А Кожин-Морозов наощупь взял из фарфорового стаканчика корейскую сигарету, медленно прикурил, раскрыл «Алису» и тотчас изрёк:
— Дрянь!
— Полностью разделяю! — согнулся в японском поклоне доктор.
— Сигареты у вас дрянь, — уточнил Кожин-Морозов, от рукописи не отрываясь, наугад ломая чадящую сигарету о стол мимо пепельницы.
Судя по натиску — странички так и летели — Кожин-Морозов владел секретами скорочтения. Не прошло и четверти часа, как он схватил телефонную трубку и сообщил кому-то обрадованно:
— Дорофей Игнатьевич, это то, что нужно!
Одновременно в замке заворочался ключ, дверь распахнулась, и показалась Джу Ван, толкавшая впереди себя сумку на колёсиках.
— В этих стеклянных Каракумах, в этих гнусных, борющихся за звание продовольственных, магазинах, — запела с порога она, сумку футболя, и осеклась. Вольная дислокация Кожина-Морозова на лифчике и окурочек сигареты вне пепельницы подсказали опытной «этажерке» кое-что. «Интурист» чрезвычайно обостряет чутье и догадливость.
— Жена, — сделал спешное представление Кимоно Петрович, имён гостей не называя.
— Жена? — позволил себе усомниться Лощёный, на что Джу Ван искривила в неком недоумении губки и пожала непричастно песцами, сцепившимися на плечах в виде воротника:
— Жена? Это ему так кажется…
— Ка… ка… как!? — отказался ушам поверить доктор.
— Вот видите, товарищи! — заизвинялась как-то странно Джу Ван. — Он почти глухой и вдвое старше меня. Где же тут духовная общность? Я… я национальный кадр, и надо было выдраться как-то из Кзыл-Орды. Там нет учебников и злые родители. Поэтому я…
— Товарищ Безухов приносит пользу! — снисходительно, с пониманием причин красноречия, окоротил паникёршу Кожин-Морозов.
«Да что ж такое!? Он будто о насекомом обо мне говорит! — не к месту осерчал доктор. — Но Джу Ван какова?! Каков кадр национальный?».
А та изменчиво, простодушно — «Интурист» всё-таки школа, граждане, высшая школа!! — заговорила вдруг:
— И за это (за насекомость, негодница!) я полюбила его, привязалась, нашла качества прекрасного мужа, семьянина и…
Но ушибленный вероломством доктор уже раскипятился внутри и только фыркал на замечательные слова, как изготовившийся к действию гейзер.
— И Джуванешева приносит пользу, — остудительно произнес Лощёный, монеткой играя. — Знает, почём «фунт» лиха! — и очки резко скинул, чем поверг в окончательное смятение Джу Ван, выдернул из неё смущённое:
— До… добрый вечер… здравствуйте.
«Ещё одна приятная новость!» — обомлел Кимоно Петрович, без удовольствия замечая, как похорошела в каком-то трепете его Джу Ван. А Кожин-Морозов испросил у Лощёного что-то одним глазом и уставился на Джу Ван совершенно бесцеремонно, ухмыльчиво.
Как ни обидно, Кимоно Петрович почувствовал себя в своей же квартире лишним. И раздавшийся телефонный звонок оказался весьма кстати:
— Квартира Безухова! — подчёркнуто произнёс он, сорвавши трубку. — Слушаю вас. Как вы сказали? — и, побледневши, мембрану ладошкой закляпил, пролепетал гостям: — Это… это то, что нужно…
В секунду, в неуловимый момент трубка перенеслась из безвольной руки доктора прямо к Лощёному.
— Вы не могли бы погромче? У меня телефон барахлит, — проговорил он точь-в-точь голосом Кимоно Петровича.
«Да он не просто фокусник, он пародист!» — изумился наново доктор. А притвора, подмигивая по ходу беззвучному Кожину-Морозову, завёл с абонентом игру в «да-да», «понимаю», «очень приятно».
Разговор почудился Кимоно Петровичу до не могу долгим, как это, впрочем, всегда кажется, когда у будки мнёшься, досадливо ждешь.
— Даже не знаю, как вас благодарить, — певучим голосом подошёл к финишу ловкий Лощеный. — Конечно же я в нетерпении… Ну, хорошо, пусть завтра. Вы уж снизойдите приехать к больному… Да, сердце, знаете, зашалило от радости. Соблаговолите пораньше, часикам к девяти… Договорились? О, вы не пожалеете!… Нет, нет, вы заслужили! Поверьте, за нами не пропадёт… Жду! До скорого…
И, чмокнув как-то неестественно (мафиозно) трубочку, осторожно на рычаг положил.
— Неужели? — осведомился нетерпеливо Кожин-Морозов.
— И сам бежит, — самодовольно подтвердил Лощёный и обернулся к Кимоно Петровичу. — Как выглядит тот, кто рукопись притащил?
