудь, я люблю не только его, я люблю весь мир, я люблю жизнь. Если я вправе сказать кому-нибудь: «Я люблю тебя», я должен быть готов сказать ему и другое: «Я люблю в тебе каждого человека, я люблю через тебя весь наш мир, я люблю в тебе также и себя».
В зависимости от объекта любви существуют, тем не менее, разные ее типы. Фундаментальной разновидностью этого чувства, вбирающей в себя все известные типы любви, является любовь братская. Под этой любовью я подразумеваю чувство ответственности перед любым иным человеком, заботливость и уважение к нему, стремление узнать его и понять, желание продлить его земное бытие. Братская любовь — это любовь, которую и имеет в виду Библия, завещая каждому любить ближнего как самого себя.
Материнская любовь есть безоговорочная деятельность, которая имеет целью утвердить существование младенца и удовлетворить его запросы. Дело, однако, в том, что забота по утверждению самой жизни ребенка может быть осмыслена двояко. Во-первых, она может быть понята как готовность делать все необходимое для развития ребенка. Но она может быть истолкована и шире. Материнская любовь — это особое отношение, внушающее младенцу чувство любви к самой жизни, к самому своему бытию, это отношение, сообщающее младенцу ощущение того, что хорошо быть живым. Сущность этих обоих типов материнской любви раскрывается в библейском повествовании о сотворении жизни. Бог сотворил мир и человека. Иными словами. Бог позаботился сперва всего лишь о самом существовании мира и человека. Но Бог не ограничился этим. Сотворив природу и человека в ней, Он в каждый день творения приговаривает: «Это хорошо!». Материнская любовь, понятая в этом втором, более высоком плане, заставляет младенца ощутить: это хорошо, что я был сотворен! Любовь внушает ему не только желание оставаться живым, но возбуждает в нем любовь к самой жизни.
Любовь к Богу столь же разнообразна, как и любовь к человеку; в любви этой столько же аспектов, сколько в любви к человеку, и характеризуется она фактически теми же отдельными чертами. Любовь человека к Богу невозможно отделить от его любви к родителям. Если, скажем, тот или иной человек не выламывается за намеченную кровью черту привязанности к собственной матери, клану, нации, если он остается по-детски зависимым от карающего и вознаграждающего отца или другого символа власти, то тем самым он выказывает максимально зрелую и совершенную любовь к Богу; религия этого человека восходит к той ранней форме религиозного отношения к миру, когда Бог переживался в качестве всепокровительствующей матери или карающе-вознаграждающего отца.
В нынешней религии мы встречаем все известные фазы ее исторического развития — от наиболее ранних и примитивных до наиболее изощренных и современных. Словом «Бог» определяют сегодня и племенного божка и Абсолютное Ничто. Аналогично этому каждый отдельный человек вынашивает в себе все известные формы представления о Боге, начиная с того образа Бога, который складывается в душе младенца. Весь вопрос заключается в том, до какого уровня постижения Бога этот отдельный человек поднимается.