«А то вы не знаете»! — отозвался на провокацию Кимоно Петрович, вконец запутавшийся в этой сложной игре: — Их… их двое было. Один рыж… красноватый блондин, не слишком высокий, но очень приятный, подтяну…
— Не валяйте дурака, это не наш, — окоротил ложь Кожин-Морозов.
— А второй, — поборов комок в горле, продолжил доктор, — второй неприятный — запущенный, с испитым лицом и желанием подраться.
— Ну, таких у нас каждый пятый, — усмехнулся Лощёный. — Я про особые приметы спрашиваю. Они себя хоть называли как-то?
Кимоно Петрович развел руками, а Джу Ван едва заметным кивком беспомощность доктора подтвердила.
— Приготовьте нам кофейку! — услал Джу Ван на кухню Кожин-Морозов, а Лощёный после тягучей паузы осведомился:
— А Попупс… Что означает Попупс?
— Кра… краденый труд, — похорошел, вспыхнув, доктор.
— Угу, — сказал Кожин-Морозов.
— Да не угу, а у меня украли, — обидчиво уточнил Кимоно Петрович.
— При каких обстоятельствах? — потребовал Кожин-Морозов.
— Отдал машинистке, а она умерла…
Гости переглянулись. Плохо переглянулись.
— Своей смертью или как? — вкрадчиво осведомился Лощёный.
— Говорят, отравилась, — безразлично, чтобы малейшие подозрения отвести, произнёс доктор.
— Говорят? — приподнял бровь Кожин-Морозов. — Говорят, что кур доят.
— Дело Аптекмана, том второй, — задумчиво отозвался Лощёный.
Доктор окончательно приуныл: «При чём тут куры? Какой Аптекман!?».
— Так же нельзя, товарищи! — заныл он жалобно. — Тут явно недоразумение, путаница.
— Распутаем! — заверил небрежно Лощёный. — Ступайте на кухню, помогите вашей жене.
«Что значит — вашей? что за уступочки?!» — болезненно искривился доктор, косясь на Лощёного и медленно поднимаясь. Коридор он пересёк так же замедленно, но в кухню уже не вошёл, а влетел и предстал перед Джу Ван со скрещёнными на груди руками и задранным неестественно подбородком, будто взял гневливую позу из «Маскарада».
— Мадам, если я не ослышался, вам учебников в Кзыл-Орде не хватало? — прошипел он вполголоса.
— Кимоноша, не будь дураком! — шёпотом укорила Джу Ван и дверь поплотнее прикрыла. — Я ж догадалась, что за «гости» у нас. Мне ли не знать!..
— Ну да, без учебников все науки прошла, — ожесточился ещё пуще доктор, припоминая ухмылку Лощёного, когда тот, монеткой играя, «фунт лиха» употребил. — С каких, простите, экзаменов, с каких зачётов у нас в доме иностранные зажигалки, часики, «Сони» и прочие «рисовые палочки»?
— А то не знаешь! — безмятежно упрекнула Джу Ван. — У фирмачей принято благодарить за услуги. Они даже лифтерам дают. А как? Чем? Порядочный иностранец наших денег не держит. Да, да, боится, что их отменят… По радио скажут — и всё!
— Не морочь голову! Они не слушают радио, — поймал, что называется, за рукав Кимоно Петрович. — Да и с чего вдруг отменят?
— Здрасте! В них же золота — ни пылинки, — сызнова показала учёность Джу Ван. — Они обеспечены горькой водкой, а с алкоголем пошла борьба на государственном уровне.
— Но это же на словах! — буркнул сгоряча доктор.
— А они, думаешь, такие тонкости понимают? — возразила Джу Ван. — Они же верят государству как дети.
— И как дети швыряются золотом? — зло и хитро сощурился Кимоно Петрович. — Не в силах молочным зубиком монеточку испытать?
Джу Ван зарделась, задвигалась беспокойно по кухне, прикрыла двери спиной:
— Умоляю тебя, это находка, — еле слышно произнесла она. — Денежка под ковриком оказалась… закатилась, наверно…
— В пылу борьбы? — резко осведомился доктор. — Или в момент согласия? — и дверцу холодильника отстегнул, открыл взору бутылки с ненашенскими наклейками. — А это как сюда «закатилось», когда на пробках цена в долларах?
— И это всё? — ожесточилась Джу Ван. — Других спохватушек нету?
— И ещё мне хотелось бы знать, почему тебя за валюту, как всех советских людей, не арестовывают?
— А-а, так вам именно этого хочется, Кимоно Петрович? — перешла в обложное наступление Джу Ван.
— Не уклоняйтесь от темы! — притопнул ногой Кимоно Петрович, теряя гэтину. — Воображаю, какие «услуги» ты иностранцам оказываешь.
— Не фантазируйте, Кимоно Петрович! — с претензией на надменность сказала Джу Ван. — За нами следят, глаз не спускают, и…
— И поощряют приносить «пользу», — злорадно подхватил доктор. — Думаешь, мне непонятно, как «услуги» на «пользу» меняют? А какими погаными глазками на тебя Лощёный глядел? «Здрасте, медам “Интурист”, здрасте, медам дежурная гейша… давно не виделись!».
